Home Blog

Кому ты отдала квартиру, вот с того деньги и тряси, – дочь отказалась помогать матери

– У тебя зарплата была еще вчера! Почему до сих пор ничего мне не перевела? Особого приглашения ждешь? – сурово поинтересовалась мама в трубку.– У тебя зарплата была еще вчера! Почему до сих пор ничего мне не перевела? Особого приглашения ждешь? – сурово поинтересовалась мама в трубку.

– С какой стати я вообще должна тебе что-то переводить? – недовольно буркнула Лариска. Она посмотрела на часы, было семь утра. И надо было матери позвонить в такую рань? Ведь знает, что она собирается на работу, ей сейчас не до споров и пересудов.

– Ты посмотри на нее! Дурочку мне только включать не нужно. Мы же договорились, сейчас ты помогаешь мне деньгами. Когда Юленька купит квартиру, она будет мне помогать!

– Нет, я так не согласна! – запротестовала женщина. – Кому ты отдала квартиру, вот с того деньги и тряси.

– Смотрю, некоторые шибко умными стали! А когда наследство мое будешь делить, тоже рядиться начнешь? Значит так, или ты немедленно переводишь мне деньги, или я тебя знать не желаю!

В трубке послышался длинный гудок. Лариска глубоко вздохнула и нажала на кнопку чайника. Вот умеет мать испортить настроение. А может ну ее, в самом деле перевести деньги, лишь бы отстала…

Разница между Лариской и Юлькой была всего в два года. По всем законам они могли быть не просто сестрами, но лучшими подругами. Вот только большой дружбы между сестрами не было, хоть они и делили одну комнату на двоих.

– Юлька, помогай убирать игрушки, – шипела девятилетняя Лариса на младшую сестру. – Я одна что ли все здесь раскидывала?

Она косилась на сестру, собирая по полу разбросанных кукол и прочую мелочевку.

– Лорик, не ворчи. Тебе же мама русским языком сказала, чтобы ты меня не трогала. У меня животик болит, – шикнула на старшую сестру семилетняя Юлька. Она сидела на кровати и болтала ногами.

– Не ври, ничего у тебя не болит, ты просто убирать не хочешь, – шипела в ответ старшая. – Вот все маме расскажу!

– Ой, ябеда! – Юлька показала язык старшей сестре.

– Маааам! А Юлька тебя обманула. У нее не болит живот. Она специально все придумала, чтобы свои игрушки не собирать, – громко заканючила Лариска.

На зов в комнату явилась матушка. За секунду до ее появления Юлька нырнула под одеяло, легла на бок и поджала коленки к животу, состряпав плаксивое выражение лица.

– Что у вас здесь происходит? – сурово спросила мать. Она не любила, когда ее отвлекали по пустякам.

– Юлька врет про живот. Она просто убирать не хочет, – повторила Лариска уже н так уверенно.

– Ой-ой-ой! – запричитала Юлька жалобно и скорчила жалобную мину. – Мамочка, она меня врушкой обзывает и заставляет убирать. А ты же сама сказала, чтобы я полежала, отдохнула.

– Ты чего к сестре пристаешь? – накинулась мать на старшую дочь.

– Так она врет же, притворяется, – попыталась оправдаться Лариска. – Она просто уборку делать не хочет.

– Как тебе не стыдно на сестру наговаривать? Если сама здоровая как лошадь, не значит, что и на твоей сестре пахать можно! Убирай комнату, и чтобы больше не слышала, что к Юленьке пристаешь. Это же надо, подарил же бог лодырку! Готова сестру оговорить, лишь бы самой ничего не делать, – мать, сердито хлопнув дверью вышла из комнаты.

– Бе-бе-бе!

Довольная собой Юлька уже, как ни в чем не бывало, опять сидела на кровати, болтала ногами и показывала сестре язык.

Надув губы и насупив брови Лариска взялась за игрушки. Опять Юлька одержала над ней верх.

– Юленька, а ты чего на улицу не идешь? Вон какая погода прекрасная! – матушка в недоумении смотрела на младшую дочь, которая сложив руки на груди сидела на диване.

– А в чем идти? Ты мой шкаф с одеждой видела? Там же одни Лоркины обноски. А то что вы мне покупали, давно уже малое.

– Да какие же у тебя обноски? Мы в начале каникул купили тебе все новое, – недоумевала мать, открывая дверцу шкафа. – Да и не выросла ты за этот месяц, чтобы одежда малой стала.

– Ма, да ты смеешься? В этом старье же из дома стыдно выйти, – гундела Юлька, округляя глаза на родительницу.

Лариска сидела в кресле с книгой и прислушивалась к диалогу. Она не сомневалась, мать не сможет отказать младшенькой. Так всегда случается, стоит той чуть поныть или поканючить.

– Ах, Юленька, у тебя кукла совсем плохенькая уже, нужно новую купить, – заявлял отец после того, как дочь на протяжении недели ныла, что ей играть не чем.

– Ой, доченька, отдохни, полежи, раз у тебя ножки болят, и головка кружится, а на даче в другой раз поможешь, – кудахтала мать над младшей в другой день.

– Ой, мамулечка, может, я все-таки как-нибудь поеду? Ну что вы там спины одни гнуть будете? – тяжело вздыхала девочка.

– Нет, все, будешь сидеть дома. Лариска – кобыла здоровая, она сама управится и с грядками, и с поливом, – решительно заявляла мать.

– Мам, да Юлька здоровее всех здоровых, – не выдерживала Лариска. – Она просто договорилась с девчонками на улице погулять, а тут вы со своей дачей ей все планы порушили…

– Лариса! – сердито одергивала мать. – Когда ты перестанешь на сестру наговаривать? Видно же, человек болеет, нет, тебе надо соврать, так и норовишь меня с Юленькой поссорить! Знаю я, кто из вас гулять собирался, мне Юля уже все рассказала!

Девочки росли, а отношения между ними лучше не становились.

– Лорик, ну признайся, что ты мне просто завидуешь! – пропела младшая сестра, подводя ресницы.

– Гм, чему завидовать-то? – не поняла Лариска.

– Как чему? Я что не попрошу, мне все покупают, а тебе – нет. Вот ты и злишься!

– Ха, ныть и жаловаться – великое мастерство! – огрызнулась Лариска. На самом деле в глубине души она и в самом деле немного завидовала младшей.

– Слушай, а давай я тебя научу! – Юлька сверкнула глазами. – Ну правда, что ты у нас как бедная родственница?

– Нет уж, это ты у нас мастерица подлизываться, слезки лить и торить своим нытьем себе дорожку в светлое будущее. Думаешь, не знаю, как ты свои оценки в школе из учителей вытягивала? «Ну поставьте мне «четыре». Меня папка дома убьет», – Лариса скривила лицо, изображая сестру.

– Ну и дура! Я тебе предлагала помочь, – обиделась Юлька.

Девушки выросли, вышли замуж и каждая пошла своей дорожкой. Теперь им делить было нечего, и отношения между сестрами понемногу наладились.

Своих квартир у них не было, а потому из родительского гнезда они разлетелись по съемным квартирам.

Вскоре в семье случилось двойное горе, не стало отца, а следом и любимой бабули.

– Мамуль, может тебе чем помочь нужно? – предложила Лариска.

– Давай мы с Валеркой к тебе переедем. Все проще будет и тебе не так тоскливо, – подхватила Юлька, разливая чай по чашкам. Они втроем сидели на родительской кухне.

– Вот еще! Я что, инвалид немощный? Или думаешь, если у меня здесь трешка, так я с радостью сейчас подвинусь? Нет уж, дорогие мои деточки. Я хочу хоть на старости лет пожить для себя, отдохнуть.

– Да я не настаиваю, помочь хотела, – стушевалась Юлька.

– Лорик, ты не знаешь, мама не собирается бабулину квартиру продавать? – Юлька выждала момент, когда мать выйдет из кухни.

– Ладно, она к себе пускать не хочет, собственно, не очень-то и хотелось. Но может мама догадается квартирку бабули продать и деньги между нами поделить, – в надежде вздохнула девушка.

– Было бы неплохо, а то мы уже упырхались на эту ипотеку копить. Да еще за съемную приходится нехилые бабки отдавать, – согласилась Лариска.

– А мы и не собираемся ничего копить. Я хочу нормально в отпуска ездить, на море отдыхать и на хорошей машине кататься, – Юлька как в детстве упрямо сжала губки.

– Так ты всю жизнь будешь по съемным мотаться, – усмехнулась Лариска. – Банки, они не учителя. Это перед учителями ты могла слезу пустить и выпросить оценку, с банкирами так не проканает.

– Я буду наследство ждать. У мамы теперь две квартиры. Все равно после нее обе нам достанутся. Мы их продадим, деньги поделим и купим нормальную квартирку в хорошем районе, – мечтательно протянула Юлька, вытягивая ножки.

– Так, девочки, у меня к вам серьезный разговор, – матушка вернулась на кухню. – Дело касается бабулиной квартиры.

Сестры замерли в ожидании.

– Так вот, квартиру я продавать не собираюсь, можете даже не облизываться… И никого из вас в нее тоже не пущу… – огорошила мать.

– Мам, а я хотела… – начала было Юлька.

– Даже слышать не хочу! Мне скоро на пенсию выходить, я хочу пожить нормальной человеческой жизнью. Я тоже хочу на моря поездить, в санаториях отдыхать. В общем так, квартиру я буду сдавать! – объявила она торжественно.

Юлька с Лариской решение матери выслушали и приняли. Мать хозяйка, ей виднее.

Время шло. Лариска с Толиком взяли такую желанную ипотеку. Трешку купили в новом доме в хорошем районе. К моменту покупки квартиры у них уже подрастал сынишка.

Юлька тоже времени даром не теряла. Вслед за сестрой она родила доченьку. Вот только квартирный вопрос так и остался нерешенным.

– Хорошо тебе, – вздыхала Юлька, – у вас квартира своя, большая светлая.

– Так и вы бы с Валеркой накопили, если бы чуть экономить научились, – наставляла сестру старшая.

– Вам же все на моря нужно. Вот за последние три года вы сколько раз на море ездили? Правильно, пять, а мы ни разу. Вы машину в салоне купили, а мы старенькую с рук взяли. Вот и скопились денежки. Зато теперь никому ничего не должны, осталось только ипотеку платить.

– Ой, я так не могу, – Юлька капризно сложила губки. – Я на работе устаю, хочется и в салон красоты сходить, расслабиться. А уж как в отпуске побывать и на море не отдохнуть? Даже не представляю.

– Ну и сиди на съемной квартире и не плачься, – сердилась Лариска.

В такие минуты она сразу вспоминала, как сестра через свое нытье всегда добивалась желаемого. Вот только в этот раз ее нытье не сулило ничего, кроме плохого настроения. Банки к слезам таких вот плакальщиц были равнодушны.

– Ну и буду. И вообще, мать, конечно, в своем праве, но чего она ухватилась за бабкину квартиру? Дочери пашут на эти ипотеки, упахаться никак не могут, – сердилась Юлька.

– Где ты там пашешь? – усмехнулась Лариска, покосившись на сестру.

– А могла бы, – упрямо заявила Юлька. – Мать молодец, пожить для себя ей, видите ли, хочется! А мы когда для себя жить начнем? Нет, ну как так можно?

Лариска слушала разглагольствования сестры и лишь качала головой. Если человек с детства привык чужими руками жар загребать, с годами эта привычка не проходит.

В тот день Лариска решила заняться генеральной уборкой. Толик должен был явиться с работы поздно вечером, а сына забрала в гости свекровь. Можно было спокойно наслаждаться уборочным процессом.

Внезапный звонок в дверь застал Ларису на самой верхней ступеньке стремянки, куда она взобралась, чтобы протереть пыль с люстры. Чертыхаясь и спотыкаясь она поспешила к дверям.

– Мамуля? – женщина не ожидала увидеть на пороге родительницу.

– Я ненадолго, – успокоила та, увидев беспорядок. – Плесни мне чайку, а я пока руки вымою, – распорядилась гостья и скрылась в ванной.

– Лариса, я приняла решение и это не обсуждается, – заявила матушка усаживаясь за стол. – Юленьке совсем плохо живется. Вы-то вон, и квартиру свою купили, и машина у вас есть, а они никак жильем не обзаведутся…

Лариса молча слушала. Под ложечкой неприятно засосало.

– Так вот, я попросила жильцов съехать… В бабулину квартиру я пущу жить Юльку с Валериком…

– Твое право, – коротко ответила женщина, вставая со своего места. Она не сомневалась, что рано или поздно Юлька выплачет у матери квартиру.

– А куда деваться, разве можно накопить на квартиру, когда приходится отдавать чужим дяде с тетей за съемные комнаты?

«Что-то нас ты не спешила в квартиру пустить, пока мы на ипотеку собирали? Ну да бог с ними, пусть живут!» – решила про себя Лариска. Ей от этого не было ни горячо, ни холодно.

– Мам, а как же ты без дополнительного заработка? Ты же уже привыкла к определенному уровню дохода, – поинтересовалась дочь, уставившись на мать.

– О, этот вопрос я тоже продумала, – радостно объявила гостья. – Пока Юленька с Валеркой копят на ипотеку, содержать меня будешь ты.

Мать с торжественным видом уставилась на дочь.

– В смысле я? – замерла Лариска.

– Ну так! Чего же непонятного? Не могу же я брать аренду с Юли, но и отказываться от прежнего уровня жизни я тоже не согласна, – мать повела плечами, как будто объясняла само собой разумеющееся не очень сообразительному ребенку.

– Так а я-то с какого перепуга должна восполнять тебе потерю твоих денег? – Лариса была категорически против такого порядка вещей, но мать это, по всей видимости, не особенно тревожило.

– Ты странная! А к кому мне за помощью идти? – развела руками матушка.

– Но это нечестно. Так-то у нас ипотека и лишних денег не водится. И потом, нам никто не помогал на квартиру копить.

– Так вы и сами справились, а Юленька живет хуже тебя, ей помощь нужна.

– Мама, не знаю, как там Юлька перед тобой плакалась, что выплакала-таки квартирку, только на меня не рассчитывай, – Лариска сердито смотрела на мать.

– С чего это вдруг? Поможешь как миленькая, никуда не денешься.

– А может просо Юлька возьмется за ум и перестанет транжирить деньги налево и направо, тогда, смотришь, и тебе квартирантов не пришлось бы выгонять.

– Так что теперь, младшую сестру в беде бросишь? И я считаю все по-честному. Сейчас ты меня будешь содержать, а когда Юля на квартиру накопит, придет ее очередь, – упрямо стояла на своем матушка.

– Было бы честно, если бы сначала мы жили в квартире и копили на свою, а Юлька тебя содержала. Вот тогда я бы даже артачиться не стала. А так…

– Ничего, придет и Юлина очередь меня содержать, вот увидишь, – не отступала женщина.

– Да как же, придет эта очередь, жди! Потом у Юльки настанут еще более тяжелые времена! Она же к тому времени уже с ипотекой будет!

– Вот не знала, что такую непутевую и не отзывчивую дочь родила, – кричала мать на весь подъезд, покидая жилище Лариски.

– А ты к младшенькой сходи, – посоветовала та в ответ. – Только на много не рассчитывай, это же Юлька привыкла из всех все вытягивать. Сама-то она не шибко торопится помогать, – посоветовала дочь и захлопнула дверь.

С того момента не проходило и дня, чтобы Лариске не звонила мать или сестра. И если первая требовала принять условия матери, то вторая без конца ныла, как ей несчастной тяжело приходится.

– Нет, мама, я не буду помогать тебе деньгами, – снова и снова повторяла Лариса.

– Ты бросаешь мать, так нельзя. Из-за тебя я останусь без дохода.

– Я у тебя ничего не забирала и ничего давать тебе тоже не планирую. У меня своя семья и свои планы, – решительно заявила дочь.

– Если ты мне не переведешь деньги, можешь забыть, что у тебя есть мать!

– Сестренка, вот не знала, что ты такая завистливая, – вещала в трубку Юлька. – Неужели ты не видишь, что это мой единственный шанс на собственную квартиру? Вот увидишь, мы сейчас с Валеркой быстренько накопим на квартиру и съедем.

– А зачем тебе съезжать? Ты же как-то выплакала возможность въехать в бабулину квартиру, так поплачь еще, уверена, мать ее на тебя совсем скоро отпишет.

– Правда? Ой! Ну что ты такое говоришь?!

Поняв, что родственницы от нее добровольно не отстанут, Лариска занесла обеих в черный список. Она устала быть той, чьими руками пытаются загрести жар…

Козёл Зайка

Козёл Зайка
Прихожу с работы позже, чем обычно. Есть хочу — просто умираю. Решила, что полноценный ужин приготовлю попозже, а пока срочно что-нибудь брошу в рот, иначе — голодная смерть.
— Зайка, я себе омлетик сотворю, будешь со мной?
— Не-а, я ужинал недавно, не голодный, поешь сама.
— Зайка, точно не будешь? Я тогда из двух яиц сделаю, одну порцию всего.
— Ага-ага, кушай.
Выкладываю омлет на тарелку, отрезаю хлеба, сажусь. Тут появляется мой Зайка, садится рядом, пододвигает к себе тарелку и начинает есть.
— Э-э-э… Я вообще-то тебя спрашивала, будешь или нет ужинать.
Поднимает на меня удивлённые глаза:
— И что? Тебе что, жалко?! Яичницы для меня жалко? Да я для тебя [перечисление подвигов], а тебе для меня еды жалко?!
Отпихивает пустую тарелку, демонстративно одевается, уходит из дома. Остаюсь голодная и недоумевающая.
Вчера подхожу к своему Солнцу. Солнце смотрит фильм.
— Зайка, что будешь на ужин: котлетки или курочку варёную поджарить?
— …
— За-а-айка, котлетки или курочку?
— А? Чего?
— Кот-лет-ки или ку-роч-ку бу-дешь есть?
— Ага, маленькую порцию.
— Дорогой, маленькую порцию чего именно?
— А что у нас есть?
В пятый раз озвучиваю варианты.
— Ну положи мне чего-нибудь, мне всё равно.
Слава тебе, господи, пытка принесла результат! Накрываю на стол, зову ужинать. После «третьего звонка» приходит.
— А почему котлеты?
— А что не так?
— Почему котлеты, а не курица? Я же просил курицу! Тебе лень для меня курицу поджарить?! Да я для тебя, жизни не жалея, [перечень подвигов]!
Тарелка летит в стену, Зайка демонстративно одевается и уходит.
Через час звонит его мама и сообщает, что если бы она знала, какая я дрянь, ни за что бы не позволила сыночку на мне жениться. Оказывается, я отказалась готовить ему ужин, устроила истерику и выгнала его из дома!
Завтра я иду подавать на развод. Мы прожили вместе шесть лет. Идеальный мужчина — непьющий, работящий, внешне очень даже, меня любит. Но эту черту характера я больше терпеть не намерена.
@ ОПТИМИСТ

– Это ведь вас Рома бросил с ребёнком на руках? – спросила незнакомка. – Я его жена. Бывшая

— Довольны? — его голос звучал сдавленно. — Разделили меня, как кусок пирога! Даже мать против меня настроили!

— Мы всего лишь защитили детей, — спокойно ответила Елена. — Твоих, между прочим, детей. Мы делали то, что ты должен был делать сам.

— А вдруг она не разлучница, а такая же жертва? — пробормотала Елена, разглядывая адрес в блокноте. Промозглый осенний ветер трепал её волосы, пока она стояла перед невзрачной многоэтажкой на окраине города.

Два месяца назад её жизнь рухнула. Роман исчез так внезапно, что она не успела даже испугаться. Просто не пришёл домой после работы. Сначала были звонки, сообщения, обращение в полицию. Потом — опустошённый банковский счёт. Полиция проверила, за деньгами приходил именно Роман, значит, живой. Ни записки, ни объяснения. Пятнадцать лет брака испарились, как утренний туман.

Елена взглянула на часы: почти полдень. Она несколько дней следила за этим домом, пыталась набраться смелости. Однажды видела, как молодая женщина вышла с коляской, но сразу вернулась — видимо, ребёнок капризничал. Теперь Елена знала номер квартиры и не могла больше откладывать неизбежное.

«Мне нужна правда, какой бы она ни была», — решительно подумала она и вошла в подъезд.

Солнечный луч пробивался сквозь неплотно задёрнутые шторы, падая на лицо спящего младенца. Мария сидела рядом с кроваткой, бессмысленно глядя в пространство. Прошло уже три месяца с появления Кирилла, а она всё ещё чувствовала себя оглушённой. Депрессия навалилась тяжёлым одеялом, липким и душным.

«Ты справишься, справишься», — монотонно повторяла она про себя, но уверенности не было. Не когда все планы рассыпались, а тот, кто обещал быть рядом, просто исчез. Почти год назад. Ни звонка, ни сообщения. Будто Романа никогда и не существовало в её жизни.

Настойчивый звонок в дверь вырвал Марию из оцепенения. Она вздрогнула, посмотрела на часы. Никого не ждала. Может, соседка? Или курьер ошибся адресом?

Звонок повторился — более требовательно.

— Иду, иду, — прошептала Мария, поправила растрёпанные волосы и, бросив взгляд на спящего сына, пошла открывать.

На пороге стояла незнакомая женщина — ухоженная, лет тридцати пяти, в строгом пальто и с решительным выражением лица.

— Это ведь вас Рома бросил с ребёнком на руках? — спросила незнакомка. — Я его жена. Бывшая.

Мария застыла, чувствуя, как пол уходит из-под ног. В голове мелькнули кадры: Роман, шептавший о своей любви, о будущем, о том, как они поженятся, когда он уладит какие-то «дела». Роман, обещавший звёзды с неба. Роман, исчезнувший, когда она сказала о ребёнке.

— Жена? — только и смогла выдавить Мария. — Он… он говорил, что не женат.

Что-то дрогнуло в лице незнакомки — не злорадство, а понимание, горькое и глубокое.

— Можно войти? Меня зовут Елена. Думаю, нам есть о чём поговорить.

Кухня в маленькой квартире Марии казалась тесной для двух женщин, связанных невидимой нитью предательства одного мужчины.

— Чай? — спросила Мария, просто чтобы что-то сказать.

— Спасибо, — кивнула Елена, снимая пальто. — Давно вы его… знаете?

— Почти два года. Познакомились на корпоративе, его компания заказывала у нас оформление. Я дизайнер… была, — Мария запнулась. — Он говорил, что свободен, что ищет серьёзных отношений. Я поверила.

Елена внимательно смотрела на неё, на её усталые глаза, на беспорядок в квартире, на детские вещи, небрежно брошенные на стуле.

— Он исчез около года назад, — продолжила Мария, ставя чашки на стол. — Я тогда сказала ему, что жду ребёнка. Он обрадовался, по крайней мере, я так думала. Обещал заехать на следующий день обсудить планы. И всё. Телефон отключён, аккаунты в соцсетях удалены. Будто его никогда и не было.

— От меня он ушёл два месяца назад, — тихо произнесла Елена. — Пятнадцать лет брака, двое детей. Не попрощался, не объяснился. Просто не пришёл домой. А потом опустошил наш семейный счёт.

— Дети? — Мария подняла глаза. — У вас есть дети от него?

— Сыну двенадцать, дочери девять, — кивнула Елена. — Знаете, я ведь пришла сюда, думая найти разлучницу. А нашла…

— Такую же дуру? — горько усмехнулась Мария.

— Такую же жертву, — мягко поправила Елена.

Из спальни донёсся плач ребёнка. Мария вздрогнула, в её глазах мелькнуло что-то похожее на панику.

— Позволите? — неожиданно спросила Елена, поднимаясь. — У меня богатый опыт.

Не дожидаясь ответа, она пошла в спальню, оставив растерянную Марию за столом.

Проходили недели, и постепенно визиты Елены стали частью жизни Марии. Сначала настороженность, потом благодарность и наконец — доверие. Елена приносила еду, помогала с ребёнком, иногда просто сидела рядом, ничего не требуя. Под её ненавязчивой заботой Мария начала выплывать из пучины депрессии, снова замечать мир вокруг.

— Лен, почему ты это делаешь? — спросила однажды Мария, когда они вместе укладывали Кирилла спать. — Помогаешь мне?

Елена задумалась, поправляя одеяло в кроватке.

— Знаешь, я ведь тоже была на грани. После его ухода. Но у меня были дети, которые всё видят и понимают, нужно было держаться. А потом я узнала про тебя и поняла: если я смогу помочь кому-то, кто страдает из-за него, мне самой станет легче.

— Ты удивительная, — покачала головой Мария. — Я бы на твоём месте ненавидела меня.

— За что? За то, что ты так же поверила его лжи? — Елена улыбнулась. — Знаешь, есть более важные вещи, чем тратить силы на ненависть… например, бороться за справедливость.

На следующий день Елена пришла с официальным конвертом в руках.

— Повестка в суд, — сказала она, кладя документы на стол. — Рома подал на развод. И требует квартиру — полностью. Утверждает, что первоначальный взнос был сделан из его добрачных сбережений, а большую часть выплат по ипотеке якобы оплачивали его родители. Всё это ложь.

— Разве суд поверит в такое? — нахмурилась Мария.

— В том-то и дело, — вздохнула Елена, снимая очки и устало потирая переносицу. — У него есть какие-то поддельные расписки и договор займа с его матерью с нужными датами. Мой адвокат говорит, что мне придётся доказывать, что квартира оплачивалась из нашего общего семейного бюджета, предоставлять выписки по счетам, свидетельские показания.

— Какая подлость, — тихо произнесла Мария, качая на руках Кирилла.

— Знаешь, что особенно больно? — Елена вытерла непрошеную слезу. — Его родители всегда хорошо ко мне относились. Не представляю, как он убедил их участвовать в этой афере. Может, они даже не в курсе, что их именем прикрываются.

Мария внимательно слушала.

— Мой адвокат говорит, — продолжила Елена, — что раз он сам проявился, у тебя тоже есть все основания подать иск. Пока он не прячется. На алименты. Роман — отец твоего ребёнка, нужно только сделать ДНК-тест. И кстати, вчера я нашла его профиль на сайте знакомств. Он представляется холостяком!

— Не знаю, Лен, — Мария покачала головой. — У меня нет сил на суды…

— У тебя есть сын, — тихо сказала Елена. — И разве не за него стоит бороться?

В глазах Марии впервые за долгое время вспыхнула решимость.

Адвокатская контора находилась в деловом центре, и женщины не ожидали встретить там Романа. Но судьба распорядилась иначе — они буквально столкнулись с ним у входа.

— Елена? — он замер, переводя недоумённый взгляд с бывшей жены на бывшую любовницу. — Мария?! Что за…

— Здравствуй, Рома, — спокойно произнесла Елена. — Удивлён? Думал, что мы никогда не узнаем друг о друге?

Роман выглядел растерянным, затем его лицо перекосила злоба.

— Так вот чем вы занимаетесь? Сговариваетесь против меня? — его голос дрожал. — Вы же должны ненавидеть друг друга! Вы же соперницы! Где ваша гордость?

Мария, до этого молчавшая, сделала шаг вперёд. За последние недели она изменилась — исчезла затравленность из взгляда, распрямились плечи.

— Так было бы за что соперничать, — произнесла она тихо, но твёрдо. — Ты того не стоишь.

Роман побледнел, хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой и быстро ушёл.

— Ты видела его лицо? — нервно засмеялась Елена, когда они вошли в здание.

— Видела, — кивнула Мария. — И знаешь… мне кажется, впервые за долгое время я почувствовала себя сильной.

Вечером, укладывая Кирилла, Мария поймала себя на том, что тихонько напевает колыбельную. Что-то менялось, что-то возвращалось. Она позвонила Елене.

— Я готова бороться, — сказала Мария. — За моего, за твоих… за наших детей.

Они вышли из здания суда плечом к плечу, щурясь от яркого весеннего солнца. Елена крепко сжимала папку с документами, Мария не могла перестать улыбаться.

— Не верится, — прошептала она. — Просто не верится.

— А я знала, что всё получится, — Елена обняла её за плечи. — Справедливость существует!

Результат превзошёл их ожидания. Суд признал их доводы и доказательства убедительными. Особенно помогли показания соседки по лестничной клетке, которая неоднократно слышала от самого Романа, как он гордился тем, что они с Еленой смогли сами, без чьей-либо помощи, купить эту квартиру.

Фальшивые расписки рассыпались под тяжестью фактов: когда мать Романа, вызванная в суд, узнала о мошенничестве с якобы её займом на квартиру, она была возмущена не меньше Елены. «Я никогда не давала деньги на квартиру, это всё его фантазии!» — заявила она прямо в зале суда, окончательно похоронив версию сына.

Суд признал квартиру совместно нажитым имуществом, и при разделе учёл интересы несовершеннолетних детей. Поскольку квартира была приобретена с использованием материнского капитала, в ней уже были выделены детские доли. В итоге доля Романа составила лишь четверть стоимости. Продать её постороннему при наличии детских долей было практически невозможно, и он был вынужден согласиться на то, что Елена сама выкупит у него его долю, хотя понимал, что это может затянуться.

Она взяла кредит, её родители помогли с первым взносом, и вопрос с жильём был решён.

Помимо этого, Роман обязан был выплачивать алименты троим детям, включая Кирилла, отцовство подтвердил ДНК-тест, и Марии до тех пор, пока Кириллу не исполнится три. Суд даже обязал его компенсировать судебные издержки, включая оплату услуг адвоката.

Да, им пришлось пройти через многое — изнурительный сбор документов и выписок, унизительные расспросы о личной жизни, попытки Романа очернить их репутацию. На одном из заседаний он даже пытался намекнуть на «особые отношения» между Еленой и Марией, чтобы дискредитировать их в глазах немолодой женщины-судьи. Но судья оказалась мудрее и проницательнее, чем он предполагал.

— Я не вижу ничего предосудительного в том, — обратилась она к Роману, — что ваша бывшая супруга и мать вашего ребёнка поддерживают друг друга в трудной ситуации, в которую вы же их и поставили. И если это взаимопомощь и солидарность вызывает у вас такие грязные ассоциации, мне остаётся лишь выразить своё сожаление.

После этих слов в зале суда повисла тишина, а Роман больше не пытался атаковать их таким образом.

Они держались вместе и выстояли. И вот теперь стояли на ступенях суда, свободные и с чувством выполненного долга.

Роман догнал их у парковки. Он выглядел осунувшимся, галстук съехал на сторону, а в глазах горела смесь обиды и злости.

— Довольны? — его голос звучал сдавленно. — Разделили меня, как кусок пирога! Даже мать против меня настроили!

— Мы всего лишь защитили детей, — спокойно ответила Елена. — Твоих, между прочим, детей. Мы делали то, что ты должен был делать сам.

— Я бы всё равно помогал! Не нужно было тащить меня по судам!

— Как помогал последние полгода? — вмешалась Мария. — Исчезнув без следа и украв деньги с общего счёта? Хочешь, я и эту историю подниму? Или ты будешь паинькой?

Роман смотрел на них, словно видел впервые.

— Вы изменились, — сказал он наконец. — Обе. Раньше вы были другими.

— Это ты нас изменил, — улыбнулась Елена. — И спасибо тебе за это.

Они оставили его стоять в растерянности и пошли к машине Елены.

— За нас! — Елена подняла чашку с капучино.

— За победу, — поддержала Мария.

Они сидели в уютном кафе недалеко от суда. Впервые за много месяцев обе чувствовали себя по-настоящему свободными.

— Знаешь, — задумчиво сказала Елена, размешивая сахар, — когда он ушёл, я думала, что моя жизнь кончена. Пятнадцать лет вместе, и вдруг — пустота. Но теперь понимаю: это было начало, а не конец.

— Начало чего? — спросила Мария.

— Новой жизни. Новой меня. Я записалась на курсы повышения квалификации. Хочу вернуться в профессию.

— Серьёзно? — Мария просияла. — Это замечательно! А я… Я думаю снова начать работать. Может, не полный день, но хотя бы брать заказы на удалёнке.

— Мои родители с радостью посидят с Кириллом, — предложила Елена. — Ты бы видела, как папа с ним возится! Забавно, но они уже считают его своим внуком. Мама даже фотографию Кирилла поставила на полку с семейными фото, рядом с моими детьми. Смешно, да?

Мария покачала головой:

— Не смешно. Трогательно. Спасибо тебе, Лен. Без тебя я бы не справилась.

— Без тебя я тоже, — серьёзно ответила Елена. — Ты дала мне силы бороться, когда я уже готова была всё бросить.

— Мне мама когда-то говорила: — вдруг сказала Мария, глядя на прохожих, — «Беда никогда не приходит одна, но и счастье тоже». Тогда мне казалось, что это просто слова утешения. А сейчас понимаю: она была права.

— В чём же наше счастье? — спросила Елена с легкой улыбкой.

— В том, что мы больше не одиноки, — просто ответила Мария. — Что у меня есть ты, у твоих детей — Кирилл, у него — они. В том, что мы сами построили то, что нам нужно.

— Без мужчины? — Елена приподняла бровь.

— Без неправильного мужчины, — поправила Мария. — Кстати, не хочешь познакомиться с моим старшим братом? Он развёлся два года назад, детей у него нет, зато есть строительный бизнес и золотые руки.

Елена рассмеялась:

— Это что, попытка сватовства?

— Это попытка расширить нашу нестандартную семью, — улыбнулась в ответ Мария. — Подумай об этом.

Жизнь продолжалась — и теперь им было на что надеяться.

Год спустя солнечным майским днём детская площадка нового жилого комплекса была полна смеха и криков. Квартиры здесь были просторнее, а район считался более престижным, но главное — здесь было удобнее: Елене ближе до работы, а Марии — до её студии дизайна, которая, к удивлению многих, включая её саму, стала довольно успешной. Елена сидела на скамейке, наблюдая, как её сын Денис катает на качелях Кирилла, а Алиса что-то увлечённо объясняет Марии.

— Ма! Ма! — кричал Кирилл, взлетая на качелях. — Высоко!

— Вижу, солнышко! — улыбалась Мария, помахав рукой.

— Они так сдружились, — заметила Елена, когда Мария присела рядом. — Как настоящие братья и сестра.

— Они и есть настоящая семья, — тихо ответила Мария. — Не обязательно иметь одинаковую фамилию, чтобы быть семьёй.

Прошедший год изменил их обеих. Елена устроилась на работу в юридическую фирму, где её ценили и уважали. Мария открыла небольшую студию дизайна и постепенно набирала клиентов. Жизнь налаживалась — не так, как они когда-то мечтали, но, возможно, даже лучше.

— Иногда я думаю: — вдруг сказала Елена, — что, если бы он не поступил с нами так? Мы бы никогда не встретились. Никогда бы не стали… кем мы стали.

— Подругами? — улыбнулась Мария.

— Семьёй, — поправила Елена. — Странной, неправильной, но нашей собственной семьёй.

Они смотрели, как играют дети — те самые дети, ради которых они научились быть сильными. В небе летел воздушный змей, запущенный Денисом, символ свободы и новых горизонтов.

— Ты была права в тот день, — сказала Мария, — когда сказала, что предательство иногда становится началом чего-то настоящего. Спасибо, что нашла меня.

— Спасибо, что открыла дверь, — улыбнулась Елена, и они, не сговариваясь, посмотрели на детей — свое настоящее и будущее, рождённое из горького прошлого.

МАМУ Я ВАМ НЕ ОТДАМ…

МАМУ Я ВАМ НЕ ОТДАМ…
– Да-да, вы не ослышались, именно Фатима. Бабуля – крымская татарка, мой дед ей жизнью обязан. Если бы не она – кто знает, что с ним стало бы и каким бы он вырос.
И я с интересом стала расспрашивать.
…В довоенные годы в одном селе близ Алушты жила большая дружная крымско-татарская семья. У молодых супругов Асана и Фатимы подрастало трое ребятишек – шестилетняя Реяна, пятилетняя Эльзара и четырёхлетняя Севиль. Рядом с ними стоял домик соседей – Анны и Петра Екимовых, сынишка которых, босоногий Тимофей, частенько прибегал поиграть к своим подружкам. Было ему в ту пору около трёх лет, соседи на свой лад звали его Тимуром.
В те годы люди, особенно в сёлах, не делили детей на своих и чужих. Все они были общими. Каждая мать старалась приветить соседского ребёнка – и вкусненьким угостить, и по голове погладить.
Стоял морозный февраль, Пётр же ходил на погост, не особо заботясь о том, тепло ли одет. Тяжёлое воспаление лёгких встретил с облегчением: жизнь без Анны была лишена смысла. В одну из ночей Пётр ушёл вслед за Анной, оставив маленького Тимошку круглым сиротой.
– Тимурчика никому не отдам, – твёрдо сказала Фатима, – это сын наших дорогих соседей, а значит, и наш сын тоже. Воспитаем как своего, ничего, где трое – там и четвёртому место найдётся.
Бедно жила семья Алиевых, но любви и ласки у родителей с лихвой хватало на всех детей.
С началом Великой Отечественной отца семейства забрали на фронт. Первое время жена и дети исправно получали весточки, радуясь, что папка жив-здоров, отважно бьёт фрицев. Все надеялись, что совсем скоро наши разгромят гитлеровцев и с победой вернутся домой.
Тимофей, потеряв второго отца, не отходил теперь от матери ни на шаг: вглядывался в её лицо, ловил малейшее движение. Чуткое сердечко трепетало от боли и сострадания к этой враз постаревшей женщине, глаза которой не просыхали от слёз. По ночам, крепко прижавшись к маме, приёмный сынок слышал, как сотрясалось от рыданий её худенькое тело. Но натруженные руки, годами не знавшие покоя, продолжали нежно гладить сыночка по голове, шептать ему на ушко ласковые, ободряющие слова:
– Мы справимся, родной, всё будет хорошо!
В мае 1944-го в дом пришла новая беда: ранним утром крымских татар вывели во дворы и приказали собрать весь скарб. Впереди были долгие годы депортации.
Десятилетнего Тимофея, русского по национальности, Фатиме не отдали. Сцена прощания была настолько душераздирающей, что даже конвоиры отводили в сторону глаза, дав матери возможность попрощаться с сыном. Обессилевшего от слёз мальчишку вырвали из её рук буквально силой.
– Тимурчик, жди меня, родной, мы обязательно вернёмся, помни, что я тебя очень люблю! – рыдала Фатима, к платью которой тесно жались насмерть перепуганные девчонки.
Возвращение затянулось на десятилетия. В Узбекистане Алиевым пришлось всё начинать с нуля. Горя, выпавшего на долю этой молодой женщины, хватило бы не на одну книгу. Но с Божьей помощью и при поддержке местного населения осиротевшая семья потихоньку наладила жизнь. Фатима устроилась на швейную фабрику, дочки пошли в школу. Осенью все вместе собирали в колхозе хлопок.
Ни на минуту не забывал о маме и сёстрах и Тимофей, которого сразу же определили в детский дом. В родное село он вернулся несколько лет спустя – когда возмужал и вырос. Парнишке пришлось самостоятельно обживаться в опустевшем доме. Со временем освоил строительную специальность, построил много домов своим землякам, позже женился на хорошей девушке, с которой познакомился ещё в детдоме. Люба знала, сколько горя выпало на долю её супруга, да и сама она настрадалась не меньше – родители погибли в войну.
В особо тяжёлые минуты она, как когда-то это делала Фатима, гладила Тимошу по голове и говорила:
– Мы справимся, родной, всё будет хорошо. И мама к нам обязательно вернётся.
Пролетели годы. Дочери Фатимы вышли замуж, создали свои семьи, подарив бабушке долгожданных внуков. В конце 80-х многие крымские татары начали возвращаться домой, в родной Крым. Сердце матери рвалось туда с неистовой силой, ведь оно продолжало жить надеждой на встречу с сыном.
Первые месяцы ушли на благоустройство и привыкание к новой жизни. Но дети и внуки знали: матери очень хотелось поехать в Алушту, в родное село, к своим истокам. Туда, где она оставила сына. Расспросить, узнать, что стало с её любимым мальчиком.
И вот старшая дочь Реяна с мужем Сервером попросили соседа, имевшего старенькие раздолбанные «Жигули», отвезти их в Алушту – подарить маме встречу с прошлым. Фатима едва дожила до утра – нестерпимо болело сердце, ведь впереди опять ждала неизвестность.
Чем меньше километров оставалось до родного села, тем неспокойнее вела себя старая женщина. Реяна, прижав её к себе, успокаивала как могла.
Вот уже и родные пейзажи Алушты, знакомые места. Машина свернула на узкую улочку, впереди показался дом. Но Фатима его не узнала. Вместо маленькой мазанки стояло крепкое просторное строение, огороженное красивым забором.
– Пустят ли нас во двор новые хозяева? – робко спросила она у зятя, с надеждой посмотрев ему в лицо. – Мне бы только воздухом родного двора подышать, спросить, знают ли они хоть что-нибудь о Тимуре.
– Не волнуйтесь, мама, думаю, нам не откажут, – ответил Сервер.
Еле-еле передвигая ослабевшие ноги, поддерживаемая с обеих сторон, Фатима подошла к калитке. Реяна нажала на кнопку звонка, где-то в глубине двора раздалась заливистая трель.
Тимофей Петрович, сняв с переносицы очки, отложил в сторону газету и отправился во двор. Распахнул калитку, вгляделся в лица – и буквально остолбенел. На пороге стояла его мама, мамочка, мамуля! Конечно, она постарела, да ведь и он уже давно не мальчик. Но он не мог не узнать её, образ матери навечно запечатлелся в его сердце.
– Тимурчик, родной! – на всю округу раздался крик старой женщины. – Хвала Аллаху, ты жив, мой мальчик!
Тимофей, плечи которого затряслись от рыданий, опустился на землю и крепко обнял колени старушки.
Навзрыд плакали все – Реяна и Сервер, пожилой водитель-сосед, Любаша, прибежавшая на крики и сразу осознавшая, что произошло.
– Добро пожаловать в дом, гости дорогие! – первой оправившись от слёз, гостеприимно пригласила Любаша.
– Мама, познакомься, это ещё одна твоя дочь, Люба, – Тимофей подвёл супругу к Фатиме.
– Ну, здравствуй, девочка моя, – обняла и расцеловала Любу Фатима.
– Бабушка прожила у нас более десяти лет, – с теплом вспоминает Ольга. – Мы её очень любили, а дед Тимофей и вовсе пылинки сдувал. По вечерам они наговориться не могли: вспоминали прошлое. Бабушка научила меня шить, вышивать, готовить татарские блюда. А самое главное – научила любить. Через годы, через расстояния, наперекор всему.
Нам всем её очень не хватает. Но благодаря ей у нас теперь такая большая и дружная семья, и хотя мои замечательные тётушки Реяна, Эльзара и Севиль, к сожалению, тоже ушли из жизни, но остались их дети и внуки.
И как бы каждый из нас ни был занят, в день рождения бабушки мы собираемся вместе, и в бабушкином доме вновь многолюдно и шумно, пахнет пловом, чебуреками и кубете, и мы с теплом и любовью вспоминаем, каким удивительно душевным и добрым человеком она была.
Зарема Пашаева

“Носки, КАТЯЯЯ…

“Носки, КАТЯЯЯ….
Автор: Марина Мищенко
Мне было шесть, когда я сделала скукоживающее душу открытие: мой дедушка – ужасный человек. Обманщик, предатель, и совсем не любит бабушку.
Если вдуматься, мало кто из детей размышляет о чувствах старшего поколения. Ну, живут люди вместе – дети у них, внуки, собака, попугай Каркуша.
И возраст “за шестьдесят”, и понятие “любовь” – шестилетки от этого так далеки. Деда, расскажи лучше, как одуванчики закрываются желтыми, а открываются пушисто белыми?…
Они жили как-то… как все, наверное?
Дедушка, покряхтывая, ворошил лопатой землю – бабушка, напевая, закапывала семена.
Дедушка приносил с рынка (а он его терпеть не мог!) пакет, из которого топорщились застывшими мурашками куриные ноги. Бабушка превращала их в суп – вокруг морковочных солнц кружили масляные жёлтые звездочки.
Зимой, нагулявшись, мы с дедушкой заваливались домой – в снежных колтунах, мокрых носках, с деревянными от холода пальцами, и он кричал: “Каааатяяя, чаааююю!”.
Бабушка заваривала нам чай, листья смородины и мелиссу, и мы хлебали обжигающее лето – со скошенной травой, раздавленными ягодами и радугой, пролившейся дождем на смородиновый куст.
Бабушка ругалась, что дед опять не надел варежки, а ведь она ему уже три пары связала с осени! А дед громко бряцал кружкой об стол и таращил глаза из-под густых чёрных бровей: “А я просил варежки? Сорок лет с тобой живу – нельзя что ли запомнить, что я не ношу варежки? Я просил носки! Носки, Каааатя!”
На 8 марта дедушка дарил ей дежурные солнечно-пупырчатые мимозы. На день рождения розы – по-взрослому скучно-красные. И всегда неуклюже, смущаясь, целовал её в щеку.
А на новый год всегда приносил домой живую ёлку, и бабушка причитала, мол – да зачем ты опять, есть же красивая искусственная! Ёлку он и правда выбирал ужасную – лысую, дешевую, и я всегда боялась, что дед мороз под такую не принесёт подарки.
А дедушка недовольно твердил, что он, знаете ли, тоже просил носки ему связать, а воз и ныне там.
Всё стало другим в сентябре.
В тот вечер папа поговорил с дедушкой по телефону, положил трубку и тихо сказал маме:
– Пришли анализы, всё плохо. У неё …
… И сказал непонятное слово.
Мне увиделось, что оно было хищным, оскалило клыки и попасть в его когти было очень страшно.
Я не успела спросить у папы, что это за слово такое – он ушёл в ванную и почему-то мылся так долго, что я уснула под шум воды.
Бабушку положили в больницу.
Родители часто ездили к ней, возили еду, какие-то свертки, книжки и клубки колючих ниток.
А дедушка – нет. Он вдруг выгнал из гаража свой старый «Жигуль» и принялся кататься на нем по городу. Особенно по магазинам – строительным и хозяйственным.
Один раз «Жигуль» заглох и мы с папой тащили его на тросе. Из багажника машины торчали доски и деревяшки, приветливо помахивая встречным водителям красной ленточкой. А окна распирали тюки в плёнке с некрасивыми скучными буквами. «У-те-пли-тель». Казалось, что этих тюков так много, что они выдавят стекло и поскачут мягкими кубиками по улице.
– Папа, а деда ездит в больницу? – спросила я, разглядывая пятно ржавчины на капоте «Жигулей». Смахивает на карту, кажется, на Африку…
– Ой, нет, Анют. Ему на даче хватает… развлечений.
Папины слова вдруг отдернули меня от ржавой Африки и пронзили мыслью:
«Как же это так! Бабушка в больнице, а он – развлекается! Видимо, он совсем по ней не скучает…»
Скоро бабушку выписали. Как раз выпал первый снег. Его размазало по дорогам и тротуарам больничной овсяной кашей – чавкающей, серой, с комками. Бабушкино лицо было такого же серого цвета.
Через несколько дней папа сказал, что дедушка перевез бабушку на дачу и теперь они будут жить там. Я похолодела от страшной догадки: дед решил избавиться от нее! Начинается зима, бабушка замёрзнет!
Но папа сказал, что дедушка всё это время утеплял дачу и теперь там можно жить круглый год.
Мы стали приезжать к ним по выходным. Бабушка была всё такая же худая и грустная.
Однажды, ночуя у них в гостях, я проснулась рано утром, разбуженная шумом за окном. Я выглянула на улицу и чуть не закричала: бабушка босиком шла по снегу – охая, кривя лицо, а дед вёл её за руку, приговаривая «Кааатя, не упирайся! Мы из тебя всёооо выбьем! Выгоним заразу!»
Теперь я точно знала – он хочет бабушку выбить. Точнее – добить, раз болезнь не справилась.
Через неделю я услышала, как папа говорит по телефону:
– … на лыжах? Ну, молодцы какие! Только одевайтесь тепло!
Всю ночь я не спала.
Я думала, что вот с таких людей, как мой дед, и писали сказку «Морозко». И что дедушка наверняка на этих лыжах дурацких заведёт бабушку под ёлку в лесу и бросит. Я представляла, как мимо неё, посвистывая вьюгой, будет проходить Морозко, и спросит «Тепло ли тебе, девица?» а там не девица, а бабушка! Я зажмуривала глаза и шептала «Морозко, миленький, найди мою бабушку в лесу и не дай ей замёрзнуть! Она свяжет тебе варежки!». Сон тянул в свое царство и мне виделось, как Морозко удивлённо поднимает белые брови и трескуче гудит: «Варежки? Но мне нужны носки, Кааатяя. Носкиии….»
Отмечать новый год, как обычно, решили вместе, на даче.
Мы с родителями ехали в машине, празднично загруженной яркими пакетами. И настроение было таким, как снег за окном, как гирлянды в окнах, как шарики на ёлках – мерцающим, переливающимся. Мне доверили держать ананас с колючим кустиком на макушке, а в багажнике на кочках хрустально пересмеивались стеклянные бутылки.
Из дома, встречая нас, выскочил дедушка. Он хлопнул себя по карманам дублёнки:
– А я думал, вы позже приедете! Ещё и не готово ничего!
– Так вместе и приготовим, пап! – приветственно обняла его мама.
– Анютка, тащи свою колючку домой, а то заморозишь тропического жителя! – подгонял меня папа, занося пакеты в дом.
– Мам! Принимай провизию! – прокричал он с порога.
Мы толкались в прихожей, скидывая шапки и стягивая сапоги, но бабушка не шла.
– А бабушки нету, сынок. Она сегодня на лыжах попросилась одной пошастать.
– И ты пустил? – голос папы дрогнул.
– А чего не пустить? Уж не первый раз она сама! Окрепла! Да и лес вон за забором, лыжня вся кругом тут вьется. Далеко не убежит!
Пумс!
Это сочно упал ананас. Выскользнул из моих размякших рук и остался лежать, колючим кустиком набок.
Из живота в горло выкатился комок ужаса. Отвёл! Все-таки отвёл! Бедную мою бабулечку! Под ёлку!..
– Аня! Ну что ты там застряла! Иди на кухню!
Я, всхлипывая, взяла ананас, прямо за эту несчастную колючку, и поплелась туда, где шумели и смеялись.
В кухне села в самый уголок, между батареей и холодильником. Я смотрела на дедушку, насыпающего в маленький термос какую-то траву, шевелящего губами, и вспоминала тот наш чай со смородиной и мелиссой. Его всегда делала бабушка, потому что дедушка не умел готовить, даже чай заварить толком не мог…
Хлопнула входная дверь. Лыжи в коридоре весело стукнули.
Дедушка вскинулся, всплеснул руками, рассыпал траву. Подскочил к батарее, аккуратно отодвинув меня, схватил с неё махровые носки и выбежал в коридор.
– Аня! Что с твоим лицом! Ты что, об ананас укололась? Иди умойся, а то бабушку напугаешь! – шикнула на меня мама.
Я вышла в коридор и увидела бабушку, присевшую на стульчик. Перед ней, опустившись на колени, сидел дедушка. Он надевал ей носки – те самые, махровые, подогретые на батарее. «Носки, Каааатяяя!» – тихо пронеслось по коридору. И он неуклюже поцеловал ее в щеку.
А бабушка, наконец-то, была совсем не серая, а розово – румяная, как шарики на куцей живой ёлке в гостиной. И так бабушка улыбалась, и держала его за руку… И была точно, совершенно – здорова.
Тут-то я всё и поняла.
Мне было шесть, когда я сделала такое важное, греющее душу открытие: какой прекрасный, настоящий человек мой дедушка. И каким огромным бывает то, что совсем незаметно.
Автор: Марина Мищенко

ПАПА, я хочу сказать тебе СПАСИБО

ПАПА, я хочу сказать тебе СПАСИБО!:
— ЗА ТО, что когда меня привезли из роддома и решили искупать, мама сказала: «Ой, она такая крохотная… я боюсь, что ей что-нибудь поломаю», бабушка с дедушкой сошлись во мнении, что сначала мне надо подрасти, а потом они меня на руки брать будут… и только Ты сказал: «Ясно…, моя дочь — я и купать буду!»;
— ЗА ТО, что когда ты работал по 12 часов в сутки на заводе, чтобы получить квартиру, ты находил время, засыпая у моей кровати от усталости, читать мне на ночь сказки;
— ЗА ТО, что научил меня не бояться темноты и чудовищ, которые живут в шкафу, и не ленился каждый вечер выключать в комнате свет, а потом залезать вместе со мной в шкаф, под стол, под кровать, за тумбочку и убеждать меня, что там никого нет.
— ЗА ТО, что ты все равно брал меня с собой на рыбалку, несмотря на: «Хочу пить», «Хочу есть», «А где тут можно пописать?» и не одну загробленную удочку;
— ЗА ТО, что каждый день возил меня в переполненном автобусе в санаторный садик, который находился у черта на куличках и устроить меня (бронхитика) в который во времена перестройки стоило тебе первых седых волос;
— ЗА ТО, что по субботам мы ходили в «ЛАЛЕК», где продавались всякие вкусняшки и со словами «Только маме не говори…» ты покупал мне там все, что я только хотела, хотя съесть это все не могла;
— ЗА ТО, что когда ты привез мне из Германии шикарную куклу, которых у нас еще и не видели… а когда через месяц она стала лысая (я любила делать стрижки), в зеленке (я играла в больничку), без ноги (ну она где — то потерялась), с дыркой в животе (я хотела посмотреть что там внутри поет) и без глаза (пыталась расшифровать систему закрывания) достойно возразил маме: «Да ладно тебе, Ребенок нормально развивается!»;
— ЗА ТО, что без единого слова упрека неоднократно городил в деревне соседу трухлявый забор… (ну не могла я никак с ним разминуться когда училась кататься на велосипеде);
— ЗА ТО, что косинусы и котангенсы вместе с алгоритмами и трехчленами спокойно и методично часами раскладывались мне по — полочкам… до полного проникновения в глубины моего мегамозга (ну не доходила до меня математика, ну что сделаешь?);
— ЗА ТО, что подарил мне на день рождения гитару, потому, что так тогда было модно, хотя знал, что я закину ее через месяц;
— За ТО, что когда у меня появился первый парень… ты не ложился спать, пока я не явлюсь домой, а когда я приходила позже установленного времени никогда на меня не орал, хотя предупреждал, что это — в последний раз;
— ЗА ТО, что когда мама сказала: «Купим тебе компьютер, если только поступишь в университет», ты зашел ко мне в комнату и подмигнув сказал: » Я тебе его куплю, даже если ты не поступишь в три университета, не расстраивайся»;
— ЗА ТО, что никогда не сюсюкал со мной, а с самого детства разговаривал как со взрослым самостоятельным человеком;
— ЗА ТО, что всегда держал данные тобою обещания и я знала, что даже если случиться третья мировая война… в цирк мы все равно пойдем;
— ЗА ТО, что когда я уезжала учиться в другой город, ТЫ мне сказал: «Доча, чтобы не случилось, помни, что у тебя есть дом, куда ты всегда можешь вернуться и где, что бы ни случилось, тебя поймут»;
— ЗА ТО, что не смотря на то, что я занимаю должность заместителя директора крупного холдинга, имею 2 высших образования, руковожу рядом сложнейших процессов в нашей компании… для тебя на всю жизнь я останусь маленькой девочкой… потому, что временами по утрам у меня звонит мобильный телефон и я слышу в нем твой прокуренный голос, который говорит мне: «У вас там передавали заморозки, поэтому не забудь надеть шапку и горло замотать, ведь ты ж у меня бронхитик…».
Да, САМЫЕ ЛУЧШИЕ В МИРЕ ЛЮДИ — это ТЕ, КТО ПО НАСТОЯЩЕМУ ЛЮБИТ НАС! Для меня это мой ПАПА…
К сожалению. в нашей сумасшедшей деловой и неугомонной жизни, мы так редко вспоминаем, что говорить СПАСИБО и другие искренние, теплые и приятные слова надо прежде всего не чужим людям (чтоб, не дай Бог, не показаться невежливыми или невоспитанными, не утратить налаженные деловые отношения, не потерять какие-то связи… и т. д.), а самым близким и родным: тем, которые каждый день разными поступками делают нашу жизнь лучше и всегда заботятся о нас… а мы воспринимаем это как само собой разумеющееся, а иногда — как должное…
СПАСИБО ТЕБЕ ОГРОМНОЕ, ДОРОГОЙ МОЙ ПАПКА, Я ТЕБЯ ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ!
И первое, что я сделаю завтра утром… позвоню ТЕБЕ и скажу об этом! А еще скажу, что Ты у меня САМЫЙ ДОБРЫЙ, САМЫЙ УМНЫЙ, САМЫЙ ЗАБОТЛИВЫЙ и САМЫЙ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК на свете! И пусть у тебя целый день будет хорошее настроение!
Подпись: Папина дочка

«Ты предал меня, Андрей. Ты отдал то, что было моим. Без единого слова» — с глухим голосом заявила Ольга после шокирующего сюрприза мужа

— Оля, отгадай, где твоя машина? – Андрей стоял на кухне с довольной улыбкой, наряжая новогоднюю елку.

Ольга задержалась на пороге. Поднялась пешком – лифт опять не работал. Застывшие на губах слова о трудном дне отлетели сами собой.

— Что ты делаешь? – Она нахмурилась, пристально вглядываясь в его лицо. Андрей сиял, как мальчишка перед первым школьным спектаклем.

— Подарок маме подготовил. – Он вытянул коробку, проверяя, надежно ли заклеены края.

— Подарок? – Ольга уронила сумку на пол. – Какой еще подарок?

— Уже подарил, – отозвался он, отворачиваясь к ящику с инструментами.

На секунду Ольга не нашлась, что сказать. Слова отказывались складываться в связный вопрос. В голове, как в замедленной записи, прокручивалась фраза: «Уже подарил».

— Андрей… – Она сделала шаг вперед. – Что подарил?

Он обернулся, чуть прищурившись, будто не понимая, почему ее голос дрожит.

— Машину. Твою машину, Оля. – Голос его был таким будничным, словно речь шла о купленной пачке молока.

Ольга почувствовала, как сердце на мгновение пропустило удар.

— Машину?! Ты… ты серьезно?! Это же моя машина, Андрей! Как ты мог?!

Его улыбка дрогнула, но он выдохнул, словно заранее подготовился к такому повороту:

— Оля, ну ты же знаешь, мама давно мечтала о машине. Ей трудно. Она одна. А мы… мы ведь можем ездить на одной. У нас же все общее. – Его голос звучал так, будто он убеждал самого себя.

— Общее?! – Ольга резко подняла сумку с пола, ударив её о стену. – Андрей, ты даже не посоветовался со мной! Машина – моя! Я копила на нее три года! Работала, экономила! Ты… – Она запнулась, глотая слова. – Ты решил за нас обоих?

Он отвернулся, напряженно стискивая коробку. В тишине кухни слышался только шум проезжающих за окном машин.

— Я хотел сделать маме сюрприз, – пробормотал он.

— А мне? Ты подумал, каков этот сюрприз для меня? – В горле становилось тесно. – Ты не имеешь права так поступать! Не имеешь!

Андрей поднял руки в жесте примирения:

— Оля, это не конец света. Я думал, мы семья. Мы можем обсудить… Ну что теперь?

Но она уже не слышала его. Ее мысли метались между обидой, растерянностью и яростью.

— Ты предал меня, Андрей. Ты отдал то, что было моим. Без единого слова. Без малейшего уважения!

***

На следующий день Ольга не могла найти себе места. Мысли об инциденте не отпускали, а каждый взгляд на пустое место во дворе вызывал болезненный укол.

— Лена, ты даже представить себе не можешь, – голос Ольги дрожал, но она старалась держать себя в руках. – Андрей просто отдал мою машину. Мою! Я даже не знала, что он такое задумал.

Подруга выдохнула в трубку, слышно было, как она чем-то шаркает по столу, скорее всего, карандашом:

— Он серьезно? Даже не предупредил? Оля, да он границы вообще не видит. Это же не его собственность!

— Вот именно, – Ольга нервно поправила волосы, присаживаясь на диван. – А он мне: «Все общее». Как будто отдать машину – это нормально. Говорит, мама одна, ей трудно.

— Ну, значит, ты теперь просто приложение к его решениям? – Лена хмыкнула, но тут же добавила: – Прости, я, наверное, грубо.

— Нет, ты права… – Ольга на секунду прикрыла глаза, собираясь с мыслями. – Я даже не знаю, как теперь с ним разговаривать. Он не понимает, что это унизительно.

— Слушай, может, поговоришь с его мамой? – предложила Лена. – Она нормальная женщина, может, сама поймет, что ситуация абсурдная.

Ольга задумалась. С одной стороны, идти на прямой разговор с Ниной Ивановной казалось неправильным – это могло выглядеть как жалоба. С другой стороны, если Андрей решил, что «сюрприз» удался, нужно было что-то делать.

— Думаешь, она согласится вернуть машину? – наконец спросила Ольга.

— Если она адекватная – возможно. Просто скажи, что Андрей поступил без твоего согласия, – твердо произнесла Лена. – Не надо обвинений. Просто факты.

В голове Ольги мелькали воспоминания о вечерах, когда она часами выбирала машину: тест-драйвы, каталоги, сложные финансовые расчеты. Снова и снова звучали слова Андрея: «У нас все общее». Почему это «общее» оказалось только в его пользу?

Она набрала номер Нины Ивановны. Сердце сжалось от волнения, когда трубку подняли:

— Оля, здравствуй, – голос свекрови звучал тепло. – Как дела?

Ольга на секунду замялась, но затем собрала всю свою решимость.

— Нина Ивановна, я… могу заехать к вам сегодня? Мне нужно поговорить.

В ее голосе свекровь уловила что-то, что сразу сбило радостный тон:

— Конечно, Оля. Приезжай, жду.

Ольга посмотрела на себя в зеркало. Лицо отражало не только усталость, но и внутреннюю борьбу. Впервые ей предстояло открыто поставить свои границы.

***

На пороге квартиры Нины Ивановны Ольга чувствовала, как ее ладони увлажняются от волнения. Свекровь встретила ее радушной улыбкой, но Ольга сразу поняла, что разговор не будет легким.

— Оленька, ну проходи, чайку налить? – Нина Ивановна была в привычно приподнятом настроении. – Я вчера только и думала, как ты, наверное, радовалась. Андрей у меня такой молодец, правда?

Ольга натянуто улыбнулась, сев на краешек дивана.

— Спасибо, но я хотела поговорить об этом… сюрпризе.

— Конечно, – свекровь поставила перед ней чашку чая и присела напротив. – Подарок мне очень понравился. Вы с Андреем такие щедрые!

Ольга сглотнула комок в горле и посмотрела прямо на женщину:

— Нина Ивановна, вы знали, что это была моя машина?

Свекровь замерла. Улыбка сползла с ее лица, глаза широко распахнулись.

— Твоя? – она откинулась назад. – Нет, Андрей сказал, что вы вместе решили.

— Мы не обсуждали это. Я узнала только вчера. Для меня это был шок. – Голос Ольги звучал ровно, но внутри все кипело. – Я копила на эту машину несколько лет. Андрей… он просто решил за меня.

Нина Ивановна несколько секунд молчала, потом тихо проговорила:

— Оля, прости, если я стала причиной… Я, конечно, могу отдать машину обратно, если это так важно.

— Это не только важно. Это правильно, – не выдержала Ольга. – Андрей не имел права решать за нас обоих. Вы не виноваты, но мне нужно было вам сказать.

Разговор затих. Свекровь выглядела смущенной, будто старалась осознать, что же произошло.

— Хорошо, я поговорю с ним, – наконец кивнула она. – Это его ошибка, и он должен это понять.

Тем же вечером Андрей вернулся домой и сразу почувствовал напряжение.

— Ты ходила к маме? – спросил он, закрывая дверь.

— Да, – Ольга встретила его взгляд, не отворачиваясь. – Андрей, ты поставил меня в ужасное положение.

— Это моя мама! – его голос дрогнул. – Ты пошла жаловаться?

— Нет. Я просто объяснила ей правду. Ты хотел сделать доброе дело, но забыл о наших договоренностях, – спокойно ответила Ольга. – Почему ты решил, что можешь распоряжаться моими вещами?

— Ты не понимаешь! – Андрей повысил голос. – Мама одна, ей тяжело. Я думал, ты поймешь.

— А ты подумал обо мне? Или я теперь просто фон твоих решений?

Он молчал, глядя в пол. Молчание было красноречивее любых слов.

На следующий день Нина Ивановна сама позвонила Андрею:

— Андрей, мне пришлось поговорить с Олей, и знаешь, сынок, ты не прав. Это неправильно – принимать такие решения без ее согласия. Верни ей машину.

— Мама, я хотел, как лучше, – пробормотал он, чувствуя, как мир рушится вокруг.

— Если ты не можешь уважать ее права, тебе придется справляться с последствиями, – строго произнесла свекровь.

Оставшись один в комнате, Андрей сжал виски. Он понимал, что оказался не только перед выбором, но и перед собственной виной.

кульминации. Жду вашего подтверждения!

***

Вечер выдался напряженным. Андрей зашел домой позже обычного, бросил ключи на тумбочку и сразу направился на кухню, избегая взгляда Ольги. Она сидела за столом, делая вид, что занята ноутбуком, но внутри кипела от негодования.

— Нам нужно поговорить, – ее голос был твердым, но спокойным.

Андрей остановился, словно собираясь с мыслями, затем все же сел напротив. Его лицо выглядело уставшим, но он постарался не показать растерянности.

— Оля, я понимаю, что поступил неправильно… – начал он, но она перебила.

— Ты понимаешь? Ты действительно понимаешь, что решил за нас обоих? – Она прищурилась, вглядываясь в его лицо. – Андрей, ты лишил меня права на собственное мнение, на мои вещи. Это не про машину. Это про уважение.

Он резко выдохнул, будто собираясь защищаться:

— Оля, я просто хотел помочь маме. Она столько сделала для меня… для нас! Я не думал, что это станет таким…

— Ты не думал, – повторила она, глухо засмеявшись. – Вот именно. Ты не подумал ни обо мне, ни о том, что эта машина была частью моей жизни, частью моих усилий.

— Да сколько можно говорить о машине? – внезапно вспылил он. – Мы семья или нет? Я думал, ты поймешь. Ты могла бы подойти ко мне, поговорить нормально…

— Поговорить? – Ольга резко отодвинула ноутбук. – Андрей, ты даже не дал мне шанса поговорить! Ты поставил меня перед фактом. А теперь обвиняешь, что я не молчу?

На секунду в комнате воцарилась напряженная тишина. Затем Андрей произнес:

— Я уже все решил. Я верну тебе машину.

Ольга посмотрела на него с облегчением, но и с сомнением.

— И что изменится? Ты поймешь, что так делать нельзя? Или в следующий раз я снова окажусь просто зрителем твоих решений?

Андрей вскочил, облокотившись на стол.

— Ты думаешь, мне легко? – воскликнул он. – Ты видишь только одну сторону. Я каждый день пытаюсь быть хорошим сыном, хорошим мужем. А в итоге я – плохой и для мамы, и для тебя!

— Нет, Андрей, – она встала, глядя ему прямо в глаза. – Ты просто должен научиться быть честным. С мамой. Со мной. С самим собой. Ты пытаешься угодить всем, но при этом топчешь наши отношения.

Он отшатнулся, словно ее слова ударили его. Затем сел обратно, проводя рукой по лицу.

— Может быть, ты права, – глухо признал он. – Я слишком привык решать все сам. С детства… Мамы всегда было много. А папа… ты знаешь, он ушел рано. Я просто… я хочу, чтобы ей было хорошо.

Ольга почувствовала, как ее напряжение немного спадает. Она села рядом, осторожно положив руку ему на плечо.

— Андрей, я понимаю. Но у нас семья. Мы – партнеры. Мы должны решать вместе, даже если это сложно. Ты не один.

Он медленно кивнул, избегая взгляда.

— Я отдам ей деньги на машину. Мы поможем ей вместе, если ты согласна. Но я верну тебе твою.

— Это хороший план, – сказала она мягко. – Но важнее, чтобы ты научился спрашивать, Андрей. Уважение строится не на словах, а на поступках.

***

Прошло несколько недель. Машина снова стояла на привычном месте во дворе, а в отношениях Ольги и Андрея наметилось осторожное потепление. Но это не произошло само собой – каждое их обсуждение теперь превращалось в тренировку: они учились слышать друг друга.

Ольга сидела на кухне, заваривая чай. Андрей вошел с телефоном в руках и остановился, словно собираясь с мыслями.

— Мам позвонила, – начал он тихо. – Сказала, что сбережения хватает только на половину машины, и предложила подождать, пока мы сможем добавить оставшуюся сумму.

Ольга подняла на него глаза.

— И что ты ответил?

Андрей опустился на стул напротив, осторожно поставив телефон на стол.

— Сказал, что сначала спрошу тебя. Теперь я понимаю, что без тебя мне нечего решать. – Он улыбнулся, неловко, будто школьник перед первым ответом у доски.

Ольга почувствовала легкое тепло внутри. Андрей действительно менялся. Сложно, неохотно, но старался. Она кивнула.

— Думаю, мы сможем ей помочь. Но это должен быть общий вклад. И только когда мы точно убедимся, что это не ударит по нашему бюджету.

Андрей улыбнулся чуть увереннее, словно это подтверждение стало для него наградой.

— Согласен, – сказал он и сделал паузу. – Оля, я… Я хотел извиниться. Не только за машину. За все. За то, что не замечал, как часто принимал решения за нас двоих.

Ее сердце дрогнуло. Эти слова значили больше, чем сам поступок.

— Спасибо, Андрей. Я это ценю. – Она сжала его руку. – Но запомни: я не против помогать твоей маме. Просто я хочу, чтобы нас было двое в каждой задаче, а не один. Это ведь семья.

Он кивнул, не отпуская ее руки.

Вечером того же дня Нина Ивановна приехала к ним с большим пакетом пирожков и теплыми словами благодарности.

— Оленька, Андрей… спасибо вам обоим. Вы даже не представляете, как мне приятно, что вы думаете обо мне. Но вы знаете, я решила, что подожду. Андрей сказал, что вы собираетесь накопить вместе, и это правильно. Главное, чтобы вы всегда были командой.

Ольга почувствовала, как в душе отпускает напряжение. Все не так уж плохо, как она думала. Теперь у нее было чувство, что она действительно услышана.

Ночью, уже лежа в постели, Андрей обнял ее.

— Спасибо тебе, Оля. Ты дала мне понять, как важно быть честным. С тобой. С мамой. С собой.

Она улыбнулась в темноте.

— Мы справимся, Андрей. Главное – не бояться говорить друг с другом.

И с этим простым, но важным осознанием они заснули – оба с легким чувством надежды на лучшее.

Рассказы недели:

ПАПА, я хочу сказать тебе СПАСИБО!

ПАПА, я хочу сказать тебе СПАСИБО!:
— ЗА ТО, что когда меня привезли из роддома и решили искупать, мама сказала: «Ой, она такая крохотная… я боюсь, что ей что-нибудь поломаю», бабушка с дедушкой сошлись во мнении, что сначала мне надо подрасти, а потом они меня на руки брать будут… и только Ты сказал: «Ясно…, моя дочь — я и купать буду!»;
— ЗА ТО, что когда ты работал по 12 часов в сутки на заводе, чтобы получить квартиру, ты находил время, засыпая у моей кровати от усталости, читать мне на ночь сказки;
— ЗА ТО, что научил меня не бояться темноты и чудовищ, которые живут в шкафу, и не ленился каждый вечер выключать в комнате свет, а потом залезать вместе со мной в шкаф, под стол, под кровать, за тумбочку и убеждать меня, что там никого нет.
— ЗА ТО, что ты все равно брал меня с собой на рыбалку, несмотря на: «Хочу пить», «Хочу есть», «А где тут можно пописать?» и не одну загробленную удочку;
— ЗА ТО, что каждый день возил меня в переполненном автобусе в санаторный садик, который находился у черта на куличках и устроить меня (бронхитика) в который во времена перестройки стоило тебе первых седых волос;
— ЗА ТО, что по субботам мы ходили в «ЛАЛЕК», где продавались всякие вкусняшки и со словами «Только маме не говори…» ты покупал мне там все, что я только хотела, хотя съесть это все не могла;
— ЗА ТО, что когда ты привез мне из Германии шикарную куклу, которых у нас еще и не видели… а когда через месяц она стала лысая (я любила делать стрижки), в зеленке (я играла в больничку), без ноги (ну она где — то потерялась), с дыркой в животе (я хотела посмотреть что там внутри поет) и без глаза (пыталась расшифровать систему закрывания) достойно возразил маме: «Да ладно тебе, Ребенок нормально развивается!»;
— ЗА ТО, что без единого слова упрека неоднократно городил в деревне соседу трухлявый забор… (ну не могла я никак с ним разминуться когда училась кататься на велосипеде);
— ЗА ТО, что косинусы и котангенсы вместе с алгоритмами и трехчленами спокойно и методично часами раскладывались мне по — полочкам… до полного проникновения в глубины моего мегамозга (ну не доходила до меня математика, ну что сделаешь?);
— ЗА ТО, что подарил мне на день рождения гитару, потому, что так тогда было модно, хотя знал, что я закину ее через месяц;
— За ТО, что когда у меня появился первый парень… ты не ложился спать, пока я не явлюсь домой, а когда я приходила позже установленного времени никогда на меня не орал, хотя предупреждал, что это — в последний раз;
— ЗА ТО, что когда мама сказала: «Купим тебе компьютер, если только поступишь в университет», ты зашел ко мне в комнату и подмигнув сказал: » Я тебе его куплю, даже если ты не поступишь в три университета, не расстраивайся»;
— ЗА ТО, что никогда не сюсюкал со мной, а с самого детства разговаривал как со взрослым самостоятельным человеком;
— ЗА ТО, что всегда держал данные тобою обещания и я знала, что даже если случиться третья мировая война… в цирк мы все равно пойдем;
— ЗА ТО, что когда я уезжала учиться в другой город, ТЫ мне сказал: «Доча, чтобы не случилось, помни, что у тебя есть дом, куда ты всегда можешь вернуться и где, что бы ни случилось, тебя поймут»;
— ЗА ТО, что не смотря на то, что я занимаю должность заместителя директора крупного холдинга, имею 2 высших образования, руковожу рядом сложнейших процессов в нашей компании… для тебя на всю жизнь я останусь маленькой девочкой… потому, что временами по утрам у меня звонит мобильный телефон и я слышу в нем твой прокуренный голос, который говорит мне: «У вас там передавали заморозки, поэтому не забудь надеть шапку и горло замотать, ведь ты ж у меня бронхитик…».
Да, САМЫЕ ЛУЧШИЕ В МИРЕ ЛЮДИ — это ТЕ, КТО ПО НАСТОЯЩЕМУ ЛЮБИТ НАС! Для меня это мой ПАПА…
К сожалению. в нашей сумасшедшей деловой и неугомонной жизни, мы так редко вспоминаем, что говорить СПАСИБО и другие искренние, теплые и приятные слова надо прежде всего не чужим людям (чтоб, не дай Бог, не показаться невежливыми или невоспитанными, не утратить налаженные деловые отношения, не потерять какие-то связи… и т. д.), а самым близким и родным: тем, которые каждый день разными поступками делают нашу жизнь лучше и всегда заботятся о нас… а мы воспринимаем это как само собой разумеющееся, а иногда — как должное…
СПАСИБО ТЕБЕ ОГРОМНОЕ, ДОРОГОЙ МОЙ ПАПКА, Я ТЕБЯ ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ!
И первое, что я сделаю завтра утром… позвоню ТЕБЕ и скажу об этом! А еще скажу, что Ты у меня САМЫЙ ДОБРЫЙ, САМЫЙ УМНЫЙ, САМЫЙ ЗАБОТЛИВЫЙ и САМЫЙ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК на свете! И пусть у тебя целый день будет хорошее настроение!
Подпись: Папина дочка

«Максим, ты серьезно считаешь, что я должна готовить то, что велит твоя мама?» — предельно откровенно заявила Лена, решившись на длительный разрыв с домом и свекровью.

— Максим, ты серьезно считаешь, что я должна готовить то, что велит твоя мама? Но я нахожусь в своей кухне и использую наши продукты! Твоя мама вторгается за пределы границ. Она не уважает меня ни как хозяйку дома, ни как твою жену, ни как просто человека. Я устала терпеть. Я решила, любимый, уехать на время. Кстати, моя мама просит помочь ей с огородом. Меня не будет 2 недели. Попробуй, уживись со своей родительницей на одной территории.

Речь Лены ввергла Максима в ступор. Он не был готов к такому повороту событий. До этого времени мужчина считал, что женские разборки его не касаются. Он не видел проблемы в том, что невестка и свекровь не ладят друг с другом.

И вот его любимая жена решила навестить собственную мать, которая жила за городом и крайне редко наносила визиты молодым. Она, кстати, верила в народную мудрость, утверждающую любовь между родственниками на расстоянии.

А начался этот конфликт еще 4 года назад. Тогда Елена и Максим только поженились. Молодые уже были вполне самостоятельными, оба работали и получали достойную зарплату, а потому вопрос с ипотекой решился сам собой.

Новоиспеченной семье со стабильными доходами банк одобрил кредит без проволочек. Уже через пару месяцев супруги въехали в новенькую новостройку.

Лена радовалась. Ведь ей не придется делить кухню со свекровью, у которой они жили до новоселья. Она с удовольствием принялась обустраивать семейное гнездышко. Но, как показало время, радость была преждевременной.

Вероника Григорьевна всерьез полагала, что молодые пропадут без ее заботы. Она наносила им ежедневные визиты и задерживалась в гостях до позднего вечера.

Кроме того, она неустанно критиковала все идеи невестки. Ей не нравились купленные ею занавески и обои, диван казался слишком мягким, а кровать недостаточно просторной.

Практически сразу Максим выдал своей матери ключи от квартиры. И та смогла приходить даже во время отсутствия хозяев. Надо сказать, что ключи были выданы на всякий случай.

Никто и не думал, что Вероника Григорьевна начнет менять в помещениях всё по своему вкусу. По возвращению домой супруги каждый раз обнаруживали обновления, которые вызывали у них недоумение. Но Максим не мог перечить матушке. Он мило улыбался и благодарил родительницу за заботу.

Елену тоже напрягало, что в то время, пока она на работе, кто-то орудует на ее кухне. А вот Максиму похоже нравились мамины блюда. Он не считал зазорным то, что его мать убиралась, стирала и готовила. Он был уверен: так родительница продолжает заботиться о сыне и его жене.

Однако вскоре и он был вынужден признать: помощь матери выходит за рамки разумного. Однажды, вернувшись с работы, они с Леной обнаружили новые занавески кислотно зеленого оттенка. Они были развешены по всем окнам и совсем не гармонировали с продуманным дизайном помещений.

На недоуменные вопросы сына и невестки, Вероника Григорьевна отвечала:

— Что такого? Почему вам не нравится? Я читала, что зеленый успокаивает и помогает расслабиться. А в вашем доме царит напряженная атмосфера. Я подумала, что зеленые занавески помогут уравновесить ситуацию и достичь гармонии.

Речь свекрови не произвела на Лену никакого впечатления. Она попросила мужа поговорить с матерью и убедить ее не вносить в их дом никаких изменений. Но Максим только отмахнулся. Он готовил крупный проект и был занят на работе.

Однако, чтобы успокоить супругу, он сказал, улыбаясь:

— Милая, тебе скоро в декрет. Ты сейчас нервничаешь из-за своего положения. Вот увидишь, появится маленький, и ты с радостью примешь помощь моей мамы. А сейчас давай не будем ссориться. Оставим всё, как есть. Я не хочу обижать маму. Все-таки она воспитывала меня одна. Я должен быть ей благодарен.

Лена смирилась. Она надеялась, что с появлением ребенка свекровь как раз, наоборот, станет меньше бывать в их квартире. Возможно, она не захочет возиться с пеленками или слушать детский плач.

Но все вышло не так, как предполагали молодые супруги. Когда на свет появился Ванюша, свекровь решила переселиться в квартиру сына и невестки. Напрасно Лена убеждала ее:

— Ванюша — спокойный ребенок! Я прекрасно справляюсь. Займитесь своей жизнью. Вы ведь еще молодая и привлекательная женщина! Вон, как на вас наш сосед поглядывает!

Вероника Григорьевна тогда резко сказала:

— Я не могу тебе доверить этого беспомощного младенца! Ты же в руках ничего держать не умеешь! У тебя пригорает даже яичница! Нет-нет, ты угробишь малютку! Это решено: я переезжаю!

С этими словами свекровь подошла к окну и закрыла приоткрытую форточку, закрывая доступ свежему воздуху. Для Лены этот жест стал символом ограничения ее действий. Ей показалось, что ей перекрыли кислород.

Так и вышло: для Лена кончилась счастливая жизнь. Уже на следующий день Верника Григорьевна заявилась в квартиру супругов с набитыми доверху сумками.

Выяснилось, что в свою квартиру она пустила дочку подруги. Та недавно вышла замуж и непременно хотела жить отдельно от матери.

Теперь Лена все делала по указке свекрови. Та командовала ей, как хотела. Не раз молодая женщина слышала в свой адрес обидные слова. Вероника Григорьевна не уставала повторять:

— Ты неумеха и лентяйка! Не умеешь беречь мужнины деньги. Максим работает с утра до ночи. А ты в раз спустила кругленькую сумму на памперсы и присыпки. Мы в свое время растили детей без этих вредных штучек! И ничего, вырастили!

По мнению свекрови, Лена не так убиралась, недостаточно хорошо вытирала пыль и не так гладко гладила пеленки. Она не досаливала или пересаливала еду, невкусно заваривала чай и не прожаривала пирожки. Претензиям свекрови не было конца.

Лене указывали, как вести хозяйство, следили за расходами и постоянно упрекали в транжирстве. Свекровь без стеснения заявляла, что невестке стоит подумать о фигуре, а не покупать пирожные и конфеты.

Казалось, что это Лена поселилась без спроса в ее доме, а не свекровь напросилась пожить и помогать с ребенком. Лена могла на пальцах пересчитать дни, когда была близка с мужем.

Оба так уставали, что едва доходили до спальни. Но редкие ночи проходили спокойно. Вероника Григорьевна любила смотреть сериалы на полную громкость.

Ее не смущало, что в соседней комнате спят младенец, уставшая невестка и измотанный сын. Зато утром она выражала недовольство тем, что Лена и Максим слишком громко разговаривают, гремят чайником и даже иногда позволяют себе смеяться. Их тихий и робкий смех она называла гоготом.

За три года декрета Лена вымоталась до предела. Она не только занималась ребенком, но и обслуживала свекровь. А та совсем забыла о том, в чьем доме находится.

То она требовала тушеную капусту к обеду, хотя и знала, что маленький Ванюша и невестка терпеть не могут это блюдо. То желала посмотреть фильм глубокой ночью, расположившись на диване в зале, хотя в ее комнатке стоял телевизор. То, она затевала постирушки и развешивала белье по всей квартире.

Лена просила мужа закончить этот кавардак. Она говорила:

— Максим, попроси мать уехать к себе. Я хочу быть хозяйкой в нашей квартире. Представляешь, вчера она вылила суп, который я сварила! Сказала, что он недосолен, а мясо вредно для здоровья.

А позавчера требовала, чтобы я приготовила запеканку с изюмом. Но ведь я знаю, что ты не любишь эту добавку. Она ведет себя так, как будто является хозяйкой в этой квартире. Она держит меня за прислугу!

Но Максим просил жену успокоиться и уверял:

— Скоро Ванюша пойдет в детский садик, ты выйдешь на работу. Маме станет скучно одной в пустой квартире, и она съедет. Вопрос решится сам собой. Потерпи немного, любимая. Я не хочу ссориться с мамой.

Однако Вероника Григорьевна и не подумала съезжать, даже когда Ванюша стал ходить в дошкольное учреждение, а Лена вышла на работу.

Она продолжала терроризировать невестку. Как только ты приходила с работы, она заводила свою песню:

— Мы в свое время всё успевали. И на работу ходить, и мужа с ребенком в чистоте содержать! А у тебя вечно белье грязное валяется в корзине! А в мое время и машинок-то не было. Ничего, стирали руками и не ныли!

Лена тогда не сдержалась:

— Вероника Григорьевна! Как вы могли содержать мужа в чистоте, если у вас его не было? Да и ваше время уже были стиральные машины. Я видела на даче старую «Свиягу».

— Ах ты, нахалка! Как ты смеешь мне грубить? Не забывай о том, где находишься и с кем говоришь!

— По-моему, это вы забыли, где находитесь. Мне кажется, вам пора перебираться в свою квартиру. Ванюша подрастает, тесно уже вчетвером!

— Ты же знаешь, что я сдала квартиру. Жильцы прилично платят! Как тебе не стыдно, указывать на дверь матери родного мужа!

Конфликт погасил вернувшийся с работы Максим. Он обнял обеих женщин и примирительно позвал их пить чай. Но подобные стычки проходили с завидной регулярностью.

Вообще, Максим не мог перечить матери. Он беспрекословно выполнял все указания родительницы, и не хотел понимать, что его собственная семья рушится.

Но сколько веревочке не виться, а конец будет. В тот день Вероника Григорьевна потребовала, чтобы Лена приготовила тушеную капусту, едва та вернулась с работы. Женщина сообщила, что займется ужином через минут 30, так как хочет немного передохнуть.

Свекровь тут же стала повторять слова о том, как она все успевала в молодости. В этот раз к ней присоединился и Максим. Он сказал:

— Лена, действительно, приготовь капусту на пару! Это займет пару минут! А потом будешь отдыхать!

И Лена взорвалась. Она практически кричала:

— Максим, ты серьезно считаешь, что я должна готовить то, что велит твоя мама? Но я нахожусь в своей кухне и использую наши продукты! Твоя мама вторгается за пределы границ. Она не уважает меня ни как хозяйку дома, ни как твою жену, ни как просто человека. Я устала терпеть. Я решила, любимый, уехать на время. Кстати, моя мама просит помочь ей с огородом. Меня не будет 2 недели. Попробуй, уживись со своей родительницей на одной территории.

Максим впал в ступор. Такого отпора от всегда сдержанной жены он не ожидал. Но мужчина подумал, что Лена успокоится и еще извинится за свои слова.

Но утром Лена собрала сумку, вызвала такси и уехала, напоследок наказав мужу, отвести ребенка в садик и приготовить ему кашу к ужину.

Она также сказала, что вернется через две недели. Эти 14 дней показались Максиму вечностью. Он испытал все прелести материнского характера на себе. Та, привыкнув, что Лена нехотя, но выполняет ее команды, начала прикрикивать и на сына.

Ей не нравился обед, тарелки были не промыты, а рыба пережарена. Максим понял, что чувствовала его жена последние четыре года. И восхитился ее стойкостью. Видимо, супруга, действительно, крепко любила его и не хотела рушить семью, раз держалась столько времени.

Последней каплей, подтолкнувшей Максима к разговору с матерью, стали ее упреки. Она заявила:

— Максим! Ребенку давно пора быть в кроватке. Ты, такой же, как и твоя безалаберная женушка! Вечно нарушаете режим! И что ты ему предлагаешь на ужин? В его возрасте вредны котлетки! Приготовь ему овощи на пару!

Максим попытался напомнить матери, что стрелки часов едва дошли до отметки 20.00. Ребенок обычно ложится около 10 вечера. В этом случае он спокойно спит до самого утра. Удается выспаться всем членам семьи.

Но мать решительно прервала его доводы:

— Мне лучше знать, что нужно ребенку в его возрасте! Я тебя воспитала! А потому знаю, какие правила нужно соблюдать!

Максим не выдержал:

— Мама, ты хочешь уложить Ванюшу в постель только для того, чтобы он не мешал тебе смотреть сериал! А овощи ты ему рекомендуешь потому, что сама с недавних пор стала придерживаться вегетарианской диеты! Ваня не ест капусту! Ты же знаешь. И Лена ее терпеть не может! Однако в последнее время это блюдо стало постоянным на нашем столе.

Максим ясно почувствовал, что виноват перед женой. Он решил вернуть ее домой и извиниться. Но прежде требовалось выяснить отношения с матерью.

Уже следующим вечером он предложил родительнице поговорить по душам. Мужчина уверенно заявил:

— Мама, я бесконечно тебя уважаю и ценю. Но мы с Леной еще до свадьбы договорились, что будем жить отдельно от родителей. Ведь родственников крепче любят на расстоянии. Об этом решении мы сообщили и тебе, и моей теще — Лениной маме. Она, как раз, приняла наши условия. Мы навещаем друг друга пару раз в месяц, поздравляем с праздниками и помогаем, если требуется помощь.

Но ты нарушила все границы. Ты обосновалась здесь, как будто у тебя нет собственного жилья. Напомню, именно ты настояла на том, чтобы мы оформили ипотеку. Ты говорила, что две хозяйки не уживутся на одной кухне. Но едва мы стали жить отдельно, ты сдала свою квартиру и переехала сюда под предлогом помощи с маленьким ребенком.

Лена мне говорила, что ей приходится ухаживать не только за Ванюшей, но и выполнять все твои прихоти. Она целыми днями стояла у плиты, готовя для тебя диетические блюда. То есть ты вместо того, чтобы помогать моей жене, стала ее эксплуатировать. Жаль, что я не поддержал Лену и не поспешил ей на выручку. Ты поработила мою жену. Она не выдержала и сбежала.

Но я признаю, она правильно поступила. Иначе я бы так и не понял, как ей с тобой тяжело. Мама, давай, договоримся. Ты съезжаешь. Я, Лена и Ванюша — одна семья. Мы хотим, чтобы у нас были свои традиции и правила. Ни к чему тебе указывать, что и как нам делать. Конечно, мы всегда будем рады принять тебя в гостях. Мы и сами к тебе будем заезжать и обратимся, если потребуется помощь. Но никаких указаний с твоей стороны. Я сегодня же еду за Леной. Я извинюсь и попрошу ее вернуться. Тебя к этому времени быть здесь не должно. Прости меня, мама, но это вынужденная мера.

Вероника Григорьевна крайне удивилась решительности своего мягкого сына. Она считала, что сможет полностью подчинить его себе и дальше руководить его женой. Но вышло все по-другому.

Невестка оказалась хитрее и умнее. Она поставила своего мужа на собственное место. А вот Вероника Григорьевна просчиталась.

Пожилой женщине пришлось спешно паковать свои вещи и договариваться с квартирантами об освобождении жилплощади.

А Максим уже говорил жене:

— Прости меня, Леночка! Какой же я был дурак! Пошел на поводу у своей матери! Не верил тебе, что она тобой помыкает и держит за прислугу. Прости меня еще раз. Поедем домой, любимая. Ванюша тоже по тебе очень соскучился. Давай начнем новую страницу в наших отношениях. Я обещаю: в нашем романе главными героями будем только мы.

Елена простила своего мужа. Да и он больше ее не разочаровывал. Максим стал охотно помогать супруге по дому. Теперь они вместе готовили ужин и завтрак, убирались, гуляли с маленьким Ванюшей, а потом и отдыхали у телевизора. Только сейчас они ощутили себя настоящей семьей, единым целым, отлаженным механизмом, где каждый находится на своем месте. Рассказы недели:

Папаша

Папаша
Костя развелся с первой женой, потому что она мало его любила. Он так и сказал: «Мало!»
А ему хотелось, чтобы любви, внимания и заботы было гораздо больше.
Костя с детства знал от мамы, что хорошая жена должна любить и уважать мужа, смотреть за порядком в доме, готовить, стирать, детей рожать, воспитывать их. И, разумеется, быть послушной, ласковой, доброй. Ну, как… Золушка…
Сначала Косте показалось, что Лена – именно та женщина, которую он искал. Мужчина ухаживал за ней целый год и решил, что знает как облупленную.
Однако, после свадьбы, когда молодая чета стала жить отдельно, Лена оказалась совсем другой. Нет, она делала все, что нужно, но, как казалось Косте, вкладывала в это очень мало любви.
Прибежит с работы, ужин на скорую руку состряпает и подает мужу. Сначала Костя смиренно ел то, что она ему давала, но потом стал возмущаться:
– Не хочу я твоей картошки! И макароны твои в горле застревают! Надоело! Я голубцы люблю!
– Костик, милый, – миролюбиво отвечала жена, – голубцы приготовлю в выходной день. И побольше, чтобы на три ужина вперед хватило. А сейчас не будь букой, не злись. Я ведь тоже с работы. Забегалась за день, еще магазин, очереди…
– Нашла оправдание! Ты должна все успевать! А не успеваешь – вставай раньше! Моя мама с петухами поднималась, чтобы на весь день еды наготовить. И не просто еды: только то, что каждый из нас любил. Если бы ты моему отцу вот эти вот макароны подсунула, да вот с этими котлетами, он бы тебе их в голову запустил!
– А ты запусти, попробуй! – Лена приняла угрожающий вид, – в ответ сковородку ловить будешь!
– Вот-вот, – ухмыльнулся Костик, – я и говорю: никудышная ты у меня…
– Другую найди, – обиженно отмахнулась жена…
Долго дуться Лена не умела, поэтому взбрыки мужа списывала на притирку характеров. Она искренне старалась соответствовать его ожиданиям. Пока не родились близнецы…
Грудной ребенок требует много внимания, а уж, если их сразу двое – и говорить нечего.
Дни Лены пролетали мгновенно. Частенько она не успевала то квартиру убрать, то выгладить белье, то наготовить мужу голубцов, отбивных и прочих его любимых блюд.
Костик долго терпеть не стал:
– Ты совсем обнаглела, – уже через пару-тройку месяцев заявил он, – сидишь дома, бардак развела! А я, между прочим, вкалываю! Почему пожрать нечего?! Сама ешь свою кашу! Я что, на мясо не заработал?!
– Костя, мальчишки такие маленькие. Им забота нужна. Ежесекундная. И днем, и ночью. Я устаю, не высыпаюсь. Ты не помогаешь. Потерпи немножко, они подрастут и все наладится, – уговаривала жена.
– Потерпеть? Ты серьезно? Забыла кто в доме хозяин! И о какой помощи ты говоришь? Хватит того, что я вас содержу!
– Но ведь это твои дети, Костя, – попыталась урезонить мужа Лена, – ты просто обязан о них заботиться.
– Мои. А может, и не мои. Кто вас баб разберет, – грубо бросил Костя и ушел, громко хлопнув дверью.
Нет, на самом деле он так не думал. Просто хотел «поставить жену на место».
А вот Лена приняла эти слова буквально. Оскорбилась. И подала на развод.
– Ты ненормальная? – Костя искренне не понял поступка жены, – кому ты нужна с двумя детьми! Смотри: будешь назад проситься – не приму!
Не просилась. Ни разу помощи не просила. Уехала к родителям. Они и помогали поднимать ребятишек.
Алименты Костя, конечно, платил. Но, чтобы их было поменьше, сменил работу на менее оплачиваемую – сторожем. А в свободные от графика дни зарабатывал «себе на жизнь». Неофициально.
О детях мужчина вслух вспомнил только один раз, когда мама спросила:
– Сынок, как там мои внучата? Бегают, небось?
– Забудь, мам. И не спрашивай. Я ей алименты плачу, и все на этом.
– Как? Это же твои дети! Так нельзя, ты должен с ними общаться. Иначе вырастут, не зная родного отца.
– Никому я ничего не должен. Ленка сама их отца лишила, вот пусть сама растит и воспитывает…
Через два года, устав от материнской опеки, Костя снова женился. Настя отвечала всем его требованиям: прекрасно готовила, дом содержала в чистоте и уюте, заботилась о нем день и ночь. И любила. Любила так, что через несколько лет Костя стал задыхаться от такой любви.
Настя контролировала каждый его шаг, хотела знать, о чем он думает, следила в какую сторону и на кого смотрит. Потому что ревновала. Страшно.
Даже появление ребенка не уменьшило ее прыть. Словом, после семи лет жизни «под колпаком у Мюллера» Костя подал на развод.
О том, что теперь придется платить алименты еще на одного ребенка, мужчина не думал: так ему хотелось вырваться на свободу.
Понятно, что и с этим сыном после развода Костя прервал всяческое общение.
Шли годы. Костя, теперь уже – Константин Андреевич, больше не женился. С женщинами жил, да. Но расставался так же легко, как и сходился.
Претенденток с детьми вообще не рассматривал. Считал, что не обязан кормить чужих отпрысков.
Влюбился всего однажды. Оксана была чудесной! Они встречались почти полгода. Костя даже решился сделать ей предложение.
Но, узнав, что у женщины есть дочь, которая живет у дедушки с бабушкой, сразу ретировался.
Как не убеждала его Оксана, что ребенок «не помешает их счастью», так и будет жить с ее родителями, Костя был непреклонен:
– Нет, Оксана. Сегодня твои родители живы, а завтра? И что потом? Повесишь свою дочь мне на шею? Дудки! …
Так Константин Андреевич и жил. Родителей схоронил. Алименты выплатил. На пенсию вышел.
Женщины его уже мало интересовали. Однако, готовить себе и домом заниматься, не хотелось. Да и силушки поубавилось. Здоровье, опять же, стало подводить.
И решил Константин Андреевич Настю разыскать. Вдруг она до сих пор одна? Вот сейчас бы ее сумасшедшая любовь пригодилась…
Приехал, позвонил в дверь. Открыл какой-то молодой мужчина.
– Настя… Анастасия Павловна дома? – немного смутившись, спросил Константин Андреевич.
– Мама умерла. Год назад, – ответил мужчина, – а вы – кто?
Костя растерялся:
– Я? Никто…
«Если этот такой вымахал, представляю, какими стали Ленкины пацаны, – идя домой, думал Константин Андреевич, – они ведь постарше будут»…
Несколько дней мужчина никак не мог выбросить из головы эти мысли. Наконец, решил найти Лену. Посмотреть на сыновей: «Имею право, в конце концов» …
Константин Андреевич долго мялся у двери, не решаясь позвонить.
Наконец, нажал кнопку звонка…
Дверь распахнулась. На пороге стояла Лена. Она почти не изменилась. Такая же стройная, с ямочками на лице. Только морщинки появились, и волосы покрылись сединой.
– Костя? – Удивилась Лена, – неужели ты помнишь?
– Помню?
– Ну да, у меня сегодня юбилей. Ты ведь поэтому пришел?
– Да-да… Конечно, – подтвердил предположение бывшей жены Константин Андреевич, который не забыл, а просто не знал, что у Лены сегодня день рождения.
– Ну, проходи. Все уже в сборе. Тебя представить, или ты сам?
– Сам, – снова растерялся Костя.
Войдя в комнату, Костя почувствовал, как у него подкосились ноги и все похолодело внутри.
За праздничным столом сидели двое практически одинаковых мужчин, их жены, несколько ребятишек – их дети, а значит, Костины внуки. И еще одна пара – Максим – сын Насти (оказалось, что братья давно общаются) и его беременная жена.
Все повернулись в сторону незнакомого гостя. Смотрели дружелюбно, с любопытством.
– Прошу любить и жаловать, – сказала Лена – мать этого большого семейства, – это…
Константин Андреевич машинально схватил Лену за руку.
– Это давний знакомый именинницы, – закончил он фразу Лены, – вот, зашел поздравить…
– Мама, это он? – спросил один из сыновей, когда вышел вслед за Леной на кухню, чтобы помочь вынести противень с мясом по-французски.
– Кто «он»?
– Наш отец…
– Не знаю, что тебе сказать, сынок…
– Скажи, как есть.
– Да, это ваш биологический отец. Впервые объявился за тридцать с лишним лет.
– Чего хочет?
– Не знаю.
– Ну так я сейчас узнаю!
– Не надо, не порти праздник. В конце концов, может, совесть проснулась у человека…
Проведя весь день со своими сыновьями и внуками, Константин Андреевич приехал домой сам не свой. Нет, его не мучили угрызения совести или сожаления о том, что его жизнь прошла мимо детей.
Беспокоило совсем другое. Он ясно увидел перед собой трех взрослых, похоже неплохо обеспеченных мужчин, на содержание которых он платил алименты 18 лет. Восемнадцать! Официально!
Вот и подумалось мужчине: «Теперь они вполне себе могут со мной рассчитаться» …
У него даже дух захватило от предстоящих перспектив…
Но сделать Константин Андреевич ничего не успел. Умер в эту же ночь. Во сне.
Сердце остановилось…
Сушкины истории