Интересное тут

Дарья с трудом опустилась на диван, осторожно придерживая округлившийся живот. Семь месяцев беременности давались всё тяжелее. Она прикрыла глаза, пытаясь раствориться в блаженной тишине квартиры.

День выдался изнурительным. С шести утра она стояла в очередях поли клиники: сначала к тера певту, потом на У З И, затем анализы… К обеду спина ныла, а ноги гудели и отекали в тесных туфлях.

«Хоть полчаса тишины», — подумала Дарья, массируя поясницу. Небольшая двушка в спальном районе Казани казалась ей сейчас тихой гаванью.

Звук поворачивающегося в замке ключа нарушил идиллию. В прихожей раздался грохот брошенной на пол сумки и торопливые шаги.

— Дашка! — радостно воскликнул Игорь, появляясь в дверном проёме. Его глаза блестели от возбуждения. — Представляешь, Лёха с семьёй в городе! Я их на ужин позвал!

Дарья ощутила, как внутри что-то оборвалось. Усталость, которая до этого была просто физическим состоянием, вдруг превратилась в удушающее одеяло.

— Игорь… Я не могу. Я даже обед не готовила сегодня, — тихо произнесла она. — Ерунда! — отмахнулся муж. — Много и не надо! Приготовишь пиццу, суп быстренько сваришь. Справишься! Он уже снимал пиджак, не замечая, как потухли глаза жены. Или не желал замечать.

Игорь скрылся в ванной, насвистывая какую-то мелодию. Шум воды заглушал все звуки, а Дарья так и осталась сидеть на диване, чувствуя, как внутри нарастает знакомое напряжение. Она медленно поднялась, придерживаясь за подлокотник, и поплелась на кухню.

Холодильник встретил её полупустыми полками — пакет молока, несколько яиц, увядший пучок укропа. На нижней полке одиноко ютилась пачка замороженного фарша. Дарья вздохнула, вспоминая, как пять лет назад, в первые месяцы брака, она с энтузиазмом готовила для семьи мужа воскресные обеды. Тогда ей казалось важным произвести впечатление, заслужить одобрение.

Свадебные фотографии до сих пор стояли на полке в гостиной — улыбающиеся лица, белое платье, счастливый Игорь. Рядом — фото с прошлогоднего дня рождения свекрови: огромный стол, заставленный блюдами, которые Дарья готовила два дня, и вся семья Игоря — шумная, громкая, с бесконечными тостами и песнями до утра.

— Ты чего там застряла? — голос мужа вернул её в реальность. Игорь стоял в дверях кухни, вытирая волосы полотенцем. — Лёха сказал, они будут через час. Успеешь? — Игорь, я правда очень устала, — Дарья прислонилась к холодильнику. — Может, перенесём? На выходные? — Как перенесём? — он нахмурился. — Они проездом, завтра уже в Уфу едут. Слушай, ну они же наша семья! Что за церемонии? Это «они же семья» Дарья слышала уже пять лет. Когда брат Игоря с женой и детьми заваливались без предупреждения. Когда после их визитов приходилось отмывать следы липких пальцев с мебели и собирать разбросанные игрушки. Когда свекровь критиковала её борщ или расстановку мебели.

— У меня дав ление скачет, — тихо сказала Дарья. — Врач сегодня сказал ограничить нагрузку.

— Да ладно тебе! — Игорь подошёл и легонько щёлкнул её по носу. — Ты же у меня ответственная, всё успеваешь. Сделай свой фирменный суп, пиццу. Продукты я заказал. Через 5 минут должны доставить.

Он чмокнул её в щёку и вышел, не заметив, как изменилась в лице жена. Дарья медленно достала кастрюлю. В висках стучало, а ноги, казалось, налились свинцом. Ночные судороги измучили её, но Игорь, крепко спавший рядом, этого не замечал.

«Они же семья», — эхом отдавалось в голове, пока она наливала воду в кастрюлю.

Суп на плите булькал уже полчаса. Кухня наполнилась густым ароматом овощей и специй, от которого Дашу слегка подташнивало. На столе походило тесто для пиццы — Игорь настоял, что детям нужно что-то «повкуснее супа». В раковине громоздилась гора посуды от готовки. Перед глазами плыли круги, а в голове стучало, отсчитывая минуты до прихода гостей.

Дарья попыталась наклониться, чтобы достать противень из нижнего шкафчика, но резкая боль в пояснице заставила её выпрямиться. Она прислонилась к холодильнику, пережидая приступ. Ребёнок внутри беспокойно зашевелился, словно чувствуя мамино состояние.

— Тише, маленький, — прошептала она, поглаживая живот. — Скоро отдохнём.

Дарья зашла в ванную, включила свет и посмотрела на своё отражение. Лицо опухшее, под глазами тёмные круги, кожа бледная.

— Господи, что со мной? — прошептала она, оперевшись на край раковины.

Вода капала из крана, отсчитывая секунды. Где-то в комнате звонил телефон — наверное, Лёха.

— Это неправильно, — произнесла Дарья вслух. — Я больше не могу так. Меня никто не спрашивает. Меня не слышат.

Она погладила живот, ощущая толчки ребёнка.

— Ты не будешь так жить, — пообещала она. — Ни ты, ни я. Больше — нет.

Звонок в дверь раздался в 19:15. Дарья всё еще стояла в ванной. Она слышала, как Игорь поспешил открывать, а за дверью сразу же послышались громкие, оживлённые голоса.

— Лёха! Вика! Заходите-заходите!

Детские голоса наполнили прихожую звонким эхом. Дарья слышала, как топают маленькие ноги, как шуршат пакеты и стучат двери шкафов.

— А где Дашка? — раздался хриплый голос брата. — Сейчас выйдет! — уверенно ответил Игорь. — Дарья, ты где? Гости пришли! Вместо того чтобы выйти, Дарья тихо проскользнула в спальню и закрыла дверь. Комната встретила её прохладным сумраком. Она опустилась на кровать, обняла подушку и прижала её к груди, словно щит.

В гостиной нарастал шум. Звон бокалов, детский визг, громкий смех. Сквозь тонкую стену она слышала, как опрокинули что-то жидкое, как мальчишка в коридоре открывает шкаф, и оттуда с грохотом вываливается обувь.

— Васенька, не трогай чужие вещи! — без особого энтузиазма произнёс женский голос, который тут же сменился смехом над какой-то шуткой.

Дверь в спальню распахнулась без стука. На пороге стоял Игорь — раскрасневшийся, с бутылкой вина в руке.

— Дарья, ты где вообще? — его тон был сердитым. — Все уже за столом! Суп остывает!

— Я не выйду, — тихо ответила она, не поднимая глаз.

— Что значит не выйдешь? — он понизил голос, но в нём явственно слышалось раздражение. — Дарья, выйди, пожалуйста, они же не на долго!

Хлопнув дверью, он вышел, не дождавшись ответа.

Через стену она услышала новый голос — резкий, женский, с интонациями, которые Дарья узнала бы из тысячи.

— А куда твоя жена подевалась? — это была свекровь. — Мы что, не достойны её присутствия? — Мама? Ты тоже приехала? — в голосе Игоря звучало удивление. — Конечно! Я же соскучилась! — ответила та. — Так где Дарья? Что это за хозяйка такая? Ни привета, ни заботы. Вечно с таким лицом, будто все ей что-то должны. Эти слова ударили Дарью, словно пощёчина. Она медленно села на кровати. Внутри поднималась волна — не гнева даже, а какой-то ясной решимости. Как будто что-то, долго спавшее внутри неё, наконец проснулось.

Она встала, поправила волосы и вышла из спальни.

В гостиной все замолчали. Шесть пар глаз уставились на неё — Игорь, его брат с женой, двое детей и свекровь — удивлённые, осуждающие, любопытные.

— Я сегодня не хозяйка, — произнесла тихо, но отчётливо. — Я женщина на седьмом месяце. И я не собираюсь вас развлекать, когда сама еле стою на ногах.

Дарья сделала паузу и обвела всех взглядом.

— Я всё сказала, — она повернулась, чтобы уйти, но остановилась. — Еда на столе. Приятного аппетита.

Тишина в комнате стала абсолютной. Даже дети притихли, чувствуя напряжение. Свекровь первая нарушила молчание:

— Ну и манеры! В наше время…

Но Игорь внезапно поднял руку, останавливая мать. Он смотрел на Дарью так, словно впервые её видел. Он медленно поднялся из-за стола и подошёл к жене.

— Даш, ты… — он осторожно положил руку ей на плечо.

Дарья вздрогнула и отстранилась, как от удара. Не говоря ни слова, она развернулась и ушла в спальню, прикрыв за собой дверь. Через полчаса в прихожей зашуршали куртки, защёлкали замки детских ботинок. Игорь что-то негромко говорил брату. Свекровь вздыхала. Хлопнула входная дверь.

Дарья лежала на кровати, глядя в потолок. Она чувствовала усталость, и в то же время облегчение.

Часы на прикроватной тумбочке показывали начало одиннадцатого, когда дверь спальни тихо скрипнула. Дарья не спала, просто лежала, закрыв глаза. Игорь тихо вошёл, постоял у порога, затем медленно приблизился к кровати.

Матрас прогнулся под его весом, когда он сел на край. От него пахло кофе и сигаретами — значит, курил на балконе, хотя бросил три года назад.

— Даш, — его голос звучал непривычно тихо. — Ты не спишь? — Нет. — Что с тобой происходит? — спросил он. — Ты… ты никогда так себя не вела. — А нужно было! — Дарья повернулась, посмотрев на мужа. — Может, стоило вести себя так с самого начала? Игорь выглядел растерянным. Он провёл рукой по волосам и смущённо улыбнулся:

— Ну, они же семья. Разве не нормально собираться и…

— Нет, — она покачала головой. — Не нормально превращать одного человека в обслуживающий персонал. Не нормально не спрашивать моего мнения. Не нормально делать вид, что не замечаешь, как мне тяжело.

— Я замечаю! — возразил он.

— Правда? — Дарья медленно села в постели. — Когда ты в последний раз спрашивал, как я себя чувствую? Когда интересовался, что сказал врач? Когда помогал с уборкой или готовкой?

Игорь будто собирался что-то сказать, но так и не смог подобрать слов.

— Прости, — тихо произнёс он, глядя в пол. — Я вёл себя безобразно. Ты — моя жена. Мать моего ребёнка. Мне стыдно.

Он помолчал, затем продолжил:

— Знаешь, я ведь с детства такое видел. Мама всегда всё тянула — готовила, убирала, работала, никогда не жаловалась. Папа приводил друзей без предупреждения, и она просто накрывала на стол. Я привык… Я думал, так и должно быть.

Дарья слушала, не перебивая. Его слова отдавались в ней странной смесью горечи и надежды. Ведь они оба оказались заложниками чужих сценариев.

— Я больше не хочу так жить, Игорь, — наконец сказала она. — Я устала быть фоном для вашей дружной семьи. Я — не слуга. Я — человек. — Я знаю. Я всё исправлю, обещаю… — произнес Игорь, глядя ей в глаза. — Хватит слов, — отрезала Дарья. — Покажи это поступками. Он кивнул, и в этом кивке было больше понимания, чем во всех его предыдущих извинениях.

Три месяца спустя…

Осеннее солнце мягко освещало балкон. Дарья сидела в плетёном кресле, держа на руках спящего новорождённого сына. Малыш причмокивал во сне, иногда морща маленький нос, что каждый раз вызывало у Дарьи улыбку.

Из кухни доносилось негромкое позвякивание посуды — Игорь готовил ужин. После работы он заехал в магазин, купил продукты и теперь колдовал над плитой, строго запретив Дарье вмешиваться.

Две недели назад, когда они привезли сына из роддома, Игорь взял отпуск на работе. Три дня он ходил за Дарьей по пятам, узнавая все тонкости ухода за малышом. Научился менять подгузники, купать малыша в детской ванночке, правильно держать головку.

Звонок в дверь прервал её размышления. Дарья прислушалась.

— Мам? Ты чего без предупреждения? — голос Игоря звучал удивлённо.

— А что, теперь к сыну надо записываться на приём? — раздался знакомый голос свекрови. — Я внука приехала посмотреть.

— Внук спит. И Дарья отдыхает.

— Ну я тихонько! Дашенька! — голос свекрови стал громче, и Дарья невольно прижала ребёнка ближе к себе.

— Нет, мам, — голос Игоря стал твёрже. — Нет. Сегодня Дарья отдыхает. У нас с ней свои правила. Пожалуйста, звони заранее. Мы всегда тебе рады, но по договорённости.

Наступила пауза. Дарья затаила дыхание.

— Это она тебя так настроила? — в голосе свекрови зазвучали обиженные нотки.

— Это я сам решил уважать свою семью, — спокойно ответил Игорь. — Дарья никого никогда не настраивает против. Она просто хочет, чтобы с ней считались. И я с ней согласен.

Вскоре Даша услышала, как хлопнула входная дверь. Свекровь ушла.

Когда малыш проснулся и требовательно захныкал, Игорь вышел к Даше с бутылочкой подогретой молочной смеси.

— Всё в порядке? — спросил он. — Знаешь, — задумчиво ответила Дарья, принимая бутылочку, — иногда кажется, что слышать друг друга — самое сложное в мире. А иногда — что нет ничего проще. Игорь присел рядом, глядя, как их сын жадно пьёт молоко.

— Теперь мы будем учиться этому вместе, — сказал он тихо. — Все мы.

Ухожу, помоги собрать чемоданы.
Муж сообщил Ларисе свою оглушительную новость в пятницу вечером. Всю неделю он ждал подходящего момента и решил, что последний рабочий день подойдёт как нельзя кстати.
К работе супруга в выходные дни Лариса стала уже даже привыкать. Денег, действительно, стало больше. Только… на банковской карточке. До супруги с детьми эти деньги почти не доходили. Муж копил. На что, не отвечал, только задумчиво улыбался. Лариса даже подумала, что муж хочет свозить всю семью в отпуск на море. Но вышло всё совсем иначе.
– Тут такое дело, – Константин вышел из ванной комнаты, прошёл на кухню и сел на стул. На столе уже стоял горячий ужин.
– Такое дело, Лариса, говорю.
– Говори, – жена села напротив и подпёрла рукой щёку.
– Ухожу я.
– Опять в выходные калымить будешь? – не поняла жена.
– Нет, от вас ухожу. Другая у меня.
Ларису словно ударило током.
“Дру-гая!” – и сразу сложился пазл. “Вот какая работа была, оказывается, и деньги уходили”.
– Ларис, ты мне вещи помоги собрать, ты же лучше знаешь, что там нужно взять, – доедая суп и подковыривая гуляш вилкой, сказал муж.
От такой наглости все слова у Ларисы потерялись. В голове сумбур. Так хотелось Ларисе двинуть мужа сковородой, что тяжелее. Сидит, ест, словно ничего не произошло. Всю совместную жизнь в командировки мужа собирала жена, укладывая его сумки или чемодан. Лариса хотела было возмутиться, но лицо своё терять не стала. Поднялась, на ватных ногах вышла из кухни.
– Ах, собрать…, – Лариса схватила самый большой чемодан, с которым они ездили на отдых, открыла его и замерла.
– Фу, какая мерзость, как грязь, – подумала она и начала складывать в этот чемодан всё то, от чего хотела всю жизнь избавиться: банки с шурупами, старые тапки мужа; какие-то его пакеты, которые он годами не мог разобрать; поломанный зонт, грязные резиновые сапоги, даже бельё собрала из корзины в ванной комнате (чистое даже трогать не стала, кое-что и сыновьям сгодиться – остальное на тряпки).
За десять минут Лариса прошлась по двухкомнатной квартире и сгребла всё, что раздражало, было ненужным и относилось к мужу. Собрала. “Грязь” едва поместилась в огромном чемодане.
Но супруга лихо утрамбовало содержимое, прижав всем весом, и застегнула замки.
Чуть взволнованная, растрёпанная она отошла в сторону и пропустила мужа к двери. Он довольный вкусным ужином, обулся, взял куртку и выпрямился.
– Ну, – начал было он.
– Детям не скажешь? – спросила жена.
Он смутился и тихо сказал:
– Лучше ты сама, чтобы стресса не было, не люблю прощаться, ты же знаешь, – супруг схватил неподъёмный чемодан, сказал “Ого” и вышел.
Лариса закрыла за ним дверь и только сейчас заплакала. Переполнявшие её эмоции хлынули из глаз. И так хорошо стало. Лариса подошла к зеркалу. На пыльном лице – две дорожки.
“Смыть грязь! С себя, с души!” – Лариса настраивала себя на позитив. – “И новая жизнь. Чистая, счастливая”.
P/S/ Муж потом несколько раз пытался вернуться. Сначала за чистыми вещами, потом хотел вернуться обратно в семью, но Лариса была непреклонная. Поменяла замки на двери на следующий день и сама подала на развод.
– Нет место грязи в семье. Дети должны в чистоте жить, – отшучивалась Лариса.

— А ты чего не предупредила, что приедете? — удивилась Ирина, отставляя сковороду с жареной рыбой в сторону.

Наталья остановилась в дверном проеме, ключи всё ещё зажаты в руке. Тёплый апрельский ветер, только что ласково треплющий её волосы, теперь неприятно толкал в спину. Внутри дачи, которую она представляла себе девственно пустой, пахло едой, детским шампунем и чужими вещами.

Двое мальчишек — племянники, шести и восьми лет — носились по гостиной, огибая недавно купленный диван. На кухонном столе разложены учебники, на полу — игрушечные машинки, а в цветочном горшке — фантики. Из спальни доносился мультик.

— Ты… здесь всё еще живёшь? — спросила Наталья, переводя взгляд с Ирины на детские рюкзаки у стены. — Ну а куда нам ещё? У нас же там плесень после затопления. Я думала, ты в курсе. Гриша сказал, что вы пока не ездите, — сказала Ирина с лёгким укором, будто Наталья вторглась без спроса. Наталья взглянула на дочку, которая с любопытством заглядывала в дом из-за её ноги. Сумки с продуктами на выходные, которые они планировали провести втроём, вдруг показались неуместными и тяжелыми. Она поставила их на пол и тихо повторила:

— Пока не ездим, значит…

Наталья стояла посреди кухни и пыталась осмыслить происходящее. Это была их дача. Их первая большая покупка, сделанная с маткапиталом и всеми сбережениями. Она досталась им по хорошей цене — старенькая, но крепкая, с участком в шесть соток, недалеко от реки.

— Представляешь, летом будем с Алиской на речку ходить, — мечтательно говорил Гриша, когда они впервые осматривали дом. — А по вечерам шашлыки… Наталья помнила, как светились его глаза. Она и сама загорелась — семейные выходные, свежий воздух для ребёнка, свой огородик.

Полгода назад, когда они подписали договор, Гриша предложил оформить дом на себя.

— Так с документами проще, с маткапиталом мороки много, — уверял он и даже не предложив Наталье вписаться хотя бы в долю. Тогда она не возражала — он же муж, какая разница?

Зато всё, что внутри — дело её рук. Наталья сама выбирала плитку для душевой, искала подрядчиков, договаривалась о доставке кухни, подбирала водонагреватель. Даже детский уголок — мягкий ковёр, игрушки, книжки — она обустроила, мечтая о спокойных выходных в кругу семьи.

Когда несколько недель назад Гриша невзначай обмолвился, что Ира, его сестра, «на недельку попросилась» — дом сушат после аварии с трубами, — Наталья не возмутилась. «На недельку» — звучало безобидно.

Но прошёл месяц. Потом второй. И никто не позвонил, не предупредил. Просто ключ под ковриком — и всё.

— Ир, а ты Грише сказала, что остаёшься надолго? — спросила Наталья, стараясь говорить спокойно. — Ну а что тут такого? Всё равно вы не ездите. Дом ведь не должен пустовать, правильно? — Ира пожала плечами и налила себе чай, как будто говорила с гостьей. Наталья отвернулась к окну. На их участке кто-то воткнул палки под помидоры. Тоже без разрешения.

— Она там уже мебель переставляет! — Наталья держала телефон перед собой, на экране — фото их спальни с двумя детскими кроватями и тумбочкой, которую они с Гришей покупали под заказ. — Гриша, она мне даже не написала. Просто сделала. Это нормально?

— Слушай, это же Ирина, — Гриша потянулся и зевнул. — Она всегда такая. Бурная деятельность — это её способ сказать «спасибо».

— Спасибо? — Наталья повысила голос, но тут же осеклась, вспомнив о спящей дочери. — Гриш, она ведет себя так, будто она у себя дома! А её собственный дом давно должны были просушить.

— У неё двое детей, — привычно отмахнулся Гриша. — Потерпим немного. Тебе что, жалко?

Наталья хотела ответить, что да, жалко. Жалко своих сил, вложенных в ремонт. Жалко денег, потраченных на мебель, которую теперь двигают как попало. Жалко мечты о своем уютном семейном гнездышке, которое теперь превратилось в филиал дома Ирины.

Но она промолчала, уже понимая, что слова бесполезны. В глубине души зрело чувство, которое она раньше никогда не испытывала к мужу — глухое раздражение, перерастающее в гнев.

Прошло почти два месяца с той самой субботы. За это время Ирина, как будто почувствовав молчаливое разрешение, обжилась основательно. Сначала были фото — «Мы тут переставили, стало удобнее». Потом — «Я клумбы перекопала, твои цветы не взошли, я свои посадила». Потом вообще перестала предупреждать. А на прошлой неделе Наталья случайно увидела в инстаграме золовки фотографии дачных посиделок с какими-то незнакомыми людьми на их веранде.

— Я на выходных на дачу заеду, — как-то сказала Наталья мужу. — Ты бы предупредила Иру, — буркнул он. — Вдруг у неё гости. Она смотрела на него в тишине. Он даже не заметил, как выдал главное: у неё гости. А у Натальи? Где её отдых, где её угол, где её личное пространство?

Даже дочка начала говорить: — Мам, а дача теперь тёти Иры?

После того разговора с Гришей прошла неделя. Наталья решила взять выходной в пятницу и съездить с Алисой на дачу. Гриша пообещал приехать к ним в субботу.

— Мама, а тетя Ира будет? — спросила Алиса, когда они въезжали в дачный поселок. Наталья стиснула руль. — Не знаю, солнышко. Может быть. Ирины на даче не оказалось, но следы ее присутствия были повсюду. В ванной — чужая косметика, баночки, щётки, пижама с розовыми мишками, аккуратно сложенная на стиральной машине. В шкафу вместо их пледов — сумка Ирины, аккуратно развешенные блузки.

Наталья постаралась не подавать виду перед дочерью, но внутри все клокотало. Они успели только пообедать и выйти в сад, как на участок въехала машина. Ирина, а с ней двое ее сыновей.

— О, вы тут, — без особой радости констатировала золовка. — А я думала, вы только завтра приедете. Вы надолго?

— Мы приехали на выходные. Это наша дача, Ира. Не твоя. И вещи ты свои могла бы не развешивать по шкафам, — голос Натальи дрожал, но был твёрдым.

— Слушай, у меня дети, а ты сама всё время в городе. Не мешай. Ты вообще кто, чтобы указывать?

Наталья побледнела. Что-то оборвалось внутри. Все накопленное за месяцы напряжение прорвалось наружу.

— Я — хозяйка дачи! — почти закричала Наталья. — Я её ремонтировала, платила за технику!

Ирина хмыкнула. — Но оформлено всё на Гришу. Так что… ты здесь никто.

У Натальи будто пол под ногами провалился. В этой фразе звучало столько презрения, такая уверенность в собственной правоте, что она не поверила своим ушам.

Всю дорогу домой Наталья вела машину молча. Дочка уснула на заднем сиденье, убаюканная монотонным шумом двигателя. В голове Натальи крутились слова Ирины: «Ты тут никто». Дом, в который она вложила душу, деньги и силы. А что в итоге? Она — гостья.

Вернувшись, она включила ноутбук и открыла юридический сайт. Понадобилось меньше часа, чтобы составить заявление на развод и раздел имущества, указав все вложения в дом и прикрепив чеки, фото, переписки с рабочими.

Утром, за завтраком, она спокойно положила распечатку перед мужем.

— Что это? — Григорий нахмурился.

— Заявление на развод и раздел имущества, — ответила Наталья, не повышая голоса. — — Включая дачу.

— Ты серьёзно? — он уставился на неё, будто увидел впервые.

— Более чем, — коротко сказала она, глядя ему в глаза. — Мне надоело жить как приживалка на собственной даче. Или ты решаешь вопрос с сестрой, или я подаю на развод и раздел всего, что мы нажили вместе.

— Из-за какой-то дачи ты готова разрушить семью? — произнес он.

— Не из-за дачи. — Её голос оставался спокойным. — Из-за того, что я для тебя и твоей семьи — никто.

Прошло две недели. Наталья не напоминала, не требовала, не устраивала сцен. Просто ждала, спокойно, с уверенностью человека, у которого есть план — и сила довести его до конца.

В пятницу вечером, когда они с Гришей приехали на дачу, ворота уже были распахнуты. На крыльце стояли чемоданы, два детских рюкзака, какие-то коробки. Ирина с пасмурным лицом помогала сыну застегнуть куртку.

— Мы выезжаем, — бросила она коротко. — Не переживай. Местечко в съёмной нашли, хоть и без удобств. Гриша молчал, глядя куда-то в сторону. Наталья подошла к калитке и протянула руку:

— Ключи.

Ирина положила ключи Наталье в ладонь. Наталья не сказала ни слова — просто сунула их в карман и тут же вынула из сумки новый навесной замок. Прямо на крыльце сняла старый, повесила новый, проверила защёлку. Ключ убрала в связку к остальным — теперь доступ был только у неё и у Григория.

На следующее утро, пока муж чинил кран на кухне, Наталья прикрутила к калитке металлическую табличку: «Семья Ивановых». Просто, ясно, без намёков. Чуть позже, уже в городе, она заказала установку системы видеозвонка с удалённым управлением. Теперь, если кто-то вдруг решит прийти «без звонка», она узнает об этом первой.

Когда Ирина через несколько дней написала: «Может, пока у вас поживём? У нас с арендой не всё гладко…», Наталья ответила спокойно и коротко:

— Дача — не приют. Пусть государство помогает.

Телефон замолчал. А воздух в доме, наконец, стал по-настоящему свободным.

Август выдался необычайно теплым. Лето подходило к концу — щедрое на солнце, лёгкий ветер и своё, заслуженное спокойствие.

На веранде Наталья накрывала стол. На гриле жарились шампиньоны, дочка бегала босиком по траве, а Гриша крутил шампуры, подкидывая веточку розмарина.

— Мама, а ты сама это всё посадила? — спросила дочка, указывая на петунии вдоль дорожки. — Да, своими руками, — улыбнулась Наталья, вытирая руки о фартук. — Помнишь, как мы с тобой рассаду выбирали? Они сделали пару снимков — Наталья в шляпе, с лейкой в руках, дочка с букетом в охапке, а сзади — их дача, где всё на своих местах.

Сейчас это была её дача. Это была её территория. Не «вписка» для родни, не проходной двор. А место, где она наконец-то чувствовала себя хозяйкой.

И теперь никто не войдёт в этот дом без её разрешения.

А Ирина… Ирина тем летом наконец взялась за свой дом. Постепенно очистила стены от плесени, вызвала мастеров, заменила старые трубы. Гриша пару раз съездил, помог с инструментами, но недолго. Пару раз Ирина звонила — Наталья знала, но не вмешивалась.

Однажды, будучи на природе, я наблюдал удивительное зрелище:
проснувшись рано утром, вижу, что в мой пятилитровый прозрачный бачок с водой попало несколько десятков муравьёв. Сначала они барахтались врозь, но потом постепенно начали собираться в кучку. Увидев, что муравьи взбираются друг на друга и, как мне показалось, топят своих же, чтобы выжить, – я отказался от мысли им помочь. Каково же было моё удивление, когда через два часа увидел муравьёв живыми. Они создали маленький плавающий живой островок, расположившись друг на друге в виде пирамиды. Меня заинтересовала живучесть этих насекомых, и я стал наблюдать за ними. Те, что были внизу, конечно же, находились в воде, но до определённого времени. Их добровольно сменяли муравьи с верхнего ряда. Они спускались в воду и только после этого, уставшие держать своих сородичей, насекомые вылезали на этот живой островок для отдыха, чтобы потом вновь сменить своих друзей. Причём ни один из них не пытался быстрее подняться на верх, наоборот, спешили спуститься в воду, туда, где было труднее всего.
Я был поражён их героическим самопожертвованием и взаимовыручкой и потому решил быстрее им помочь. Мне удалось найти ложку, которая легко входила в горлышко сосуда. Когда муравьи увидели спасение, они организованно по одному вылезли на сушу, но один, всё-таки обессиленный, не смог зацепиться за край ложки и остался барахтаться в воде. Заметив это, последний муравей, замыкающий колонну, вернулся обратно.
Я как будто слышал, что он зовёт его и умоляет: “Держись, брат, я тебя не брошу!”. Понимая, что с “берега” не дотянуться, муравей стал спускаться в воду, но тут я не мог больше смотреть на эту щемящую сердце картину и подвинул ложку поближе. Тогда он легко дотянулся до своего собрата и вытащил его. Таким образом, эта живая плавающая пирамида выжила благодаря взаимопомощи. Весь процесс наблюдения вызвал у меня массу разнообразных чувств.. Сначала было осуждение, когда я подумал, что муравьи топят друг друга. Затем удивление, что они остались живы после долгого плавания в воде.
Потом было просто интересно наблюдать за ними, но, увидел чётко отлаженную систему самоспасения, я пришёл в восторг. Каждое насекомое знало, что ему нужно делать. И, конечно, я сожалел, что с самого начала не помог муравьям. Они своим поведением заставили меня устыдиться.
И последнее чувство, которое я пережил в это время, — великая досада. Непрерывным потоком ко мне шли мысли о людском — равнодушии, разногласии и недоброжелательности и т.д. Хотелось закричать на весь мир: — «Люди! Если вы не знаете, как надо жить, научитесь хотя бы у муравьёв».
Неужели мы глупее насекомых?! Нет толку от людских молитв, если они не подкрепляются делами. Давайте будем как муравьи… помните, в единстве — сила!
Сергей Хибар, «Научись у муравья»

У него две жены было
Но любил всегда только одну.
Сначала Рита, роскошная женщина, большие бедра, крупная бижутерия. Рита очень ценила себя, возможно, даже слишком. Но кто я такая, чтобы судить.
Она протягивала губы дудкой и говорила, что хочет «Бентли». Точнее: Бээээнтли. А денег было лишь на «Ладу», и то его мать пол суммы добавляла. Подарок на свадьбу.
Но как он мог посадить в «Ладу» любимую женщину, которая мечтает о «Бентли»? Он взял у мамы, взял кредит, занял по друзьям и купил «Санта Фе». Огромная, черная, хотя и не «Бентли».
Рита была недовольна, но приняла с достоинством. «Как муж ты не фонтан, видит Бог… в богатстве и бедности.» Ему было дико стыдно – не смог, не оправдал. И он мечтал ей угодить. Когда понял, что с кредитом не справляется, открыл свой первый мебельный. Рита дизайнером хотела быть, правда, не доучилась, но «когда ей? на ней весь дом».
Хотя ее длинные ногти со стразами говорили об обратном. Но он не разбирался в ногтях.
Он корячился на трех работах, тащил все в дом, старался и разочаровывал, опять старался, снова мимо.
Короче, лет через пять она его бросила. Хотя к тому времени у него уже было три магазина. Она заслуживала лучшего и мечтала о большем. А что он хотел? сам виноват: вроде старался, но в итоге лишь обрезал крылья ее фантазиям. А кому нужны кастрированные мечты? Она выставила его за дверь.
Вторая жена Марина. Красивая, тонкая – порода и достоинство.
Прекрасная хозяйка, такая из просроченного кефира три блюда сделает и накормит полк его друзей до отвала. Очень мужа жалела, какой-то потрепанный он ей достался, худая шейка с кадыком из воротника торчит, рубашка на размер больше, глаза затравленные. Откормила его, отлюбила.
Она экономно хозяйство вела, не крохоборничала, но и не выпендривалась.
Ну какая «бентли», смешно даже. Машина и машина, четыре колеса, мотор. Она ездить должна, а что за марка – какая разница? Перед кем нам с ним выпендриваться? И потом «Бентли» это же так вульгарно, нет?
Он с ней солиднее стал, значимее. Уважал ее, всё в дом, дети прекрасные, образцово по линеечке. Но магазины продал – куда им столько, о здоровье нужно думать.
Хорошая у них семья, ни разу не пожаловался.
Но как-то мне признался, что любил всегда только Риту. Она его окрыляла, понимаете?
Ведь единственное предназначение женщины – вдохновлять своего мужчину на подвиг.
Автор: Жука Жукова

Обычно, когда Костя вставал по утрам, по квартире уже витал сладковатый запах сырников или блинчиков. Он заглядывал на кухню, где бабушка колдовала у плиты.

— Встал? Умывайся и садись завтракать, пока горячие. – Бабушка лихо снимала лопаткой очередной блин со сковороды.
Костя всегда поражался, как у неё получалось укладывать блины в ровную стопку.

Но сегодня из кухни не доносилось ни звука, блинчиками не пахло, а чайник стоял холодный на плите. Это было так непривычно, что Костя на мгновение растерялся, а потом понял, что с бабушкой что-то случилось, он опрометью бросился в её комнату.

Бабушка лежала в неловкой позе на боку. Наверное, пыталась встать и не смогла.

— Ба, что с тобой? Ба! – испуганно закричал Костя, подбежав к ней.

Бабушка медленно приоткрыла один мутный глаз.

— Сейчас. – Костя развернул её на спину.
В голове всплыло страшное слово «инсульт», хотя он знал о нём только из кино и разговоров друзей.

Он кинулся в свою комнату, дрожащими пальцами набрал на телефоне номер, вызвал скорую помощь. Потом снова вернулся к бабушке.

— Ба, сейчас «скорая» приедет. Тебя, наверное, заберут в больницу. Нужно собрать одежду с собой. – Костя открыл шкаф. На полках стопочками лежало выглаженное бабушкой бельё. – Так, ночную рубашку нужно взять, верно? — Он вытащил её из ровной стопки белья, старясь не смять остальное. – Халат. Извини, бабушка пороюсь в твоём белье. – Он взял двое трусов из комода и положил всё на кровать в ногах бабушки.

Костя собирал вещи, озвучивая каждое своё действие, чтобы не молчать, не слышать непривычную тишину, от которой становилось страшно. Иногда он бросал на неё взгляд. Бабушка казалась безучастной. На одной половине лица кожа словно отстала от черепа и сползла вниз, к шее.

— Что я забыл, ба? Тапки! Нет, в тапках ты поедешь, верно? Не волнуйся, ба, если что-то забыл, я позже всё тебе привезу. Я каждый день буду к тебе приезжать… — Звук собственного голоса отвлекал Костю от страха за бабушку. Раздался звонок в дверь, и Костя с облегчением выбежал из комнаты.

Хмурый неразговорчивый врач «скорой» поверхностно осмотрел бабушку, пощупал пульс и позвонил водителю, чтобы тот принёс носилки.

— Давно она так лежит? – спросил он Костю.

— Не знаю. Проснулся, зашёл в комнату… Я её перевернул, она на боку лежала. Вы её в больницу заберёте? Я пакет с вещами приготовил.
Доктор хмуро бросил взгляд на пакет.

— Внук? – спросил он.

— Да.

— Выйдем-ка, внук.- Доктор прошёл за Костей, опустился на табурет и окинул быстрым взглядом старую, но чистую кухню. — Вдвоём живете?

— Да. А что?

— Вижу, ты парень толковый, поэтому скажу прямо. Дело плохо. Инсульт. Учитывая её возраст, шансов на выздоровление практически нет. Если выживет, вряд ли станет прежней, возможно, не будет ходить и говорить. В общем, готовься к худшему.

Костя хотел возмутиться, но в квартиру зашёл невысокий жилистый водитель с брезентовыми носилками. В таких с поля боя раненых выносят, Костя видел в кино.

Они пошли в бабушкину комнату и доктор с водителем легко переложили бабушку на носилки.

— Мы возьмём у головы, а вы с Егором у ног, — скомандовал доктор. Щуплый медбрат кивнул. — Пакет не забудь.
Костя положил пакет на бабушкины ноги.

Вчетвером они аккуратно спустили бабушку с третьего этажа. У машины уже ждала каталка. Пока бабушку закатывали в машину, Костя бегом поднялся в квартиру, взял телефон и запер входную дверь.

Всю дорогу до больницы он держал бабушку за руку. На поворотах её голова болталась из стороны в сторону. Костя старался её придерживать другой рукой.

— Ба, ты держись, всё будет хорошо, тебя вылечат, — говорил Костя. Слышала ли она его? Понимала ли? Он говорил для себя. Медбрат сидел на лавке рядом с отрешённым видом.

Пока бабушку выгружали из машины и на каталке везли в приёмное отделение, Костя задержался на улице и позвонил на работу, предупредил, что задержится, везёт бабушку в больницу.

Костя вошёл в приёмное отделение. У стены лежала на каталке бабушка, а рядом никого. Он выглянул в открытую дверь и крикнул в коридор:

— Есть кто? Тут человека привезли!

Все это напоминало фильм ужасов. Костя уже подумал, что в больнице никого нет, никто не поможет бабушке, как откуда-то сбоку вышли усатый пожилой доктор и врач «скорой», за ними семенила полная маленькая медсестра.

— Что вы кричите, панику поднимаете? Вы внук? Идите домой. Мы сейчас повезём вашу бабушку на обследование, — строго сказал врач.

— Я подожду, – упрямо сказал Костя.

— Дело ваше. – Доктор повёз бабушку к лифту.
Костя проводил каталку тоскливым взглядом. Вдруг он больше не увидит бабушку? Он догнал каталку у лифта, наклонился к бабушке и сказал, что любит её, что всё будет хорошо…

Костя вышел на улицу. Сейчас он жалел, что не курит. Сколько себя помнил, бабушка всегда была рядом. Мать он не знал. Она родила его и через три месяца сбежала. Бабушка говорила, что уехала за лёгкой жизнью, за счастьем. Замужем она не была. Отец Кости испарился, как только узнал о беременности матери.

Странно, но он никогда не переживал, что у всех есть мамы, а у него только бабушка. Она заменила ему и мать, и отца. А он часто грубил ей, не слушался, раздражался на неё, как все подростки.

Косте казалось, что бабушка всегда будет бодрой. Она ведь ещё не старая, она обязательно поправиться. А врачи просто не знают, какой у неё характер.

Устав наматывать круги по территории больницы, Костя вернулся в приёмное отделение и сразу столкнулся с доктором.

— Что с бабушкой?

— А, внук. Ну что, в полном объёме ваша бабушка уже не восстановится. Поражение мозга обширное. Жить, возможно, будет, но, сколько и как, не знаю. Готовьтесь к худшему. Вы учитесь?

— Заочно, на втором курсе.

— Хорошо, значит работаете. Нужно будет нанять сиделку, желательно умеющую обращаться с пожилыми людьми и делать массаж…

— Да, конечно. А к ней можно?
Доктор с сожалением посмотрел на Костю.

— Нет, завтра приходите. И помните, её нельзя волновать.

Костя шёл домой пешком, оттягивая время возвращения в пустую квартиру. На следующий день в обеденный перерыв он поехал в больницу. Помимо бабушки в палате ещё лежала полная женщина и жевала, доставая что-то из шуршащего пакета и отправляя себе в рот. Вид у неё был вполне здоровый, но Костя постеснялся предложить ей выйти.

Бабушка лежала бледная, постаревшая и чужая, с руками поверх одеяла. Неужели за сутки она могла так измениться? Костя присел на краешек кровати, взял её руку. Тонкие веки дрогнули, но глаз бабушка не открыла.

— Как ты, ба? Ты обязательно поправишься. — Он стал рассказывать, что вчера перегладил бельё, поел. Завтра привезёт ей бульон. От больничной еды не поправишься…

Перед тем как уйти, зашёл к доктору.

— Она ведь будет жить? – глядя с надеждой, спросил Костя.

— Мы делаем всё, что в наших силах. Но мы не боги, к тому же возраст… Состояние стабилизировано. Сиделку пока найдите, самостоятельно она не сможет даже есть, — сказал доктор.

Из больницы Костя поехал на работу. По дороге вспоминал бабушку. Они с ней расставались редко. Костя с классом уходил в поход на несколько дней, или уезжал в Питер. И всегда рвался назад, чтобы поделиться своими впечатлениями. Обещал, что когда вырастет, обязательно свозит туда бабушку. Она нигде не была, кроме Москвы, куда ездила за продуктами и вещами, когда их трудно было купить.

На третий день Костя вошёл в палату и увидел пустую кровать без матраса.

— Умерла ночью, — сказала соседка, продолжая жевать и шуршать пакетом.
Костя вылетел из палаты, нашёл доктора. Тот дал выписку, справку, что-то говорил про магазин ритуальных услуг. Костя едва слышал и не понимал его. В голове билась мысль, что бабушки больше нет. А он только вчера позвонил в агентство и договорился о сиделке.

В кармане зазвонил телефон.

— Самсонов, ты издеваешься? Почему тебя нет на работе?.. Какая бабушка? Я и так долго терпел твои опоздания и прогулы, — кричал в трубку недовольный начальник. Три дня даю на похороны, если не врёшь. Не придёшь на работу, считай, ты уволен.

— Ну и увольняйте, — ответил Костя и отключился.
Он шёл домой, не замечая ничего вокруг. Казалось, мир утратил все краски.

Соседка остановила его во дворе. Разохалась, узнав о её смерти бабушки, посоветовала обязательно отпеть.

— Зачем? – спросила Костя.

— Без этого нельзя. Для упокоения её души и прощения грехов.

«Какие у бабушки грехи?» Но на следующий день Костя заказал отпевание прямо в морге, когда повёз приготовленный заранее бабушкой узелок с одеждой, даже не посмотрев, что в нём.

Соседка помогла с поминками. Костя удивился, увидев на кладбище несколько пожилых женщин, которых никогда раньше не видел. Соседка сказал, что бабушка была бы рада. Спорить он не стал.

Они все вместе вернулись домой. Женщины с аппетитом ели и с удовольствием пили водку, вспоминая, как готовила Нина Петровна. А Косте кусок не лез в горло. Он не сводил глаз с фотографии бабушки с чёрной лентой через уголок рамки. Бабушка улыбалась успокаивающе, словно говорила: «Потерпи. Потом всё будет по-прежнему».

— Матери-то не сообщил? – вдруг спросила соседка, подавая Косте вымытые тарелки, когда все ушли. Он вытирал и насухо, до скрипа, как любила бабушка.

— Она вроде в Америке. Нужны мы ей, — буркнул Костя.

— Да приехала она. Бабушка не сказала? – соседка замерла с тарелкой в руках.

— Нет, — удивился Костя. — Когда?

Соседка вздохнула.

— Приходила она сюда, когда тебя не было дома. Потом Нина к ней в гостиницу ходила. Вижу, идёт домой, а на самой лица нет. Думаешь, почему инсульт с ней случился? – соседка выключила воду и села к столу.

— Твоя мать сказала, что приехала за тобой. Мол, нечего тебе тут в нищете прозябать. Уговаривала продать квартиру, отдать ей причитающуюся долю. У неё новый молодой муж прогорел с бизнесом. Вот она и хотела ему помочь.

— А как же бабушка?

— Куда стриков определяют, когда не нужны становятся?

— В дом престарелых? — догадался Костя.

— Куда же ещё? Нина расстроилась сильно. Боялась не за себя, а что уговорит тебя мать уехать. Кинула раз, кинет снова, только в чужой стране. Нина матери-то не велела приходить домой, обещала сама с тобой поговорить. Да не успела, — соседка покачала головой.

— А в какой гостинице, ба не сказала? – поинтересовался Костя.

— Нет. Сам можешь узнать. Фамилия у неё… — соседка подняла к потоку глаза. – Нет, не вспомню. Иностранная фамилия. Увидеться с матерью хочешь? Может, и правда, что тебе здесь одному делать?

— Нет у меня матери. Не собираюсь я никуда уезжать, — зло вскинулся Костя, отбросил полотенце и вышел из кухни.

Весь вечер он звонил в гостиницы, которые нашёл в интернете. В одних не было жильцов с иностранными фамилиями, в других отвечали, что таких справок не дают.

С трудом нашёл в бабушкином блокноте имя матери. При Косте бабушка никак не назвала дочь. Оказалось, мать зовут Оля. Вполне русское имя. По имени и нашёл её в одной из гостиниц, где остановилась Ольга Уивер, гражданка США. Так было записано в компьютере.

— Только её нет сейчас, — ответила девушка на ресепшн.

Костя решил подождать, устроившись в холе. Мать пришла через три часа. Он сразу догадался, что это она, до того, как администратор показала ей на него. Мать театрально повернулась и медленно подошла к нему.

— Костя? – спросила она хрипловатым грудным голосом. — Ты очень похож на своего отца. Просто красавец. – Она окинула его оценивающим взглядом.

Они пошли в её номер, оказавшийся крошечным. Костя догадался, что мать экономила. Наверное, ей действительно были нужны деньги. Сесть было некуда, кроме кровати, и Костя остался стоять.

— Выпьешь? — Мать налила в широкий стакан из квадратной полупустой бутылки на прикроватной тумбочке. — А я выпью. — И она залпом осушила стакан, сразу налила ещё. – Для храбрости, — пояснила она, хотя Костя не спрашивал.

— Ты зачем приехала? Я никуда с тобой не поеду. Когда ты была мне нужна, тебя не было рядом. Вряд ли я теперь нужен тебе и твоему новому мужу. Он мой ровесник, кажется? – Ему хотелось побольнее задеть её, обидеть.

— Ершистый. Это даже хорошо. Не хочешь, не надо. Мне нужны деньги. Часть квартиры принадлежит мне, — сказала мать и выпила.

— Ты ничего не получишь. Бабушка успела оформить дарственную на меня.

— Врёшь! – прошипела мать.
Весь лоск слетел с неё, как шелуха. Она уже не казалась Косте красивой и молодой. Черты лица исказились от злобы, сквозь тональный крем и пудру проступала сеточка морщинок вокруг глаз. «Сколько ей? Сорок пять, сорок шесть? А пытается выглядеть на тридцать. Да она пьёт», — догадался Костя.

— Я подам в суд, докажу, что она не вменяемая была, когда подписывала документы. Она всегда чудаковатой была.

— Была? Так ты знаешь, что ба умерла? И не пришла на похороны? – Косте захотелось её ударить наотмашь, чтобы слетела вся пудра с лица. – Не старайся. Есть справка от врача, что бабушка вполне вменяемая была. Ничего ты не получишь. Убирайся в свою Америку! Видеть тебя не хочу! – выкрикнул Костя и вбежал из номера, с силой хлопнув дверью.

Он бежал по улице, задыхаясь от гнева, обиды и запаха её духов, застрявшего в носу, въевшегося в одежду, кожу. Косте хотелось скорее добежать до дома и смыть этот запах.

Дома он встал под душ и тёр себя мочалкой, пока кожа не заныла от боли. Потом сидел на кухне, на бабушкином месте и ждал, когда закипит чайник. В дверь позвонили. Он подумал, что пришла мать, решительно открыл дверь, готовый спустить её с лестницы. Но на пороге стояла симпатичная молоденькая девушка.

— Я из патронажного агентства. Вы заказали сиделку. Я пришла узнать, когда приступать к работе и познакомиться. У вас бабушка после инсульта? – улыбнулась она.

— Проходите, — смешался Костя. Он провёл её на кухню. — Бабушка умерла четыре дня назад.

— Простите. Я не знала. Сочувствую, — пролепетала девушка.

— Что вы можете чувствовать? Это не ваша бабушка умерла, — грубо ответил Костя, ещё не отошедший от встречи с матерью.

— Зачем вы так? У меня полгода назад умерла мама. Я взяла академ в институте, чтобы ухаживать за ней.

— Простите. Я не знал, — буркнул Костя, смутившись.

Они пили чай. Катя хозяйничала на кухне, словно раньше уже была здесь. Она интуитивно не взяла бабушкину чашку. Костя был ей благодарен за это. Он рассказал ей про бабушку, про встречу с матерью. Катя внимательно слушала, а потом рассказала о своей маме. За окном уже давно стемнело, а они всё говори ли.

— Мне пора, — Катя встала из-за стола.

— Я провожу тебя.

Они шли по ночному городу. Рядом с Катей мир снова наполнился красками.

— Знаешь, я часто разговариваю с мамой, спрашиваю у неё совета. Она меня слышит и помогает. Не веришь?

— Верю. Как у тебя получается?

— Всё просто. Вспомни вкус или запах, который связан только с бабушкой.

— Малиновое варенье, — подумав немного, сказал Костя. – Бабушка готовила его по-особенному. Однажды, я сразу съел целую банку, — рассмеялся Костя.

— А теперь закрой глаза и представь… Нет, почувствуй вкус малинового варенья на языке. Ну как? Чувствуешь?

Костя прикрыл глаза.
— Да, — тихо казал он. – Я вижу бабушку!

Возвращаясь домой, он впервые думал не о ней, а о Кате. А бабушка… Стоит почувствовать на языке вкус малинового варенья, как вот она, прямо перед глазами, будто и не умирала…

«- Ты внук. А я бабушка. И не лезь в мои дела. Будь любезен спать до тех пор, пока я не разбужу.
— А если я проснулся?
— Всё равно спи. Или просто лежи, пока я не приду. Если ты сам просыпаться будешь, зачем я тогда нужна? Если ты сам завтрак готовить будешь, мне что делать?»
Лев Давыдычев «Многотрудная, полная невзгод и опасностей жизнь Ивана Семёнова»

Уже несколько месяцев Татьяну никто не узнает. Нет, внешне пятидесятилетняя женщина почти не изменилась: разве что немного постройнела, плечи расправила, гардероб частично поменяла на более светлый и даже яркий.
Но дело не в этом.

Дело в том, что Татьяна кардинально изменила свое поведение!

Раньше как? О чем бы ее не попросили, чего бы не поручили, она идеально все выполняла, забывая о собственных интересах, и ничего не требовала взамен.

После работы задержаться – пожалуйста, в выходной день поработать – нет проблем, с внуком в выходные посидеть (без предупреждения) – конечно, картошку подруге посадить – разумеется (не важно, что своя дача еще не засеяна), все семейные праздники – только у нее, в долг взять (и не отдавать годами) – опять к ней.

Никому, никогда, ни в чем Татьяна не отказывала.

И с мужем так: уборка, готовка, магазины, дети, когда маленькие были, родня, подарки, ремонт – все на ней. Все могла, все тащила на себе.

Никогда не жаловалась.

Считала: а как иначе? Кто, если не я?

И вдруг такая разительная перемена!

– Татьяна, нужно это сделать после работы…

– Простите, рабочий день закончился, – спокойно отвечает Татьяна, – все завтра…

– Тань, подменишь меня в субботу?

– Я бы с удовольствием, но у меня другие планы, – говорит Татьяна с милой улыбкой…

– Мам, завтра Витьку привезу часиков в девять. Заберу в воскресенье вечером, – ставит дочь в известность в пятницу вечером.

– Нет, не привезешь, – голос Татьяны звучит твердо, – об этом нужно было предупредить. Я иду в гости.

– Как? Мы на турбазу едем! У нас корпоратив!

– Это прекрасно! – отвечает мать, – значит, придумайте что-нибудь с Витюшей. Он же не грудной. И потом: я же у него не единственная бабушка.

– Танюш, – просит приятельница, которая уже лет пять долг не отдает, – мне поручитель нужен кредит взять. Выручишь?

– Нет, конечно, – Татьяна даже не задумывается, – это слишком большая ответственность…

И так во всем…

Такое впечатление, что Татьяне доставляет удовольствие всем отказывать.

А муж вообще в шоке. Приходит с работы, а жена лежит, сериал смотрит.

– Ты заболела? – спрашивает он в недоумении.

– Нет, я абсолютно здорова, – не вскакивая как раньше, отвечает Татьяна.

– Так чего лежим? Заняться нечем?

– Есть чем, – она улыбается, – просто сейчас я хочу полежать, отдохнуть, отвлечься. Нельзя?

– Можно, – удивляется муж, а потом интересуется, – а кормить ты меня сегодня будешь?

– Дорогой, я все приготовила. Там, на кухне… Возьми сам… Сможешь? Тут такой момент важный… Развязка…

У мужа – разрыв шаблона. Как так? Он привык, что Татьяна летит исполнять его желания, предупреждает хотения, обслуживает… А тут такое… Нет, она явно не в себе…

Дальше – больше…

– Дорогой, может, мы не будем так много всего на даче сажать? – вкрадчиво спрашивает Татьяна.

Муж от удивления глаза вытащил:

– Так я тебе уже сто раз предлагал! А ты: тому надо, этому. Работать никто не хочет, а затариться на даче – только позови! И закатки твои… Зачем столько? Все равно раздаешь…

– Ты прав. Я только теперь это поняла. Посадим ровно столько, сколько нужно нам самим.

– А дочь?

– Я с ней поговорю, – улыбается Татьяна, – если скажет, что ей что-то нужно, что будет работать и потом закатывать – посадим.

– Ну, наконец-то, – говорит муж с облегчением, – я, честно говоря, тоже устал там вкалывать…

– А еще у меня есть предложение, – говорит Татьяна, – давай в этом году в отпуск съездим. Как раньше… Помнишь?

Муж изумляется:

– В отпуск? Ты серьезно?

– Конечно, – хохочет Татьяна.

– А как же дача? Кошка?

– Придумаем что-нибудь! – легко отвечает жена.

– И куда ты хочешь поехать?

– Все равно… К морю…

– Это еще зачем?! – муж хмурит брови, – у нас прекрасное озеро на даче… А еще можно к моим съездить. Уже год не были…

– Ну что ж, так и сделаем, – соглашается Татьяна, – ты – к своим, а я путевку возьму. В Египет, например…

– Что?! – пораженный «такой наглостью» муж остается сидеть с открытым ртом…

Словом, куда ни посмотри, в какую сторону жизни Татьяны ни глянь, кругом все кричит о том, что она не шутит, и ни в какую игру не играет. Женщина явно решила в корне изменить свою жизнь и успешно с этим справляется. Несмотря на то, что большинство окружающих недовольны такими переменами. Еще бы!

Нормальная была мама, подруга, сотрудница, жена… Удобная… Никаких проблем с ней не было… А теперь – не знаешь, как подступиться…

И что с человеком случилось?

А ничего особенного. Просто все, с кем Татьяна тесно общалась последние годы, забыли про ее юбилей…

И это стало последней каплей. «Триггером», как принято говорить сегодня…

Обычно все дни рождения были под контролем именно Татьяны. Она поздравляла, устраивала застолье, подбивала других организовать сюрприз для именинника. И так везде: дома, на работе, среди друзей.

Когда наступил юбилейный год для нее самой: приближалось пятидесятилетие, она решила промолчать.

«Пусть близкие и сослуживцы сами придумают, как устроить мне праздник», – подумала она и стала ждать…

В итоге: о том, что у нее день рождения никто не вспомнил!

На работе – не поздравили. Дочь – не приехала, даже не позвонила. Муж – уехал на рыбалку. С ночевкой.

Словом, в день полувекового юбилея Татьяна осталась совсем одна.

Ничего подобного она, конечно, не ожидала.

Даже подруга не позвонила (она, как потом выяснилось, хотела приехать на следующий день, чтобы не мешать семейному торжеству)!

До конца дня Татьяна еще чего-то ждала. Сидела в комнате, не включая свет.

Потом резко встала, пошла на кухню, открыла холодильник, вылила в кружку остатки вод@ки из бутылки и залпом выпила.

Села. Посидела. Прислушалась к себе. Не помогло. Она решительно поднялась и вышла из квартиры…

На остановке села в такси, поехала в центр. Там вышла, зашла в первое, попавшееся по дороге кафе…

Заказала, вод@ки (она, в отличие от многих женщин всегда предпочитала беленькую), салатик, еще что-то…

И… стала праздновать…

Делала это машинально, без единой мысли в голове, без слез и эмоций. Будто окаменела…

Минут через двадцать к ней подсел какой-то мужчина.

– Почему в одиночку? – спросил он, – опасная привычка…

– Юбилей праздную. Больше не с кем, – ответила Татьяна, даже не взглянув на него.

– Совсем не с кем? – удивился мужчина.

– Совсем…, – эхом повторила Татьяна и…расплакалась. Надрыва, истерики не было. Слезы потекли сами… Рекой.

– Что с вами? – разволновался незнакомец, – я могу чем-то помочь?

– Что со мной? – прошептала именинница, глядя в никуда, – что? Я зря прожила свою жизнь… Меня никто не любит…

– Правда? – мужчина был само участие, – а вы у всех спросили?

Услышав вопрос, Татьяна встрепенулась, впервые внимательно посмотрела на собеседника. Интересный, глаза умные, седина на висках, заметно постарше…

– Не спрашивала, – отозвалась она с горечью, – уверена…

И Татьяна, сама не зная почему, рассказала совершенно незнакомому мужчине все. О том, как жила все эти годы, о том, что произошло сегодня…

– И вы, конечно, считаете, что все, кто не вспомнил о вашем юбилее, виноваты? – мягко спросил мужчина.

– Конечно! – воскликнула Татьяна, – я столько для них сделала!

– Для них? Может, для себя? Ведь именно вы «не могли иначе». Ваши друзья и близкие просто привыкли, что вы все делаете сами. Этакий массовик-затейник. Вы всех к этому приучили. Только не обижайтесь…

– Возможно, вы правы…, – Татьяна задумалась, – мне всегда казалось, что я что-то делаю не так… Я, знаете ли, и книги по психологии читала, и ролики всякие смотрела на эту тему. Многое к себе прикладывала. Да что толку? Что поделаешь, если я такая? Каждый прям стремится по мне потоптаться…

– Видимо пришло время перемен, – улыбнулся мужчина, – полвека за спиной. Неужели вы и дальше будете относиться к себе как к чужой? Да-да, не удивляйтесь! Это не другие вас не любят, это вы себя не любите! Полюбите себя! Делайте только то, отчего внутри дзынькает, как говорит один мой любимый клоун. Общайтесь с теми, с кем хотите. Делайте, что хотите вы, а не кто-то другой. Цените себя, свои мысли, свое время. Вы ведь у себя одна. Простите, что говорю известными фразами… Просто сегодня, возможно, именно тот день, когда вы должны это услышать еще раз. Меня, кстати, Павлом зовут.

– Татьяна…

– А пойдемте прогуляемся, Татьяна! Вы как? Не против?

– Я – за! – рассмеялась именинница.

– Точно? Вы правда этого хотите?

– А вы сомневаетесь?

– Просто предлагаю вам прямо с этой минуты четко отслеживать свои желания. Свои, а не мои…

Они долго гуляли по ночному городу, разговаривали.

Павел проводил Татьяну до дома…

Попрощался. Дал свою визитку со словами:

– Если понадобится помощь – звоните. Буду рад.

– Спасибо, – отозвалась Татьяна, – я позвоню…

Входя в подъезд, она обернулась:

– А ведь вы – мой подарок! Вас мне Бог послал!

– А как же! – рассмеялся Павел, – Ангел Хранитель!

Утром Татьяна проснулась совсем другой. Она твердо решила, что жить как раньше, она не будет…

И ссориться ни с кем не будет, и отношения выяснять.

Она будет жить свою жизнь!

Для начала Татьяна распрощалась с многочисленными «друзьями». Без ссор и конфликтов…

Просто перестала им звонить, сообщения писать, картинки к праздникам посылать. И без праздников тоже…

И с удивлением обнаружила: никто ее не ищет! Не звонит. Не спрашивает куда пропала? Здорова ли? Жива ль?

А все потому, что общение с этими людьми раньше строилось исключительно по инициативе Татьяны. Это она постоянно названивала им и напоминала о себе…

Потом началось постепенное, но твердое очерчивание личных границ на работе, в кругу родни, в семье.

Получалось не все, и не сразу. Но Татьяна старалась… Ощущение внутренней свободы стало ей нравиться…

А за ним и ситуация во вне стала меняться в лучшую сторону.

Для Татьяны…

Павлу Татьяна еще не звонила, но подумывает это сделать. Очень уж хочется поделиться своими успехами с «юбилейным Ангелом Хранителем».

А вот к морю она съездила…

Одна…

— Дайте мне, пожалуйста, букет пионов.

Девочке на вид было года три не больше, и она старательно выговаривала слова, протягивая в ладошке тысячную купюру. День был дождливый, и Арина не хотела выходить из дома, но пионы нужно было продать сегодня, пока они красивые. Первые два букета забрали быстро, а с этим она просидела час и совсем промокла. В горле першило, и Арина ругала себя – вот простынет теперь из-за этих дурацких цветов! Но тут подошла молодая женщина в желтом дождевике, а с ней малышка – такая хорошенькая, глаз не оторвать!

Арина взяла деньги, отсчитала сдачу, протянула малышке.

— Тебя как звать-то? – спросила она.

— Дина.

— Дина? Ух ты! Какое необычное имя. Это кто тебя так назвал, мама?

Девочка сжала в кулачке деньги и ответила:

— Меня в честь тети моей назвали. Это для нее цветы, они у нее самые любимые

Да, Дина всегда любила пионы. Мама их выращивала в палисаднике, а когда бутоны распускались, приносила домой и ставила в вазу из зеленого стекла. Тогда по кухне разлетался сладковато-свежий цветочный запах, и Дина фантазировала, что это волшебные цветы, которые превращают их дом в замок фей.

Цветы сгорели вместе со всем домом. Пожар начался ночью, когда все спали. Дина тогда только-только переселилась в отдельную комнату и очень гордилась тем, что она теперь как взрослая. Но когда она проснулась совершенно одна в задымленной комнате, от страха даже закричать не смогла – от дыма в груди все сдавило, и Дина закашлялась. Она попыталась найти выход, но запуталась в одеяле и упала.

Ее вытащил брат. Он был старше на пять лет, и Дина всегда считала его героем. Вот и тут он поступил как настоящий герой – пробился сквозь и выпрыгнул вместе с Диной из окна. Как потом оказалось, сломал ногу, а она ничего не сломала. С этой своей сломанной ногой он попытался побежать и за родителями, но не получилось – первый этаж пылал, так что к дому невозможно было подойти. Они погибли, а у Кости остался на лице огромный уродливый шрам.

Костя не комплексовал по поводу своего лица, хотя никто не обходил его вниманием. Одни отводили глаза от его лица, другие, наоборот, беззастенчиво пялились и задавали бестактные вопросы.

— А что, операцию нельзя сделать?

Или:

— Ты такой родился? Это вообще лечится?

Сам Костя спокойно всё воспринимал, даже с юмором, а вот Дина злилась. Сколько раз она дралась из-за брата – не сосчитать!

Воспитывала их тетка. И не очень любила. Когда Косте исполнилось восемнадцать, прямым текстом предложила ему съехать. Хорошо, что он устроился на завод, где дали комнату в общежитии. Дина тогда решила – вот вырастет и заработает много денег! Купит брату квартиру, и операцию ему оплатит. Уже с пятнадцати лет она подрабатывала официанткой, а когда не поступила в институт, а в колледже ей общежитие не дали, в ресторане и осталась работать. Чаевые ей хорошие давали, перспективы карьерного роста, опять же. А в институт она на заочное сможет поступить.

Брат расстроился.

— Дина, иди учись, я с Ритой договорился, ты можешь у нас жить.

Рита – это жена Кости, они на заводе познакомились, два года встречались, потом свадьбу сыграли. Нашли работу на небольшом частном производстве, стали снимать квартиру.

Дина не хотела им мешать – хотя Рита и встречала ее всегда радушно, было заметно, как она поглядывает на часы и хмурится, если Дина задерживается дольше, чем обычно. И отказалась. Но чтобы брат не расстраивался, в тот же год поступила на заочное и училась хорошо, даже когда приходилось ночами над учебниками сидеть.

Снимала она комнату у старушки, которая брала немного, взамен Дина должна была в магазин ходить и собак ее выгуливать. Это ее устраивало – у Дины была специальная коробка, в которую она складывала деньги, копила на операцию брату, стараясь экономить на всем. К тому времени она поняла, что квартиру таким образом не купить, а вот операция – это да. Она взяла фотографии брата и сходила на консультацию к пластическому хирургу. Тот назвал примерную цену и даже денег за прием с Дины не взял.

Так прошло три года. Денег в ее коробке прибавлялось, хотя не так быстро, как ей хотелось – она часто ругалась с клиентами, которые позволяли распускать руки, и из-за этого хозяин, который и сам не упускал возможности, чтобы полапать Дину, штрафовал ее.

— Повезло тебе, Динка! – вздыхала Рита. – С такой внешностью родиться! Любого мужика можешь охмурить – богатого, не то, что мы все. Не понимаю, и что ты носом все крутишь! Вон хоть бы с хозяином ресторана замутила – подумаешь, что женатый, жена не стена, можно и подвинуть!

Дине такие разговоры не нравились. Получалось, что Рита вышла замуж за ее брата только потому, что никто более привлекательный на нее не позарился. Да и вообще – Рита только и говорила, что о деньгах и покупках, Дина не понимала, что брат в ней нашел. Но два года назад у них родился сын, и Дина племянника очень любила, поэтому старалась не ссориться с Ритой, молча выслушивала ее жалобы.

Про свой план она не говорила ни Рите, ни брату, только врачу тому и сказала. И вот встретила его случайно – он в ресторан пришел с девушкой.

— А я вас помню! – обрадовался врач. – Вы же брату на операцию собираете, да? И как успехи?

— Еще пятьдесят тысяч осталось собрать, – призналась Дина.

Она старалась быть внимательной к врачу и его девушке, чтобы он потом тоже хорошо ее брата прооперировал.

А на следующий день пришла эта девушка, имени которой Дина даже не знала, и протянула ей пачку денег.

— Что это? – испугалась Дина.

— На операцию. Брат сказал, что ты собираешь.

— Брат?

— Ну да, Вовка. Мы вчера с ним приходили.

— А я думала, что вы его девушка, – ляпнула Дина и смутилась.

— Да не, девушки у него нет, он помешан на красоте, все ищет свой идеал – такую, которой на его профессиональный взгляд ничего поправлять не нужно. Вот, кстати, просил визитку свою тебе передать, хочет, чтобы ты ему позвонила. Вот это – личный номер, звони лучше сюда.

Дина отказывалась от денег, но девушка настояла. Сказала, что тоже любит своего брата больше всех на свете, и, если бы ему понадобилась операция, не раздумывая бы, отдала все свои деньги.

Это было настоящим чудом. По дороге домой Дина купила букет пионов и поставила их в своей комнатке. Хозяйка квартиры удивилась – спросила, не завелся ли у Дины поклонник, она все время удивлялась, что такая красивая девушка и одна.

— Нет, – сказала Дина. – Не завелся.

А в груди что-то сладко заныло.

Вечером она пошла к брату в гости и, улучив момент, когда они останутся вдвоем, спросила:

— Костя, а ты бы хотел, чтобы у тебя было обычное лицо? Ну, без шрама, и глаз чтобы… Ты понимаешь.

Брат засмеялся.

— Конечно, хотел бы! Да чего уж тут обсуждать, дело прошлое, Диночка. Я ни о чем не жалею, ты знаешь.

Дина достала из сумки пухлый конверт и визитку.

— Это врач, который сделает тебе операцию. А это – деньги на операцию.

Она затаила дыхание, в ожидании того, что скажет брат.

— А где ты взяла столько денег? – испугался он.

— Накопила.

— Как это – накопила?

— Откладывала с каждой зарплаты. Я хочу, чтобы у тебя было красивое лицо, понимаешь?

Костя сгреб Дину в охапку, прижал ее к себе.

— Бедная ты моя кнопка, ну, стоит ли так переживать из-за какого-то лица! Спасибо тебе, я и не думал, что ты способна столько накопить! Ритка вон моя только тратить и умеет!

Врачу она позвонила на следующий день и сообщила, что брат скоро к нему обратится. А когда он начал спрашивать, до какого часа Дина работает, она испугалась и бросила трубку.

Он перезвонил через неделю.

— Ну, и что там твой брат думает?

— А что? – испугалась Дина. – Он вам не звонил?

— Нет.

— Ладно. Я с ним сегодня поговорю.

Костя прятал от нее глаза.

— Я так хочу еще одного ребенка! А Рита встала в позу – какие дети, когда своего жилья нет! Я откладываю помаленьку на первоначальный взнос, но ты же сама знаешь… Дина, можно я эти деньги лучше на квартиру истрачу? Рита сказала, как купим квартиру – сразу мне второго родит!

Дина постаралась не показывать брату свои слезы, сказала, что он может тратить деньги куда хочет. Отговорившись тем, что обещала хозяйке сходить в магазин, почти сразу ушла. А ночью, вцепившись в подушку зубами, выла от обиды и несправедливости.

Врачу пришлось все рассказать – он пришел в ресторан на другой день.

— Я верну вашей сестре ее деньги, обещаю! – сказала она.

Владимир махнул рукой.

— Да ладно, при чем тут деньги. Я смотрю, ты расстроилась сильно, да? Хочешь, сходим куда-нибудь после работы. Ты во сколько заканчиваешь?

— В восемь.

— Ну и отлично, я заеду за тобой. Куда ты хочешь?

Дина задумалась.

— В кино.

— Значит, пойдем в кино.

Она и сама не знала, почему согласилась. Но находиться рядом с этим человеком ей было приятно.

Брат и правда взял в ипотеку квартиру. А Рита и правда забеременела почти сразу.

— Будет девочка, – радостно сообщил брат. – И мы назовем ее Диной.

Хотя Дина и делала вид, что ей все равно, но было приятно такое слышать. Тем более что Рита всегда говорила, что мечтает назвать дочь Вероника.

Так она ее и назвала. Костя опять прятал глаза и объяснял, что у Риты мечта такая была, еще и роды такие тяжелые, не может он заставить жену имя поменять.

— Да и не надо, – отмахнулась Дина. – Зачем нам еще одна Дина? Путаться вечно будем.

— Ну! – обрадовался Костя. – А так у каждого свое имя!

Владимир считал, что Дина слишком мягкотелая – деньги брату отдала, с детьми его сидит по первому зову, а в ответ что получает? Да они даже спасибо нормально сказать не могут!

Но он был не прав. Рита каждый раз, как Дина приходила к ним в гости, благодарила ее за помощь, правда, упоминала, что у Дины ни ребенка, ни котенка, зачем ей деньги? Да и время тратить не на кого, вот родит – поймет, что это такое.

Дина была бы и не против родить. Но Владимир замуж ее не звал, хотя намекал на то, что у них получатся красивые дети. Пока Дину все устраивало – они встречались по выходным и один раз на неделе, в своей квартире он выделил для нее полку в шкафу и в ванной комнате. А зачем спешить – еще вся жизнь впереди!

Дина ошибалась. Когда она в первый раз потеряла сознание, значение этому не придала. Но когда это повторилось, пришлось идти к врачу. Ни брату, ни Владимиру она ничего не сказала, надеялась, что ничего серьезного. А потом все закрутилось – анализы, пункция, сочувствующий тон врачей… До последнего Дина надеялась, что все как-то разрешится, что не придется никому говорить, но, когда ее должны были оперировать, скрывать было уже невозможно.

Владимир отругал ее, сетовал, что надо было раньше сказать, и тут же принялся звонить знакомым врачам.

Брат расплакался, чего с ним никогда не бывало с тех пор, как родители погибли в пожаре.

И только одна Рита спокойно обняла ее и сказала:

— Сейчас все лечат, не дрейфь, мы с тобой.

Владимир позвонил перед операцией, после только писал сообщения. Навестить ее так и не приехал. Зато прислал букет роз, хотя Дина ему говорила, что любит пионы.

Брат тоже не приехал. Зато звонил несколько раз за день, плакал в трубку и говорил, что ему страшно. Дина его утешала и обещала, что все будет хорошо.

Зато Рита из больницы почти не отлучалась – как пришла после операции спросить, чем она может помочь, так и осталась. Водила Дину в туалет, переодевала и мыла ее. Все слабые попытки Дины возразить обрубала на корню.

— Свои люди, чего ты стесняешься? – возмущалась Рита. – Молчи уже давай!

Она привозила с собой книги – детективы и триллеры. Садилась рядом с Диной и читала ей вслух. Это помогало хоть немного отвлечься от боли.

Однажды Рита сказала:

— Я беременная. Косте ничего не говорила, решила аборт делать – сама знаешь, как я Нику тяжело рожала! Но сейчас передумала. Рожу все-таки. Если девчонка будет, назову Динка. Пусть у нас будет две Динки, да ведь? Будешь нянчиться с ней, обязательно будешь! Так что давай, хватит хворать, пора на поправку идти.

Дина прикрыла глаза и словно бы увидела малышку наяву – хорошенькую, похожую на Костю, с двумя косичками и огромными бантами. В воздухе почему-то запахло пионами. Она сжала руку Риты и прошептала:

— Спасибо…

Каждый год в день рождения Дины они все вместе ехали на кладбище, неизменно покупая пионы. Похоронили Дину рядом с родителями, и букет всегда делили пополам – один для Дины, второй для ее мамы. Рита убирала могилки, Костя плакал, дети скучали, только младшая Дина словно бы разговаривал с кем-то на своем детском языке. Лицо у Кости теперь было красивое, почти без шрамов – Владимир сделал операцию бесплатно, в память о Дине. Рита хотела ему сказать, что лучше бы он приезжал в больницу и сидел у ее кровати, ведь Дина так его ждала! Но потом вспомнила, как плакал Костя и боялся смотреть на умирающую сестру, и решила – ладно, что уж тут, каждый отдает долги как может. И уговорила мужа согласиться.

— Дина была бы очень рада, – сказал она.

Жаль только, что она так и не успела увидеть, как ее детская мечта превратилась в реальность…

Зиночка развешивала своё бельё на балконе. Она расправляла боди с кружевами, пеньюар розового цвета закачался от ветерка, а несколько бюстгальтеров, словно бабочки, манили взгляд жителей двора своими яркими красками с капроновыми вставками.

— Вот бесстыжая, — послышался голос снизу, — опять нижнее своё демонстрируешь на весь белый свет! И как тебе не стыдно вывешивать такое? Мужики глядят, дети видят. Ни стыда, ни совести!

Замужняя соседка Галина со второго этажа была старше Зиночки, балкон которой находился выше.

— А ты что, за мужа своего беспокоишься, Галя? – с ехидцей спросила Зиночка, выжимая ярко-жёлтое полотенце прямо с балкона, — так не переживай, он меня не интересует. Такого как твой, никаким бельём не соблазнишь, ведь он соблазна боится, наверное, после твоих панталон с начёсом.

— Вот наглая! Откуда ты знаешь по моего мужа, чего он боится, а чего нет? Уже и на нём свои чары пробовала? – вспыхнула Галя.

— Да больно нужен! Пусть хоть поглядит, какое бельё нормальные бабы носят. А то так и зачахнет в неведении… — хохотнула Зиночка.

— С кем ты тут балакаешь? – муж Гали вышел на балкон с сигаретой.

— Да ни с кем, — Галя грубо вытолкнула мужа с балкона обратно в комнату под хохот Зины.

Соседи давно наблюдали нижнее бельё Зиночки на открытом воздухе, и осуждали её, правда, только женщины. Мужчины помалкивали, бросая короткие взгляды на эти наряды. Однако никто бы не мог заметить за Зиной плохого поведения. Она не водила домой посторонних, не пила, не загуливала, поэтому к её странности уже привыкли все, кроме Галины.

Женщина ревновала своего мужа, так как тот часто курил, а Зина вешала бельё постоянно, будто специально демонстрируя Ивану свои «наряды».

— Ох, дождёшься ты, Зинка, моя Галина испортит тебе бельё. Плеснёт чем на твою красоту. И не докажешь, — однажды сказал он соседке, когда та развешивала свои кружевные ночнушки.

— Пусть только попробует. Я вам тоже гадости тогда буду лить на балкон, и тоже ничего не докажете, — парировала Зина, — а ты бы меньше тут дымил на моё бельё. А то я стараюсь, стираю, а оно потом табачищем пахнет. Весь дым кверху поднимается, аж в комнате пахнет. Мне это за что?

— Не привыкла ты к мужскому духу, Зина, — ответил сосед, — вот бы вышла замуж, то и не замечала бы, когда свой мужик курил.

— А я за некурящего выйду! – крикнула Зина, — мне пьянь и курилка ни к чему, потому и не тороплюсь. За кое-кого не хватаюсь!

— Ишь ты… — шикнул на неё Иван, — погоди, засиделась ты в девках, тридцать лет – никого нет. Вот подрулит какой-нибудь хмырь, и выскочишь и за курящего, и за выпивающего…

— Ну, уж нет, лучше одной остаться, только не за алкаша, — Зиночка ушла с балкона, а Галина встревоженно крикнула мужу:
— Эй, ты чего там с ней беседы ведёшь душеспасительные? Нашёл кого наставлять… Она вон свои трусы как флаги вывешивает, мужика ловит, а ты, дурень, ей морали читаешь…

Но Зиночка вела свою политику, а Галина всё больше нервничала из-за вольностей соседки.

Но однажды всё изменилось. Как Зиночка нашла себе ухажёра, никто из соседей точно не знал, но поговаривали, что зашёл к Зине в магазин однажды мужчина, и приметил её. А потом стал заходить чаще, покупал в её же отделе шоколадки, которые тут же ей и дарил, и Зиночка растаяла.

Олег был из пригородного посёлка, работал водителем в городе, и вскоре стал появляться на балконе у Зиночки.

Теперь нижнего белья Зины никто не видел. А вскоре на пальце Зины появилось заветное обручальное кольцо. Свадьбу играли в посёлке, а жить молодые стали у Зины.

Тёплыми летними вечерами соседи видели счастливую Зиночку на балконе. Они сидели с мужем на табуретах, тихо поговаривали. Он курил, а Зина поливала свои любимые цветы в кашпо и выносила мужу кофе на круглом подносе.

Галина и Иван тоже выходили на свой балкон и многозначительно перемигивались и улыбались. Теперь на верёвках над их балконом висели передники и полотенца, постельное, кухонные салфетки Зиночки, а также тельняшки, майки и брюки Олега.

Нижнее интимное бельё, так изрядно потрепавшее нервы нижней соседке, пропало. Галина ликовала.

— Вот что замужество делает. Законный брак вправляет мозги даже таким упёртым, как наша Зина, — говорила она мужу, — молодец Олег, строгий, видать, мужик. Или она хитрая, скромницу из себя теперь делает.

— Да ладно тебе… — успокаивал жену Иван, — с кем не бывало? Нормальная стала баба. Вот родит, так совсем поумнеет и остепенится.

Когда Зиночка стала полнеть от беременности, все соседки смягчились. Бывшая неприязнь исчезла, будто её и не было. Галина улыбалась Зине, справлялась о её самочувствии и давала советы по режиму дня и питанию.

Женщины стали останавливаться и разговаривать, словно были подругами.

Иван смеялся:
— Будто бы тебе рожать! Ты же наших девок уже в институт устроила, ранняя мать. А теперь за неё переживаешь?

— Не твоё это дело, — ворчала жена, — ты в бабьи разговоры не лезь, и не подслушивай.

Она достала с антресолей коробку с детским бельём от своих девчонок, которое хранила много лет.

— Интересно, кто будет у Зинки, мальчик или девочка? Если девочка, то вон у меня сколько одёжки, на первое время ей хватит.

Зина родила в срок девочку. Встречали роженицу всем подъездом, кто был в то время дома. В основном, пенсионерки. Они поздравляли молодую мать, желали здоровья малышке и спрашивали имя ребёнка.

Теперь у Зиночки на балконе постоянно сушилось детское: пелёнки, распашонки, полотенчики и простынки.

— Да, все этапы жизненного пути на бельевой верёвке балкона, — заключил Иван, когда вечером смотрел, как Зина торопливо развешивает ползунки и чепчики.

— Ну, а ты как? – спросила жена, — держишься? Тяжело?

— А что делать? Раз дал себе слово, так надо держать. И потом: неохота пари проигрывать. Не из-за жадности, конечно, а из принципа… Понимаешь?
— Понимаю, — погладила мужа Галина, — ты же у меня кремень. И в первую очередь я в тебя верю.

Дело в том, что Олег и Иван бросили курить одновременно, поспорив, что больше не закурят, когда родилась малышка Ева.

— Мне из-за доченьки надо бросать. А тебе на что? – спрашивал Олег соседа.

— А мне из-за здоровья – это раз. А во-вторых, всё моё курево к вам наверх поднимается. Так дома наши устроены. И бельё малышки пропахнет, и квартира ваша. А младенцу это вредно. Стало быть, и для здоровья Евочки это тоже нужно, — назидательно объяснял Иван.

— Уважаю, — Олег обнимал соседа и хлопал по плечу. Они сидели вечером на скамейке у подъезда, покачивая коляску с малышкой.

Соседи радовались прибавлению маленького жильца дома. Кто связал пинетки, кто принёс Зине игрушки, оставшиеся от своих внуков, а некоторые даже подарили детские книжки из домашней библиотеки.

— Ничего, ничего, — говорили соседки, вручая книги, — погоди, скоро бегать будет, а там и книги в ход пойдут. Нынче дети ранние, мигом всему учатся. Время быстро летит!