Интересное тут

День, когда мой мир рухнул — и как я его вернула

Я думала, что возвращаюсь домой. Вместо этого я вошла в кошмар. Мои вещи, мои воспоминания — пятнадцать лет жизни — были выброшены на улицу, как мусор.

Сначала я подумала, что это ошибка. Что Иван, мой муж, совершил ужасную оплошность. Но потом она вышла на крыльцо.

Вероника.

Молодая. Самодовольная. Красивая. В моем халате, стоя в моем дверном проеме, она смотрела на меня, как на бездомную собаку.

“Ты здесь больше не живешь, Светлана,” — сказала она, скрестив руки. “Забирай свои вещи и уходи.”

Я моргнула. Моё тело застыло. Мой разум отказывался осознать разворачивающийся кошмар.

Иван появился рядом с ней, его лицо было холодным, отстраненным — как будто я была ничем. Как будто я никогда не имела значения.

“Я закончил, Света,” — сказал он. “Я двигаюсь дальше. Тебе тоже стоит.”

Двигается дальше? Просто так? Пятнадцать лет, двое детей, жизнь, построенная вместе — и я оказалась ненужной?

Я хотела кричать, бороться, требовать объяснений, но затем я услышала это — тихий голос.

“Мама?”

Моя дочь стояла в дверях, ее глаза были полны страха. Мой сын сжимал её руку.

Вероника ухмыльнулась. “Они остаются здесь. С нами.”

Иван не возразил. Даже не моргнул.

Я проглотила свою ярость, свою боль, свое разбитое сердце и заставила себя говорить. “Все хорошо, малыши. Мамочка просто уезжает в небольшое путешествие.”

Они не понимали. Я тоже.

Но я знала одно.

Это еще не конец.

Падение перед восхождением

Я провела месяц у сестры, разбитая и потерянная.

Почти не ела. Почти не спала. Каждый раз, когда я закрывала глаза, я видела их лица. Мои дети, плачущие в дверях, наблюдавшие, как я ухожу, будто я их бросила.

Иван забрал всё. Мой дом. Мое достоинство. Моих детей.

И что хуже всего? У меня не было способа бороться. Каждый юрист говорил одно и то же: Нет постоянного адреса. Нет работы. Нет шансов.

Я чувствовала себя беспомощной. Пока судьба не вмешалась.

Однажды вечером моя сестра открыла дверь, и там стояла Галина.

Мать Ивана.

Годами мы не ладили. Она считала меня слишком мягкой с Иваном, слишком современной, слишком независимой. Но в тот вечер её взгляд был полон сожаления.

“Я воспитывала его лучше,” — прошептала она. “Я не узнаю человека, в которого он превратился.”

Слёзы жгли мои глаза. “Он выбросил меня. Как мусор. Будто наш брак, наши дети, ничего не значили.”

Она достала телефон и протянула мне.

Я посмотрела на экран.

И мое дыхание перехватило.

На другом конце видеоразговора был Фёдор — дед Ивана. Человек, которого он всю жизнь пытался впечатлить.

И слова, которые он произнёс, изменили всё.

“Мне так жаль, дорогая,” — сказал он. “У Ивана не было права так поступать с тобой. Этот дом принадлежит мне. И я решил это изменить.”

Я моргнула. “Ч-что?”

“Когда я был болен, именно ты заботилась обо мне. Не мой внук. Не его любовница. Ты. И я этого никогда не забуду.”

Слёзы потекли по моему лицу, пока он продолжал.

“Для меня ты — моя внучка. И теперь этот дом твой.”

Иван выгнал меня. Унижал меня. Думал, что я ушла навсегда.

Он ошибался.

Рассвет возмездия

На следующее утро Галина и я поехали к моему дому.

Когда мы заехали во двор, мои руки дрожали. “А что, если он откажется уходить?”

“Тогда мы вызовем полицию,” — сказала Галина. “Юридически он твой.”

Я вышла из машины, сердце бешено стучало.

Это был тот же двор, где меня выбросили, как мусор. Но в этот раз?

Я пришла забрать все обратно.

Я открыла дверь.

Вероника стояла на кухне — в моем халате, пила из моей кружки. Она обернулась, ошарашенная. “Что ты здесь делаешь?”

Я улыбнулась. Медленно. Холодно.

“О, дорогая,” — сказала я. “Ты скоро узнаешь.”

Иван ворвался в комнату, его глаза пылали. “Ты не можешь просто прийти сюда, Светлана!”

“Не могу?” — я приподняла бровь. “Этот дом был моим задолго до того, как стал твоим.”

Иван фыркнул. “У тебя нет права—”

Галина бросила на стол юридические документы.

“Вообще-то, есть. Потому что этот дом тебе не принадлежит.”

Иван замер. Его руки дрожали, когда он схватил бумаги. Его лицо побледнело. “Что… что это?”

“Подарок от твоего деда,” — сказала я, скрестив руки. “Мне.”

Вероника рассмеялась — резко, неверяще. “Это шутка.”

Я сделала шаг ближе, склонив голову. “О нет, милая. Шутка была в том, что ты думала, что можешь украсть мой дом и уйти безнаказанной.”

И потом настал момент, которого я так ждала.

“Собирайте вещи и УБИРАЙТЕСЬ. Или я выброшу их так же, как вы сделали со мной.”

Иван и Вероника ушли.

А я? Я вернула своих детей и свою жизнь.

И когда той ночью мой телефон завибрировал от сообщения Ивана: “Прости. Я совершил самую большую ошибку в своей жизни.”

Я ответила:

“Да, совершил. Но наши дети заслуживают лучшего. Стань лучше, Иван — не ради меня, а ради них.”

Потому что карма никогда не забывает.

И на этот раз? Она была оплачена сполна.

Мороз стоял такой, что деревья, казалось, вот-вот треснут от напряжения. Именно это ощущение охватило Антонину, когда она вышла к сараю за углём. Вернувшись в избу, она почувствовала, как тепло медленно разливается по телу, и задумалась, глядя в окно. Внезапно её взгляд уловил движение: маленькая девочка, едва переставляя ноги, брела к её дому.

— Господи, да она же как снежный ком! — вырвалось у Антонины, а сердце её сжалось от тревоги.

Не раздумывая, она накинула пуховик и бросилась на помощь.

Много лет назад Антонина Петровна Климова работала врачом в городской больнице, но её уволили за эксперименты с народной медициной. Ещё в школе она поняла, что хочет стать врачом, и начала собирать рецепты, которые передавались из поколения в поколение. Когда её мечта сбылась, она стала применять эти знания, чтобы облегчить страдания пациентов. У неё неплохо получалось, но руководство больницы не одобряло её методы. Так врач от Бога превратилась в отшельницу.

Мать предупреждала, что ничего хорошего из этого не выйдет, но Антонина будто не слышала. Её муж Витя умер рано, оставив её одну. Похороны мужа и исчезновение дочери подтолкнули Антонину к решению покинуть город. Она продала квартиру, которая стала для неё чужой, и переехала в заброшенную избушку.

Пенсии хватало на жизнь, а местные жители, когда нуждались в помощи, приходили к ней за советами, благодарили продуктами. Денег она принципиально не брала. Никто не беспокоил её по пустякам.

— Что ж ты, деточка, по лесу бродишь в такой мороз? — с тревогой воскликнула Антонина, увидев, как девочка едва держится на ногах.

Та молчала, словно холод лишил её дара речи.

— Как тебя зовут-то? — спросила Антонина Петровна.

— Вика, — тихо ответила девочка.

— Пойдём-ка, Вика, ко мне. Проходи, раздевайся, грейся, — ласково предложила Антонина. — Сейчас я тебя чаем со смородиновыми веточками напою. А ты кофту снимай пока, у меня тепло.

Девочка послушно сняла вязаную кофту, и Антонина едва не потеряла сознание. На шее маленькой гостьи висел фамильный кулон в виде ребристого овала. Он передавался по женской линии, от матери к дочери.

Когда её дочери Кате исполнилось шестнадцать, Антонина подарила ей этот кулон. Мысль о том, что это могло быть просто похожее украшение, даже не приходила в голову. Много лет назад мать рассказывала ей, что кулон был изготовлен по заказу её прадеда и предназначался в подарок любимой жене.

Антонине стало дурно.

«Неужели эта девочка — моя внучка?» — пронеслось в её голове.

Немного успокоившись, она решила воспользоваться старыми связями и сделать ДНК-тест. Пока Вика спала, Антонина состригла прядь её волос.

Проблема была в том, что девочка молчала, как рыба. Антонина Петровна, кроме имени, ничего не узнала. Как только Вика согрелась, она тут же уснула.

«Ну, теперь долго спать будет, — подумала Антонина. — Может, не тянуть с ДНК-тестом? Сейчас на электричку и в город».

Она набрала номер Алексея Романовича Степанова, своего старого приятеля по мединституту, который теперь работал в отделении экспертиз.

— Сколько лет, сколько зим! — улыбнулась она.

— Да уж, вода утекла, — согласился он. — Слышал, ты к природе поближе перебралась?

— Ага.

— А ты тут как оказалась?

— Дело к тебе есть, Алёш, — ответила она. — Мне бы ДНК-тест сделать.

— ДНК-тест? — глаза его округлились. — Родственники объявились, что ли?

— Что-то вроде того.

— Ну, чем смогу — помогу. И скидку сделаю, как почётной работнице. И побыстрее всё сделаем.

— Спасибо, Алёш.

— Да не за что.

Через пару часов она уже вернулась в избушку, но Вики там не было. Паника накатила, но она взяла себя в руки:

— Спокойствие, только спокойствие! Паника — плохой советчик.

Она заметила следы, ведущие от избушки к дому Михаила, егеря и соседа. Антонина бросилась туда.

Егерь у дома скидывал снег, будто мороз ему был нипочём.

— Здорово, Петровна! — весело поздоровался он, но, увидев её лицо, спросил: — Что случилось?

— Беда! — воскликнула Антонина Петровна. — Девочку приютила, а она сбежала, пока я в город ездила! — и заплакала.

— Да не реви ты, — успокоил её Михаил и отвязал свою собаку.

Они пошли за псом. Вовремя подоспели. Амур стоял возле медвежьей берлоги и скулил.

— Боже! — Антонина Петровна прикрыла рот ладонью. Она думала, что всё потеряно. Но собака залезла в берлогу и вытащила вялую Вику за рукав.

— Сбежала? Ну зачем? — шептала Антонина, обнимая девочку.

Она уже потеряла мужа и дочь, потерять внучку она бы не пережила. Сердце подсказывало — это её кровиночка.

— Олег, глянь-ка! — главврач Сергей Михайлович Дудин обратился к заведующему отделением.

Они просматривали заявки на ДНК-тесты, и тут такое.

— Климова тест сдаёт? — зав. отделением присвистнул. — Интересно, что это значит?

— Дочь у неё пропала, — ответил главврач. — Может, тело нашли? Или внебрачный ребёнок объявился, от которого она в молодости отказалась?

Олег Васильевич засмеялся.

— Да кто её знает!

Они Антонину не любили, мягко говоря. Навредить ей — дело чести. И вот шанс подвернулся. Дело в том, что все ДНК-тесты главврач лично подписывал. Так что мимо Дудина это дело не прошло бы.

— Эх, тряхну-ка я стариной, — сказал он.

— Ты это о чём?

— А я сделаю сравнительный анализ.

— Сам ты, похоже, что-то задумал, — сказал зав. отделением.

— Да, есть одна мыслишка, — медленно проговорил начальник и недобро усмехнулся.

На следующий день главврач наведался в отделение экспертиз и потребовал у Алексея Романовича биоматериал, представленный отшельницей.

— Да, но я сделаю всё сам, — отрезал Дудин тоном, не оставляющим места для возражений.

— Антонина Петровна звонила мне и сказала, что хотела бы как можно быстрее получить результат, — с сомнением произнёс Алексей Романович.

Сотрудник экспертизы прекрасно осведомлен о прошлых событиях с её увольнением. И вот теперь главврач лично интересуется её личной просьбой? Что-то тут нечисто…

— Всё в порядке, — успокаивающе произнес Сергей Михайлович, легонько похлопывая его по плечу. — Антонине срочно нужно, а у тебя и так завал. А старые обиды — они ведь пустое.

Алексей лишь недоверчиво пожал плечами и протянул начальнику спичечный коробок с волосками девочки.

Чуть позже в больничных коридорах поползли слухи о некогда беременной от шефа бывшей сотруднице… Заведующий отделением так увлекся этой идеей, что решил использовать её для своих целей.

— Откуда вообще такие сведения? — заинтересовалась любопытная специалистка УЗИ.

— Она заказала ДНК-тест, — многозначительно усмехнулся Дудин. — Я проверил кое-что — и правда подтвердилась.

— Вот те на! — удивленно покачала головой врач.

— Жизнь полна сюрпризов, — философски заметил начальник.

К вечеру вся больница гудела от этих новостей. Кто-то опровергал, уверяя, что Антонина Петровна человек безупречный.
«Скольким она помогла!» — возмущенно заявляла гематолог.
— Это не мешает, — парировала ультразвуковик. — Такие люди часто скрывают темное прошлое.

— Не верю!

Тем временем Антонина Петровна, ничего не подозревая о происходящем вокруг, пыталась пробить информационную блокаду Вики. Но девочка оставалась непроницаемой, отвечая односложно или вовсе молча.

— Никаких изменений? — участливо поинтересовался егерь, заглядывая в избушку.

— Нет, — с горечью вздохнула женщина.

— Тоня, а что если позвать Лизу? — предложил он. — Она же психолог. Может быть, сумеет помочь?

Лиза, дочь Михаила, действительно закончила факультет психологии и успешно работала в реабилитационном центре.

— Правда? — удивилась Антонина. — Как быстро летит время!

— Да уж, повзрослела наша девочка, — с теплотой в голосе сказал сосед. — С красным дипломом окончила. Уверен, поможет.

Михаил связался с дочерью, и та согласилась приехать.

«Буду через пару дней,» — сообщила Лиза.

Первая встреча Вики с психологом была настороженной, но постепенно малышка начала доверять новой знакомой. После часа беседы Лиза поделилась результатами с Антониной и отцом: девочку жестоко обижал отчим, а мать якобы умерла. Сердце женщины сжалось от боли.

«Я потеряла дочь, но может быть, нашла внучку,» — промелькнуло в её мыслях.

Поздним вечером, когда весь дом погрузился в сон, Антонина Петровна сидела у окна с чашкой любимого чая из смородиновых веточек и размышляла о будущем. Возможно, им придется переехать в город — Вике нужны новые друзья и образование.

Дрожащими руками она распечатала результат теста три дня спустя. «Вероятность родства 0%» — холодные слова ударили по сердцу. Но вместо грусти она почувствовала странное тепло.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спросила Вика.

— Случилось, — прошептала Антонина, крепко обняв девочку. — Я тебя люблю.

— И я вас, — ответила малышка.

В этот момент стало неважно, связаны ли они кровью. Главное — их сердца уже стали одной семьей.

Позже Вика все-таки рассказала адрес отчима, и Антонина решила действовать.

— Куда направляетесь? — встретил её вопросом егерь.

— К отчиму Вики, — объяснила она. — Он живет за лесом.

— Оho! — хмыкнул Михаил. — А я как раз в поселок собирался. Поедете со мной?

— Спасибо, Миша, — кивнула Антонина. — Но лучше уж сама.

Дом мужчины они нашли быстро.

— Может, с вами? — предложил сосед.

— Не стоит, — отказалась она. — Интимный разговор.

Хозяин встретил её крайне нелюбезно.

— Чего надо? — буркнул он.

— Поговорить, — спокойно ответила гостья.

— Мне не о чем, — резко заявил он, пытаясь захлопнуть дверь.

Но Антонина была готова. Ловко подставив ногу, она резко дернула дверь на себя.

— Вы можете выставить меня, — произнесла она. — Но тогда полиция узнает о вашем отношении к ребенку. Знаете, что могло случиться с бежавшей Викой?

— Ладно, ладно, — сдался мужчина. — Только тише…

Он рассказал, что девочка не была ему родной. Он воспитывал её по просьбе своей покойной подруги.

— Как её звали? — затаив дыхание, спросила Антонина.

— Не помню, — пожал плечами Александр. — То ли Таня, то ли Катя…

Подозрения только усилились.

«Что-то здесь не так с тестом,» — решила она, возвращаясь домой, и набрала Алексея Романовича.

— Быть такого не могло, — после долгого разговора признался он. — Исследование проводил сам…

— Я поняла, — перебила Антонина. — Сделаю повторный анализ в другом месте.

— Правильно, — одобрил эксперт.

Теперь перед ней стояли две задачи: найти настоящую мать Вики и установить истинное родство.

— Это я должна сделать, как бы трудно ни было, — настойчиво повторяла она, словно заклинание.

Два дня спустя Антонина Петровна сдала дополнительный анализ ДНК, который окончательно подтвердил: Вика действительно её внучка.

— Вот же негодяи! — возмущенно бормотала женщина. — Как они посмели так подтасовать результаты?!

— Для таких людей это не предел, — философски заметил Михаил. — У них нет ни чести, ни совести.

— Просто человеческого в них ничего не осталось! — горячилась она. — Я им покажу! Обязательно подам в суд!

И через три месяца судебное разбирательство завершилось безоговорочной победой. Главврач и заведующий отделением, пытаясь переложить вину друг на друга, получили по три года колонии общего режима с лишением медицинской практики.

— Поздравляю, Антонина, — торжественно произнес егерь, вручая ей букет белых роз.

— А это зачем? — удивленно приподняла бровь женщина.

— Просто так, — улыбнулся он. — Как в мультфильме.

— Конечно, помню, — рассмеялась она.

В воздухе уже витал весенний аромат, наполняя душу светлой радостью.

— Где же ты, Катенька моя? — задумчиво произнесла Антонина Петровна.

— Клянусь, мы обязательно тебя найдем, — уверенно ответил Михаил.

На этот раз Антонина и Михаил решили снова встретиться с Александром, чтобы узнать подробности о работе Катерины. К их удивлению, мужчина оказался куда более приветливым.

— Да, она уехала на Север работать поваром в Иркутск, — объяснил он. — Оставила адрес. Сейчас поищу.

Получив точные координаты, отшельница отправила запрос, на который получила ответ через неделю. Оказалось, что Екатерина переехала в соседнюю область. Антонина Петровна опубликовала объявление о розыске с обещанием вознаграждения. Дочь нашли в социальной гостинице для людей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации.

Увидев Катю, сердце матери сжалось до боли. Дочь сильно исхудала, выглядела намного старше своих лет, а несколько зубов были потеряны.

— Мамочка, ты была права, — сквозь слезы проговорила Катерина. — Толик действительно оказался ничтожеством. Когда я уехала на заработки, он меня бросил, и всё пошло наперекосяк. Я начала злоупотреблять алкоголем, жить на улице… Вот так и очутилась здесь.

— Почему же ты не связалась со мной? — с болью в голосе спросила мать.

Катя опустила голову:

— Мне было стыдно показаться перед тобой в таком виде. Думала, справлюсь сама. Хотела забрать Вику… Но теперь уже поздно говорить об этом.

— Забудь об этом, — мягко сказала мать. — Вика сейчас со мной, слышишь?

Антонина Петровна рассказала дочери о встрече с внучкой.

— Не могу поверить! — воскликнула Катя, утирая слёзы.

Разумеется, Антонина забрала дочь к себе. Лиза, дочь Михаила, согласилась помочь с адаптацией. Увидев мать, Вика испуганно спряталась за спину бабушки.

— Викуль, что с тобой? — ласково спросила Антонина. — Это же твоя мама.

Девочка, которая практически не помнила свою мать, продолжала смотреть на неё с опаской.

— Не переживай, — успокоила её Антонина. — Со временем всё наладится.

С помощью психолога Катя решила начать новую жизнь. Она привела себя в порядок и устроилась посудомойщицей. Однако установить контакт с собственной дочерью оказалось крайне сложно.

— Посмотри, что я тебе принесла, — радостно сказала Катя, доставая большую плитку шоколада.

Но Вика лишь недоверчиво взглянула на мать и, надев куртку, выбежала из дома.

— Вика, куда ты?! — испуганно крикнула Катя, бросаясь следом. Девочка, не разбирая дороги, поскользнулась и провалилась под лёд.

— Вика!!! — диким криком завопила мать и, не раздумывая, бросилась на помощь.

Катя сильно простудила лёгкие, но спасла дочку. Температура поднялась до высокой отметки, она бредила, но первое, что услышала, придя в себя, — это заботливый вопрос Вики:
— Мамочка, как ты? Все хорошо?

Катя слабо улыбнулась, и слёзы потекли по её щекам. Теперь всё будет хорошо.

С этого момента между матерью и дочерью началось медленное примирение. Они часто гуляли по лесу, ходили в поселок. Там их и заметил местный участковый.

— Вы здесь раньше не появлялись, — сказал он.

— Нет, я здесь недавно, — ответила Катя.

— Понятно, — кивнул он и представился: — Максим.

Екатерина улыбнулась.

Максим и Катя вскоре влюбились друг в друга, и через месяц он сделал ей предложение.

А Михаил наконец решился признаться Антонине в своих чувствах, которые, к его счастью, оказались взаимными. Через два месяца вся деревня праздновала двойную свадьбу.

Я доверяла своему мужу. Я никогда не сомневалась в его долгих часах на работе в больнице, не сомневалась в его словах — пока однажды ночью одна случайная ошибка не разрушила все, что я думала о нем.

Мне всегда нравилось смотреть, как он говорит. Как его глаза загораются, когда он рассказывает о медицине, как его голос звучит с тихим авторитетом — уверенный, спокойный, голос человека, который посвятил свою жизнь лечению других.

Это было одним из первых, что привлекло меня — как он мог превращать даже самые сложные медицинские термины в нечто захватывающее. Доктор Нэйтан, мой муж в течение восьми лет, и человек, который спас много жизней.

И в каком-то смысле, спас и мою.

Последние шесть месяцев он работал в новой больнице. Или, как он сказал, так. Это имело смысл. Врачи часто меняют место работы ради лучших возможностей, более долгих часов и большего удовлетворения. Этого было достаточно, чтобы я поверила. Я доверяла ему.

Но доверие — вещь хрупкая. Ты не осознаешь, что оно трещит, пока не услышишь первый щелчок.

Это случилось в доме его родителей. Теплый вечер, запах знаменитого жаркого моей тещи в воздухе, за столом собралась вся семья. Смех, звенящие бокалы, легкость общения с близкими. Рука Нэйтана лежала на моем бедре, это был привычный жест. Безопасно. Твердо.

И вдруг заговорила его племянница, Элисон.

«Дядя Нэйт, я надеялась увидеть тебя на работе, но тебя там не бывает! Могу ли я посетить тебя в кардиологическом отделении?» Ее голос был легким. Она только что окончила медицинскую школу и устроилась работать в больнице, где работал Нэйтан.

Нэйтан не вздрогнул. «О, я часто перемещаюсь между отделами. Трудно меня поймать».

Элисон засмеялась. «Да! У тебя столько пациентов в отделении, правда?»

«Да, дорогая».

«Сколько именно?» — спросила она с наивным любопытством, наклонив голову. «В отделении восемнадцать палат, верно?»

«Да», — ответил он.

«Ух ты, дядя! Ты, наверное, под большим стрессом!» Она усмехнулась. «Потому что ты, наверное, забыл — там двадцать пять палат, а не восемнадцать».

Тишина.

Пальцы Нэйтана слегка дрогнули на моем бедре. Воздух в комнате изменился, тонко, но ощутимо. Я почувствовала это по тому, как напрягся его челюсть, как он сделал слишком небрежный глоток вина.

Элисон, ничего не подозревая, продолжала говорить. «Я имею в виду, ты наверняка так занят — я все время встречаю доктора Арнольда и доктора Джейка, но они сказали, что тебя тоже не видели».

Нэйтан улыбнулся, но его улыбка не дошла до глаз. «Наверное, просто не повезло встретиться», — сказал он.

Я повернулась к нему, пытаясь найти на его лице знакомую уверенность — легкий обаяние, тот способ, которым он командует вниманием в комнате. Но этого не было.

Улыбка Элисон померкла, ее радость угасла, когда она заметила изменение в атмосфере. «Ой, может, ты в другом отделении?» — предложила она, голос стал тише, неуверенный.

Нэйтан слегка рассмеялся. «Больница большая».

Он потянулся за вином, сделал медленный глоток, но я заметила — его пальцы дрожат.

Я прожила с этим человеком восемь лет. Я засыпала рядом с ним, проводила пальцами по его лицу в темноте и училась замечать малейшие изменения в его выражениях, прежде чем он скажет хоть слово.

Я знала, когда он лжет. Но почему он лгал?

Я прочистила горло. «Нэйтан», — сказала я тихо, коснувшись его руки под столом. «В каком отделении ты работаешь?»

Его голова немного повернулась, достаточно, чтобы я увидела искорку чего-то в его глазах.

Страх. Он открыл рот —

«Десерт, кто-нибудь?» — внезапно сказала его мама, хлопнув в ладоши, ее голос был слишком ярким, слишком настойчивым, чтобы прорвать напряжение.

Нэйтан медленно выдохнул. Я не отводила взгляда. Он тоже.

Неделю спустя у моего отца была запись к кардиологу. Ничего серьезного — просто плановый осмотр. Я сидела с ним в ожидании в кардиологической клинике. Он заполнял анкеты, очки для чтения висели у него на носу. Я следила за ним, стараясь не показывать своего беспокойства.

«Это просто профилактика», — напомнил он мне своим спокойным голосом. «Доктор Пател сказал, что это не срочно».

Я заставила себя улыбнуться. «Знаю, пап. Я просто люблю быть уверенной».

Это была правда. Я всегда доверяла уверенности, которую Нэйтан приносил в мою жизнь. Медицина была его миром, и, следовательно, она стала и моим.

Когда наконец доктор вызвал моего отца, я выдохнула и взяла телефон. Мне нужно было успокоение от Нэйтана. Просто быстрый звонок, простое «Не переживай, все в порядке», и мне стало бы легче.

Я набрала номер. В голосовой почте.

Я нахмурилась и попробовала снова. Прямо в голосовую почту.

Текст. Без ответа.

Я проверила время. Поздний день — он должен был быть на перерыве. Я старалась не позволять беспокойству проникать в меня, но не могла.

Через час терпение иссякло. Это было не похоже на него. Если бы он был на операции или с пациентом, он бы хотя бы написал.

Импульсивно я позвонила в больницу.

Ресепшионист ответила, ее голос был четким и профессиональным. «Добрый день, это больница «Лейксаид». Чем могу помочь?»

«Здравствуйте, я пытаюсь дозвониться до моего мужа, доктора Н. Картера. Его телефон, похоже, выключен. Могу я передать сообщение?»

Пауза.

«Извините, мадам, вы можете повторить имя?»

«Нэйтан. Он работает в кардиологии».

Снова тишина. Затем звук набора.

Наконец она сказала: «Извините, мадам, у нас нет доктора Н. Картера в штате».

Я тихо засмеялась, немного смущенная. «Это не может быть правдой. Он работает там шесть месяцев».

Еще набор. Еще пауза.

«Нет, мадам. Доктора Н. Картера нет в нашей системе».

Я крепче сжала телефон. «Может быть, он работает в другом отделении?»

«Я проверила все отделения». Ее голос оставался вежливым, но в нем было что-то окончательное.

Я быстро поблагодарила и закончила звонок, руки замерзли, несмотря на тепло в комнате ожидания. Я сразу зашла на сайт больницы. Мое дыхание остановилось, когда я пролистала список сотрудников. Его там не было.

Стены вокруг меня начали казаться кривыми. Где, черт возьми, мой муж?

Мне нужны были ответы.

Я поехала в больницу. В машине моя голова была полна вариантов — ошибка в документах, недоразумение, что-то, что могло бы это объяснить.

Через час я приехала. Лобби больницы пахло антисептиком и кофе, в воздухе слышались тихие голоса и равномерный писк мониторов. Я направилась к стойке регистрации, мой голос был напряжен сдержанным волнением.

«Это должна быть ошибка», — сказала я. «Я звонила раньше о моем муже, докторе Н. Картере. Он работает здесь».

Ресепшионист подняла взгляд, в ее глазах мелькнуло признание. Прежде чем она успела ответить, за моей спиной раздался голос.

«Миссис Картер?»

Я обернулась и увидела доктора в белом халате, стоящего в нескольких шагах от меня. Его выражение было невозмутимым, взгляд стойким.

«Я знаю вашего мужа», — сказал он. «Пожалуйста, следуйте за мной. Я думаю, нам стоит поговорить в частном порядке».

«Это должно быть ошибкой», — запинаясь, сказала я. «Мой муж — он работает здесь. Он сам мне сказал. Он доктор».

Доктор глубоко выдохнул, его лицо оставалось невозмутимым.

Я последовала за ним по тихому коридору, мои ноги становились тяжелыми, дыхание поверхностным. Стены казались слишком близкими, воздух слишком плотным. Мой разум работал — был ли Нэйтан уволен? Это было какое-то странное недоразумение?

Доктор привел меня в маленький кабинет, закрыл дверь и повернулся ко мне.

«Миссис Картер», — сказал он мягко, «ваш муж не работает здесь… потому что он пациент».

Эти слова ударили по мне.

«Нет». Я покачала головой. «Нет, этого не может быть».

Доктор вздохнул и положил папку на стол. Имя моего мужа было на обложке.

Я взяла ее дрожащими руками и раскрыла. Результаты анализов. Даты. Диагнозы.

Четвертая стадия.

Нэйтан не задерживался на работе. Нэйтан не был слишком занят, чтобы ответить мне. Нэйтан боролся за свою жизнь.

Я схватилась за край стола, мое зрение затуманилось от слез. Он лгал. Он скрывал это от меня. И самый страшный вопрос из всех —

Сколько времени у него осталось?

Доктор повел меня по длинному стерильному коридору. Я готовилась к объяснению, которое не имело бы смысла — чему-то нелепому, чему-то абсурдному.

Но глубоко внутри я уже знала. Он открыл дверь в частную палату. И там был он.

Нэйтан.

Он выглядел более худым, бледным. Темные круги под глазами были глубже, чем я когда-либо их видела. Он сидел на кровати в больничной рубашке, а не в своем обычном строгом костюме и брюках. Когда его глаза встретились с моими, я увидела это — вспышку вины, признание. Он знал, что я узнала.

«Я собирался сказать тебе», — сказал он, его голос был сырой.

Я сделала медленный, дрожащий шаг вперед. «Когда, Нэйтан?» — шепнула я. «После того, как я организовала твою похороны?»

Его лицо сморщилось. Он провел рукой по волосам, резко выдохнув. «Я думал, что смогу справиться сам». Он говорил тихим тоном. «Это был всего лишь плановый осмотр в ноябре… а потом я стал пациентом, а не доктором. Я не хотел пугать тебя».

Я сглотнула комок в горле. «Ты солгал мне».

«Я пытался защитить тебя». Его глаза блескали эмоциями. «Потому что у меня был хороший шанс выжить».

Я села рядом с ним, крепко взяв его за руку. «Ты не можешь решать это сам».

Небольшая улыбка коснулась его губ. «Тогда как насчет этого? Если я выберусь из этого, я больше никогда не буду врать».

Я сжала его руку крепче. «Ты лучше держи это обещание, доктор Картер».

Через несколько месяцев, когда он наконец покинул больницу как выживший, он сдержал свое обещание.

И когда ему предложили должность — не как пациенту, а как доктору снова — он посмотрел на меня, и его глаза были полны того, чего я не видела давно.

Надежда.

Белль считает, что ее муж Джеффри выплачивает ипотеку, пока уведомление о выселении не разрушает ее мир. Отчаянно ища ответы, она обнаруживает предательство, включая опустошение банковских счетов и аферу с высокими ставками. На карту поставлены ее дом и сердце, и она должна решить: спасти его или уничтожить?

Самое удивительное, что вы никогда не думаете, что это случится с вами.

Вы слышите истории о том, как женщины, проснувшись, узнают, что их мужья ведут тайную жизнь, имеют тайные банковские счета, тайные… все. Но это всего лишь истории, верно? То, что случается с другими людьми.

Так думала и я. Пока не вернулась домой и не обнаружила объявление о выселении, приклеенное к нашей входной двери. Я стоял там, держа в руках пакеты с едой, готовый упасть на землю и все испортить.

Но ведь все уже было разрушено, не так ли? А может, это была ошибка. Огромная, меняющая жизнь ошибка.

ПОСЛЕДНЕЕ УВЕДОМЛЕНИЕ: ИМУЩЕСТВО БУДЕТ АРЕСТОВАНО ЧЕРЕЗ 30 ДНЕЙ.

Сначала слова не имели смысла. Я моргал, перечитывая их снова и снова, словно это могло заставить их перестроиться на что-то разумное. Как будто они могли сказать мне, что это какая-то ошибка.

Потому что это должна была быть ошибка.

Просто должна быть.

Джеффри, мой муж, и я были ответственными взрослыми. У нас было двое детей, Джемма и Гэвин, и жизнь, которую мы строили вместе с нуля. В течение одиннадцати лет наши финансовые отношения работали.

Я оплачивала продукты, коммунальные услуги, школьные принадлежности и все необходимое для детей. Джеффри занимался ипотекой и иногда заправлял мою машину.

Все было сбалансировано.

Это имело смысл.

Это работало.

Но это? Это должно быть ошибкой. Возможно, ее приклеили не на ту дверь.

Когда я смотрел на этот холодный, официальный лист бумаги, мои руки начали трястись. Что, если это действительно произошло? Куда бы мы пошли? Что мы будем делать? Что делать с детьми?

Я пошел в дом, прихватив с собой проклятую записку. Я начинала паниковать.

«Мам, ты поужинала?» спросил Гэвин, стоя в прихожей с наушниками.

«Да, милый», — ответила я. «Все на кухне. Иди и угощайся. Я просто подожду, пока папа поест».

Он кивнул и пошел в комнату сестры, чтобы позвать ее, и они могли поесть вместе.

А что касается меня? Я был вне себя. Мои руки тряслись. Мысли метались.

Какого черта, Джефф? подумал я.

Позже входная дверь открылась, и я поняла, что пришло время для объяснений, или, по крайней мере, для того, что Джеффри пытался объяснить.

«Белль?» Голос Джеффри был непринужденным, как и в любой другой день. «Прости, я знаю, что опоздала. Я просто засиделась».

Я повернулась к нему, толкая уведомление по кухонной стойке.

«Что это?» спросила я просто.

Я наблюдала за тем, как его лицо теряет цвет, а пальцы сжимают бумагу. Его челюсть дернулась, прежде чем он издал дрожащий смешок.

Он никак не мог решиться отмахнуться от этого. Я видела, что его мысли разбегаются.

«О… э-э. Ладно. Итак, Белль, не сходи с ума», — сказал он, как олень, попавший под свет фар.

«Не пугаться?!» Мой голос надломился. «Мы вот-вот потеряем наш дом! Что ты наделал?»

Он сглотнул, глаза метались куда угодно, только не на меня.

«Не кричи», — сказал он. «Я не хочу, чтобы дети знали».

«Они все равно узнают, когда мы потеряем дом», — сказал я, складывая руки. «Что, черт возьми, ты наделал, Джеффри?»

«Это просто небольшая неудача, Белль. Временное явление. У меня… у меня были некоторые финансовые проблемы, но я их решаю. Клянусь тебе!»

«Как долго это продолжается?» Мой пульс бился в ушах.

Он вздохнул, колеблясь.

«Всего пару месяцев, детка. Я обещаю».

Пару месяцев? Месяцев!

Мне казалось, что пол подо мной раскалывается. Это был наш дом, и теперь он был под угрозой… Как я могла упустить это? Что еще я упустил?

«Что за финансовые проблемы, Джеффри?» потребовала я. «Что ты натворил? Ты снова играл в азартные игры?»

До того как мы с Джеффри поженились, он был печально известен тем, что часами проводил в казино, просто проигрывая свои деньги. К счастью, ему удалось бросить это занятие до того, как мы начали жить в браке.

Но что, если его старая привычка вернулась?

«Это сложно», — сказал он, резко выдохнув и проведя рукой по волосам.

Сложно. От этого слова у меня все перевернулось внутри.

Может быть, это возвращение его азартных игр? Или проблемы с наркотиками? Может, вторая семья? Честно говоря, чем это можно объяснить?

Но мой муж просто не смотрел мне в глаза. Он не хотел говорить мне правду.

Той ночью, пока он спал, я взяла его телефон.

Я прижала его большой палец к экрану, и у меня свело живот, когда он разблокировался. Не знаю, что я ожидала найти.

Но я знала, что должна это знать.

И через несколько секунд весь мой мир рухнул.

Я сразу же нашел ее. Корнем наших проблем была женщина по имени Ванесса.

Ее имя казалось мне ядом.

Их сообщения были повсюду, на всех платформах социальных сетей. А еще они были отвратительно милыми.

Я люблю тебя.

Я скучаю по тебе.

Скоро у нас будет все, чего мы заслуживаем.

Отсчитываю время до того момента, когда у нас будет жизнь, о которой мы мечтаем, Джефф…

Но это было еще не самое страшное.

Еще были банковские переводы!

Большие банковские переводы. И обещания богатства. Пролистав их чат некоторое время, я наконец понял, что к чему. Ванесса убедила Джеффри, что если он вложит достаточно денег в компанию ее отца, то станет миллионером, не успев оглянуться.

Так что же делал мой муж?

Он посылал Ванессе деньги вместо того, чтобы платить по ипотеке. Платежи были не просто небольшими или незначительными. Их было много, и каждый стоил тысячи долларов. Некоторые платежи превышали нашу задолженность по дому более чем в два раза.

Я продолжал листать, желчь поднималась у меня в горле, пока я не нашел недавнее сообщение, от которого у меня кровь стыла в жилах.

Они никогда не увидят этого, детка. Я люблю тебя! Мне нравится, что ты делаешь это для нас! А теперь отправь мне еще 10 тысяч долларов до конца недели.

Она говорила с ним так, словно он был добычей.

Это была не просто интрижка. Этот глупый человек был обманут.

Не ожидая ничего хорошего, я скопировал имя Ванессы в Google. Я не знал, что ищу. Может быть, профиль в социальной сети? Какое-то доказательство того, что эта женщина существует?

Но от того, что я нашел, мне захотелось блевать.

Статья за статьей. Предупреждения о мошенничестве. Предупреждения от жертв. Заявление в полицию. Ванесса — так она назвалась на этот раз — занималась этим уже много лет. Она выдавала себя за дочь богатого бизнесмена, заманивала мужчин в свои фальшивые инвестиционные схемы, а затем высасывала их досуха, после чего исчезала.

А Джеффри? Мой муж только что стал ее последним дураком.

Я щелкнула на полицейском оповещении трехмесячной давности. Там был ее грубый фоторобот, который совпадал с фотографией профиля с телефона Джеффри. Судя по всему, власти активно искали ее, но никому не удавалось ее выследить.

До сих пор.

Потому что, в отличие от ее прошлых жертв, Джеффри встречался с ней.

Видел ее.

Знал ее.

У меня заколотилось сердце. У меня было все, что нужно полиции, чтобы окончательно вывести ее на чистую воду. И я не собиралась упускать эту возможность.

Я не стала будить мужа. Я просто хотела немного обдумать все, что узнала.

На следующее утро, отведя детей в школу, я отправилась к адвокату.

«Белль, — тепло улыбнулся он, когда я села за стол. «Как поживает твоя семья?»

Я знала Хэнка с тех пор, как несколько лет назад моей матери пришлось иметь дело с ужасным домовладельцем. Я объяснила ему всю ситуацию, и он вздохнул.

«Это будет непросто, но варианты есть. И следующей твоей остановкой отсюда должен быть полицейский участок. Хорошо?»

Оказалось, что у меня есть шанс, пусть небольшой, но спасти дом. Если бы мне удалось достаточно быстро внести просроченные платежи, то, возможно, был бы шанс…

Плохие новости?

Джеффри опустошил наши сбережения почти до нуля.

Поэтому я отнесла свои доказательства в полицию.

«Это лучшая зацепка за последнее время», — сказал офицер. «Она стала неаккуратной».

«Что вы имеете в виду?» спросил я.

«До этого она не встречалась со своими жертвами. Она все делала через Интернет. Но с вашим мужем… все было иначе. Он встречался с ней. Он проводил с ней выходные. Вы можете это подтвердить?»

Я кивнула.

«Я видела фотографии. Достаточно много».

Почему-то это делало Джеффри ценным.

«Если мы сможем уговорить его назначить еще одну встречу, — сказал один из офицеров, пролистывая распечатанные мной скриншоты, — мы сможем наконец поймать ее, Белль. Наконец-то».

В тот вечер я помогла детям с домашним заданием, приготовила запеканку с тунцом и отправила их спать после ужина.

А потом я ждала, когда Джеффри вернется домой.

«Привет, детка», — сказал он, снимая галстук.

«Я все знаю».

Я бросил скриншоты на стол.

Его лицо стало призрачно-белым.

«Что… что это?» — его голос надломился.

«Скажи мне, Джеффри», — сказал я, моя грудь сжалась, а пульс заколотился. «Ты позволил выселить нас, чтобы финансировать жизнь своей любовницы?»

«I…» Его взгляд метался между уликами на прилавке и моим лицом. «Я могу объяснить».

Но тут оба офицера вышли вперед из тени гостиной и начали рассказывать ему все.

Я уловил тот самый момент, когда все это дошло до него. Ванесса никогда не любила его. Он потерял все… и ради чего?

Афера.

«Мы можем вам помочь», — сказал один из офицеров. «Но только если вы поможете нам ее поймать».

Неделю спустя Джеффри встретил Ванессу в дешевом мотеле. Она подумала, что на этот раз он принесет ей ценные украшения, поскольку все его наличные пропали.

Чего она не знала?

То, что в соседнем номере находилась полиция, готовая к встрече и подслушивающая. Джеффри протянул ей поддельное бриллиантовое ожерелье. Она поцеловала его, шепча что-то тошнотворно сладкое ему в губы.

И тут дверь распахнулась.

Ванесса закричала. Она пыталась бежать. Она пыталась пинаться и толкаться, но через несколько минут оказалась в наручниках.

Они вернули огромную часть денег. Не все, но этого хватило, чтобы спасти дом.

Кроме одного — моего брака. Ущерб был нанесен, и его было не исправить.

Джеффри умолял меня простить его. Он сказал, что станет лучше.

«Я буду отцом, которого заслуживают наши дети», — сказал он. «Я обещаю тебе!»

«Конечно, но только время покажет», — солгала я.

А потом я подала на развод.

Суд отдал мне дом и, конечно, полную опеку над детьми, потому что я была стабильным родителем.

Что касается Джеффри, то ему пришлось переехать обратно к матери, и у него не было другого выбора, кроме как провести следующие несколько лет, расплачиваясь за свою глупость.

А что касается его мечты стать миллионером?

Ну…

Как-то мне кажется, что он больше не живет этой мечтой.

А как бы поступили вы?

Молодая женщина, словно призрак, скользила по ночным улицам. Центральный проспект был её границей. За ним начинался мир страха и неизвестности. Каждый шаг вперёд мог стать последним – казалось, что из-за любого угла может выскочить Павел, схватить её за руку и силой потащит обратно.

– Только бы не найти меня, – шептала Валентина, крепко сжимая в руке маленькую сумку с документами.

Денег у неё не было совсем. Муж давно превратил её в собственность: закрывал дома, запрещал выходить на улицу, поднимал руку при малейшем поводе. Она стала для него чем-то вроде домашней вещи, которой можно распоряжаться по своему усмотрению.
Когда-то Валентина пыталась противостоять ему, но каждый протест только усиливал его жестокость. Обращаться к родителям она даже не думала – уже пробовала однажды. Тогда они встретили её с осуждением:

– Что ты делаешь? Павел – надёжный человек! Развестись? И куда мы с отцом денемся? Он ведь этот дом купил!

Её слабые попытки объяснить ситуацию были безжалостно прерваны:

– Ерунда! Если муж учит тебя через строгость, значит, ты сама во всём виновата. Подумай, что делаешь не так!

Так она и оказалась снова в аду, только теперь ещё хуже. После того случая ей понадобилась неделя, чтобы синяки сошли. Тогда она твёрдо решила: нужно бежать, любой ценой.

Наступил тот самый момент. Павел уехал на два дня, а прислуга и охрана были заняты распитием спиртного на кухне. Не теряя ни минуты, Валентина собрала самые необходимые вещи и тихо покинула дом. Звонок мужу уже был сделан, но её след простыл.

Силы стремительно иссякали, ноги подкашивались. Хотелось просто опуститься на ближайшую лавочку и отдохнуть. Оглядевшись, она заметила подходящее место.

— Девушка, всё нормально?

Валентина вздрогнула и подняла глаза. Перед ней стоял мужчина средних лет.

— Да… всё в порядке, – выдавила она, пытаясь улыбнуться, но получилось как-то жалко.

— Вы кажетесь такой грустной…

Он присел рядом, и она, не выдержав, разрыдалась. Рассказала всё, что накопилось внутри. Мужчина внимательно слушал, морща лоб, а затем предложил:

— Знаете, поблизости есть коттеджный посёлок. Там постоянно требуются работники. Может быть, стоит поискать там?

Через час Валентина стояла перед входной дверью дома, где как раз нужна была горничная с проживанием. Хозяйка, энергичная женщина за шестьдесят, быстро оценила её взглядом и заявила:

— Валька, я всё рассказала. Решай сейчас. У меня дел невпроворот. Будет комната, будешь жить здесь.

— Согласна, – выдохнула Валентина.

Огромный дом стал её новым домом. Она с радостью убирала каждую комнату, готовила для Нины Петровны с удовольствием. Хозяйка оказалась добрым человеком, не перегружала её работой и относилась с уважением. За это Валентина была ей безмерно благодарна.

Правда, имелись и свои сложности – племянник Нины Петровны с женой. Эти двое регулярно наведывались, явно чувствуя себя полноправными владельцами кошелька тётки. Валентине было больно наблюдать, как они эксплуатируют доброту одинокой женщины, у которой больше никого не осталось, кроме них.

Валентина аккуратно натирала хрусталь, когда услышала голос:

— Валентина!

Она чуть не подпрыгнула, чуть не уронила бокал. Это была Наташа, жена племянника.

— Мы уже полчаса тут, а чай до сих пор не готов?!

— Простите, но никто не просил, – спокойно ответила Валентина.

Наташа фыркнула:

— Как не просили?! Ты должна сама догадываться! Бегом на кухню! И помни своё место – ты здесь прислуга. Не нравится – уходи немедленно!

Закусив губу, Валентина отправилась на кухню. Внутри всё кипело от возмущения, хотелось ответить колкость, но она сдержалась. Рисковать своим положением нельзя.

Пройдя мимо кабинета хозяйки, она услышала громкий разговор:

— Андрей, я уже говорила тебе: денег больше не дам!

— Тётя, ты что, не понимаешь?! У меня долг! Серьёзный долг! Если не выплачу, голову отрежут!

— Андрей, сколько раз я умоляла тебя прекратить играть? Сколько раз просила найти работу? Но нет, ты за два года проиграл всё состояние отца!

— Работа?! Дамбровские никогда не работали на других! Мы всегда сами решали свои вопросы!

— Это точно! Но заметь, ваши предки работали, создавали своё дело! А ты? Разорил всё, что оставил отец! И знаешь что? Я больше не буду покрывать твои карточные долги! А ещё мне звонили друзья отца, рассказали, что ты просишь у них деньги в долг. Позоришь род!

Андрей вскочил:

— Теперь кругом одни доносчики! Что мне делать?!

— Сам выбирай! Ты взрослый человек, образованный! Как-нибудь справишься!

Валентина тихонько пробралась на кухню, чтобы приготовить чай.

— Наташа!

Гулко хлопнула входная дверь. Пара покинула дом.

Нина Петровна, которая тоже вышла проводить гостей, попросила:

— Валечка, принеси мне валерьянки.

Валентина молча выполнила просьбу. Когда лекарство было готово, она подала его хозяйке.

— Присядь, пожалуйста, – попросила Нина Петровна.

Женщины сели. Хозяйка начала рассказывать свою историю. Она говорила о том, как всегда была близка с братом, как забрала к себе его сына после трагической гибели семьи. Дала Андрею всё возможное, но, к сожалению, никакое образование не помогает, если в голове пустота.

– В последнее время он сильно увлёкся азартными играми, – продолжала Нина Петровна. – Я помогала, говорила «последний раз», но он понял, что таких «последних» бесконечно много. И я решила: единственный способ помочь ему – перестать давать деньги. Очень тяжело, сердце болит, но другого выхода нет.

Прошло меньше недели, и Андрей с Наташей снова появились на пороге. На этот раз он был неузнаваем – тихий, покорный, полный раскаяния. Клялся, что завязал с картами и готов начать жизнь заново. Нина Петровна буквально преобразилась от радости, не знала, куда усадить любимого племянника. Пригласила в гостиную, предложила кофе.

Валя мыла посуду, но ухо держала нараспашку.

— Тётя, ведь скоро же твой день рождения! – начал Андрей.

— Ой, Андрюша, какой там праздник… Не буду я его отмечать, – вздохнула женщина.

— Почему? – искренне удивился племянник.

— Да возраст такой, что даже думать о днях рождения не хочется. Будто их никогда и не было.

— А давай тогда просто встретимся, поболтаем? Мы с Наташей обязательно приедем!

Нина Петровна оживилась:

— Какая замечательная идея! Давно уже так не собирались без повода. Валентина нам что-нибудь вкусненькое испечёт!

Валя улыбнулась, хотя внутри всё тревожно екнуло.

Праздник назначили через неделю. За это время Андрей заглядывал ещё пару раз – образцовый племянник. Но Валентина всё больше настораживалась. Хотелось защитить Нину Петровну от возможной новой боли. Хотя, может быть, люди действительно меняются? Просто таких случаев она раньше не встречала.

Утром хозяйка дома бегала как заведённая, излучая счастье:

— Знаешь, Валюш, сегодня мне кажется, что мне не 73, а всего 50! И столько ещё впереди! Господи, только бы у Андрея всё наладилось. Ты заметила, как он преобразился?

— Конечно, Нина Петровна, это очень приятно видеть.

— Ну, показывай, чем нас сегодня будешь радовать!

Валя ещё не успела полностью накрыть стол, как гости уже были в доме. Принесли цветы, стильную статуэтку. Андрей рассказал целую историю про подарок, и Нина Петровна восторженно захлопала в ладоши.

В середине обеда Андрей отправился на кухню, вслед за ним проследовала Наташа. Они достали коробку с пирожными.

— Валь, выложи их на тарелки, пожалуйста.

Наташа повернулась к Валентине и начала говорить по-французски, уверенная, что простая домработница не знает языка.

— Андрей, не перепутай: те, что с зелёными цветочками, я特意ельно отравила. Зелёный ведь её любимый цвет.

— Ты что, с ума сошла? Такие вещи нельзя обсуждать при чужих людях!

— Андрюша, да ладно тебе! Откуда ей знать?

Он притянул жену к себе.

— Скоро станем богатыми. Хочется на море! И серёжки те тоже нужны!

Они вышли, оставив Валентину в шоке. Она прекрасно понимала французский, но решила не подавать виду. Вместо того чтобы выбросить пирожные, она задумалась.

— Валентина, что ты там делаешь, как сонная муха? Может, я сама разложу пирожные? А ты хоть чай-то сможешь налить? За что тётушка платит тебе деньги?

Валя отвернулась, в голове царила полная неразбериха. Когда она принесла чай, Наташа уже положила одно из опасных пирожных на тарелку Нины Петровны, конечно же, с зелёным цветочком, и щебетала без умолку.
Подойдя к хозяйке, Валентина наклонилась и шепнула:

— Ни в коем случае не ешьте пирожное.

Нина Петровна взглянула на неё с удивлением, побледнела. Что-то в глазах Валентины её напугало.

— Ой, голова разболелась… Пойду прилягу.

Андрей вскочил:

— Как же так? Такое вкусное пирожное, а вы даже не попробовали! Валюша, уберите их в холодильник, хорошо? Мы потом скажем, что вы отказались из-за диеты.

Андрей смотрел на тётю как на чудо, пока Наташа тянула его за рукав:

— Пошли, пусть отдохнёт. Лучше, что они без нас.

Как только дверь закрылась за ними, Нина Петровна вылетела из комнаты:

— Валя, объясни немедленно!

Валентина глубоко вздохнула:

— Они пытались вас отравить.

— Валя, это абсурд!

И она рассказала всё, что услышала на кухне. Нина Петровна приняла валерьянку, затем позвонила кому-то. Через полчаса дом заполнили полицейские. Андрей с Наташей были задержаны. После этого случая Нина Петровна резко сникла, словно потеряла родного ребёнка. Она завещала всё своё имущество Валентине.

Прошло полгода. Раздался такой звонок в дверь, что стены затряслись.

— Валентина, к вам родители пришли!

Валя вздохнула, понимая, что встреча неизбежна.

— Валечка, неплохо ты тут устроилась! – Мать вошла как хозяйка, остановилась посреди комнаты.

— Здравствуй, мама.

— Это всё твой муж, мерзавец, виноват!

— Он мне больше не муж.

— Твой муж нас выставил из дома, а ты тут живёшь в роскоши и даже не вспоминаешь о нас!

— Вы когда-нибудь действительно беспокоились обо мне? – спокойно ответила Валентина.

Мать даже не задумалась:

— Не тебе указывать, как нам жить! Из-за тебя мы потеряли всё! Ты обязана…

Валя перебила её, вставая:

— Хватит! Вы потеряли то, что получили благодаря мне. У вас есть квартира, вы здоровы и молоды. Идите работайте, стройте свою жизнь!

— То есть ты здесь живёшь как королева, а мы должны трудиться? – усмехнулась мать.

Валя тоже усмехнулась:

— Времена меняются. Когда я терпела ад, вы думали только о деньгах. Теперь попробуем другой вариант. Уходите, и пусть мне будет стыдно.

Она не собиралась тратить деньги бесцельно. Сначала стала тенью садовника, училась всему, что касается ухода за огромным садом. Затем записалась на курсы ландшафтного дизайна, чтобы развить свои знания. Позже открыла свой бизнес прямо в посёлке. Сарафанное радио сделало своё дело.

Одним из клиентов оказался будущий муж. Несмотря на желание отгородиться от родителей, Валентина всё же позвала их на выписку из роддома с первенцем.

Ночи были самыми худшими.
Холодные, одинокие и бесконечно долгие. Но, по крайней мере, у меня был Ржавый.

Ржавый был не просто собакой — он был моим последним другом. Моей единственной семьёй. Мы прошли через всё вместе, и, как бы ни было тяжело, он всегда сворачивался клубком рядом, согревая меня, сохраняя мой рассудок.

В ту ночь я сидел на тротуаре, крепко прижимая его к себе, когда перед нами остановился полицейский.

Я напрягся. Копы редко означали что-то хорошее для таких, как я.

— Ты в порядке? — спросил он. Голос его был спокойным, без привычной жесткости.

Я кивнул, поглаживая уши Ржавого.

— Просто пытаюсь пережить эту ночь.

Офицер присел на корточки, внимательно посмотрев на собаку. Он протянул руку, дал Ржавому обнюхать её, а потом провёл пальцами по его шерсти так, будто уже знал его.

— Он хороший пёс, — тихо сказал он. Но в его голосе прозвучало нечто ещё — нечто тяжёлое.

Он задал мне несколько вопросов, а потом сделал неожиданное. Достал кошелёк и протянул мне несколько купюр.

— Купи себе поесть. И что-нибудь для него тоже.

Я замешкался.

— Почему вы мне помогаете?

Он вздохнул, не отрывая взгляда от Ржавого.

— Потому что я знаю, каково это — потерять кого-то, кого любишь.

Я тогда не понял, что он имел в виду. Не сразу. Но когда он встал и ушёл, растворившись в толпе возле круглосуточного магазина, меня не покидало странное чувство.

Ржавый тоже смотрел ему вслед, слегка наклонив голову, будто пытаясь вспомнить его.

Мы никогда не встречали такого копа — доброго, заботливого.

Но я не собирался слишком глубоко копать в чужую доброту. Я убрал деньги в карман. Может, эта ночь будет другой. Может, я смогу купить Ржавому тёплую еду, пусть даже просто немного бульона из китайской забегаловки, и найти место, где не так дует.

Но на этом история не закончилась.
В последующие недели я старался держаться в тени. Обычно я слонялся по одним и тем же улицам, ночевал на тех же лавочках в парке, но теперь у меня появилось ощущение, что нужно двигаться дальше. В глубине души я боялся, что тот офицер вернётся. Не для того, чтобы арестовать меня, а потому что во взгляде, которым он одарил Ржавого, было что-то тревожное.

Что, если псу угрожала опасность?

Однажды днём я оказался на небольшой площади возле городской библиотеки. Здесь было легче затеряться среди студентов, которые приходили за бесплатным Wi-Fi. Я нашёл укромное место за колонной, спрятавшись от ледяного ветра. Ржавый свернулся клубком у моих ног, а я начал листать забытую кем-то газету, выискивая объявления о работе.

Вдруг раздался голос:

— Как ты? Всё нормально?

Я поднял голову.

Передо мной стоял тот самый полицейский. Те же добрые глаза, то же тихое сочувствие. На его форме я разглядел имя: “Офицер Дельгадо.”

Теперь, при свете дня, я заметил глубокие морщины у него на лбу. Будто он носил на плечах груз, который давил уже очень давно.

Я застыл.

— Эм… Ну, нормально, наверное.

Дельгадо снова присел на корточки, сложив руки. Я почувствовал приступ паники, но Ржавый завилял хвостом, словно встречая старого друга.

Полицейский чуть улыбнулся.

— Он выглядит здоровым, — сказал он. — Ты хорошо о нём заботишься.

Я коротко усмехнулся.

— Это он заботится обо мне, если честно.

Я замялся.

— Спасибо за те деньги… Это очень помогло.

Дельгадо лишь пожал плечами.

— Рад слышать.

Некоторое время мы молчали, а потом он вздохнул и, кажется, набрался смелости.

— Послушай, — начал он осторожно, — я… я узнал эту собаку, как только увидел её.

У меня замерло сердце.

Я вцепился в ошейник Ржавого.

— Узнал как?

Офицер провёл рукой по его голове.

— Раньше я работал в кинологическом подразделении. Моим напарником был пёс по кличке Барни. Он был моим лучшим другом, как Ржавый — твой. Год назад мы потеряли Барни… Он был ранен на вызове и не оправился. Я остался в полиции, но всё стало другим. А пару месяцев назад внезапно умерла моя сестра.

Он тяжело вздохнул.

— После её смерти пропала её собака. Он выглядел точно так же, как твой.

Я сглотнул, не до конца понимая.

— Вы думаете, что Ржавый — это её пёс?

Дельгадо кивнул.

— Почти уверен. Её собаку звали Перчик, но она иногда называла его Ржавым — из-за цвета ушей.

Он аккуратно дотронулся до кончика уха моего пса.

— Тот же оттенок. Даже пятна вокруг глаз совпадают. После её смерти мы искали его, но он будто испарился.

Я медленно покачал головой.

— Я нашёл Ржавого в переулке. Он был исхудавший, хромал. Это было месяца четыре назад…

— Это совпадает, — сказал Дельгадо, глядя на меня.

У меня сжалось сердце.

— Не забирайте его у меня… Он — всё, что у меня есть.

Дельгадо покачал головой.

— Я не собираюсь отнимать его. Я вижу, как ты о нём заботишься. Моя сестра хотела бы, чтобы он остался с тем, кто его любит.

Я почувствовал, как у меня увлажнились глаза.

— Я боялся, что вы заберёте его в машину и увезёте.

Дельгадо грустно улыбнулся.

— Нет. Но я хочу помочь вам обоим.

И он помог.
В тот же день он пригласил меня в небольшую закусочную. Владелица, женщина по имени Арасели, посмотрела на меня с лёгким любопытством, но, когда Дельгадо сказал, что я ищу работу, просто кивнула.

— У меня не хватает рук на кухне. Если не боишься работы — можешь попробовать.

Так я начал мыть посуду. Ржавый ждал меня у чёрного входа, свернувшись на мягком пледе, который принёс Дельгадо.

Через несколько недель Арасели предложила мне ночевать в маленькой комнатке над кафе.

Я едва мог поверить в происходящее.

Спустя несколько месяцев я уже готовил еду на кухне. Дельгадо навещал нас, а Ржавый, которого когда-то звали Перчиком, радостно встречал его.

Однажды он принёс мне старый кожаный ошейник.

— Это был её. Хочу, чтобы он был у тебя.

На металлической пластинке было выбито “Перчик.”

Я сжал ошейник в руках, слёзы подступили к глазам.

— Спасибо…

Иногда надежда приходит неожиданно.
Один добрый поступок изменил всё.

Теперь у меня есть дом. Друзья. Будущее. И всё началось с того, что один человек просто решил помочь.

— Ох, Григорий, как же мне повезло с тобой! Не представляю, как мы раньше справлялись без твоей помощи, — проговорила пожилая женщина, наблюдая за тем, как ловко молодой человек управляет инструментами.

Григорий собрал инструменты в сумку и усмехнулся:

— Да бросьте, Елена Сергеевна. Это же мелочь — перенести петлю на другое место. Пять минут работы.

Он проверил калитку: она теперь открывалась и закрывалась словно новая.

— Легко тебе говорить, Гришенька. Для нас бы это заняло целый день, да ещё и испортили бы больше, чем починили. Мы ведь, женщины, неумелые, а с возрастом и подавно, — покачала головой Елена Сергеевна.

— Какой там возраст! — рассмеялся Григорий. — Вас ещё замуж выдадим!

Пожилая женщина засмеялась:

— Ах ты, шутник!

Григорий появился в деревне год назад. Он приобрёл заброшенный дом и сразу взялся за его восстановление. Соседи, в основном пенсионеры, с интересом наблюдали, как старые постройки обретают новую жизнь под руками молодого человека.

А таких домов в деревне было множество — молодёжь разъехалась, старики уходили, и заброшенные строения постепенно рушились. Болезненно было смотреть на это тем, кто провёл здесь всю жизнь.

Никто не задавал вопросов о причинах переезда здорового молодого мужчины в такую глушь. Если он решил жить здесь — значит, так надо.

— Ладно, Елена Сергеевна, мне пора. Загляну вечером, измерю давление, — сказал Григорий, направляясь к выходу.

— Ой, не беспокойся обо мне! Занимайся своими делами. Со мной всё будет хорошо, — отмахнулась соседка.

— Конечно. А кто вчера чуть не свалился в картофельную борозду от головокружения? — поддел её Григорий.

— Я что ли? — рассмеялась Елена Сергеевна. — Когда ты успеваешь всё замечать? Просто немного перегрелась на солнце. Теперь что, каждый час давление мерить?

Григорий уже был во дворе, когда услышал возглас соседки:

— Ой, кто это так несётся по деревне?

Молодой человек обернулся. По дороге действительно неслась машина, поднимая столбы пыли. Гуси и куры разлетались в стороны. Что-то явно случилось.

Автомобиль резко затормозил у калитки Елены Сергеевны. Из-за руля выскочил мужчина, распахнул багажник.

— Серёжа, Господи, что случилось? — всплеснула руками Елена Сергеевна.

Григорий понял, что это зять соседки. Она упоминала это имя.

Сергей выставил перед тёщей чемоданы и холодно произнёс:

— Вот, возвращаю. Второй выкидыш. Кому такая бракованная нужна? Никому.

Он распахнул пассажирскую дверь, и оттуда буквально выпала на руки матери молодая женщина. Захлопнув дверцу, Сергей сел обратно за руль и уехал, взвизгнув шинами.

Женщина оперлась на мать, одной рукой прижимая живот.

— Лиза, Лизонька, болит? — встревожилась Елена Сергеевна.

— Нет, мама. Просто трясло в дороге… Я только вчера выписалась из больницы… Мне бы прилечь.

— Господи, доченька, как же так? — запричитала Елена Сергеевна. — Разве можно в таком состоянии ехать? Ирод! — погрозила она кулаком уехавшей машине и повела дочь в дом.

Григорий хотел помочь с чемоданами, но остановился. «А вдруг они не хотят, чтобы кто-то знал?»

Елена Сергеевна показалась только к вечеру. Григорий находился у себя во дворе, размышляя, стоит ли заглянуть к соседке. Обещал зайти, но теперь чувствовал неловкость.

— Гриша, Гришенька! — окликнула его соседка.

— Да, Елена Сергеевна?

— Гришенька, не могли бы вы съездить за фельдшером? Дочка приехала, совсем плоха.

— Конечно, не беспокойтесь.

Он завёл машину и направился в соседнюю деревню. Никто здесь не знал, что десять лет назад Григорий работал врачом. Его жизнь круто изменилась, когда жена начала роман с главврачом больницы.

Эта связь привела к заговору против него. Они быстро состряпали дело, где он проходил обвиняемым. Мол, по его халатности погиб пациент. Григорий никогда с этим не сталкивался и полностью растерялся.

К счастью, следователь заметил странности в деле. Врачи обычно поддерживают друг друга, а тут коллега внезапно начал активно обвинять Григория. Справедливость восторжествовала — главврача сняли с должности. А любовь жены к начальнику иссякла. Она даже предложила вернуться к прежней жизни.

Григорий вырос в деревне и решил купить домик подальше от города. Дал себе слово никогда никому не рассказывать о своём прошлом. Найдёт другое занятие, например, займётся фермерством.

От продажи квартиры осталась хорошая сумма, так что финансовый вопрос не беспокоил. Сейчас он раздумывал над будущими планами, хотя расчёты давались ему особенно трудно — с цифрами он всегда плохо ладил.

Деревенский фельдшер выслушал объяснение и покачал головой:

— Первое: это не моё дело. Второе: сегодня у меня дома праздник. Гости уже за столом, а я куда-то поеду?

Григорий повысил голос:

— Послушайте, вы медицинский работник или нет? Женщина после выкидыша, долгая дорога и сильный стресс. Вы понимаете, чем это может закончиться?

— Понимаю.

— А вы осознаёте, что может начаться кровотечение? Тогда никто ничего сделать не успеет. Она может умереть! И кто ответит?

— Правильно, Петрович. Он рядом был, не помог, да ещё и под градусом, — буркнул фельдшер.

Григорию хотелось встряхнуть этого немолодого мужчину, но понял — это бесполезно. Развернулся, собираясь уйти, когда заметил, что фельдшер, ругаясь, всё-таки идёт к машине с чемоданчиком.

— Мать говорила: куда ты лезешь? Почему нельзя выбрать профессию, где можно спокойно спать? Но я такой упрямый, всех хочу спасти…

Григорий с трудом сдерживал улыбку, но, видимо, недостаточно хорошо, потому что Петрович рявкнул:

— Чего улыбаешься? Ещё и радуется! Едем или как?

Григорий нажал на газ. В дом заходить не стал, решив подождать на улице. Петрович выгнал на улицу и Елену Сергеевну. Она присела рядом.

— Когда Лизонька выходила замуж за Сергея, я была так счастлива. Городской, обеспеченный… И когда дочка однажды сказала, что хочет развестись, я её отговорила. Так не хотела, чтобы она возвращалась в деревню. Она говорила, что Сергей её не ценит, изменяет. А я твердила: потерпи, все женщины терпят. Как же я была неправа…

Через полчаса Петрович вышел с озабоченным лицом.

— Вот список необходимых препаратов. Все нужно купить и колоть по часам. По-хорошему, её нужно госпитализировать, но она категорически против. Без этих лекарств шансов мало, всё равно придётся в больницу. Здесь целый комплекс, плюс сильный стресс. Так что покупайте, Елена, и найдите того, кто будет делать уколы по расписанию.

— Ой, батюшки, где же я найду такого специалиста?

— Это твоё решение. Уколы каждые четыре часа или больница.

Григорий взял листок, пробежал глазами.

— Всё правильно. Елена Сергеевна, не беспокойтесь. Я заеду в аптеку и займусь уколами.

— Гришенька, ты умеешь делать уколы?

— Умею, Елена Сергеевна, не волнуйтесь.

Первый раз, когда он вошёл, Лиза даже не посмотрела на него — просто отвернулась к стене. И второй, и третий раз тоже. На четвёртый Елены Сергеевны не оказалось дома, и Лизе пришлось общаться с ним.

— Как себя чувствуете? — спросил Григорий.

— Нормально.

Она хотела снова отвернуться, но внезапно задала вопрос:

— Вы врач?

Он улыбнулся.

— Был когда-то.

Больше они не говорили ни слова.

Через три дня Григорий присел возле дивана.

— Лиза, так нельзя. Ты сама себя разрушаешь.

— А что за «вы»? — хмыкнула она.

— Тебе нужно набираться сил, гулять, дышать свежим воздухом, питаться.

— Зачем?

Григорий растерялся.

— Как зачем? Чтобы жить.

Лиза повернула голову. Григорий буквально утонул в её печальных глазах.

— Зачем жить? Мне тридцать семь. Меня привезли как вещь, которую выбросили за ненадобностью. Пятнадцать лет вместе, а теперь будто их и не было. Как женщина я провалилась. Зачем всё это? Кислород другим нужнее.

Григорий был немного ошеломлён. Лиза оказалась далеко не глупой. Здесь не помогут банальные фразы. Он решил: поднимет её на ноги и научит радоваться жизни.

Теперь после каждого укола он садился рядом и разговаривал с ней. Ответы были редкими, видимо, лишь из вежливости. И тогда Григорий поведал ей свою историю.

— Вы не лжёте? Это действительно случилось с вами? — его задумчивость нарушил голос Лизы.

— А ты как думаешь? Придумал сказку для твоего развлечения?

Лиза смутилась.

— Простите.

— А хочешь, покажу свои планы?

— Планы?

— Да, хочу заняться фермерским хозяйством. Правда, с расчётами у меня проблемы, но справлюсь.

— Конечно, хочу! С расчётами я помогу. Работала экономистом много лет.

Григорий удивлённо вскинул брови.

— Экономистом? Думал, музыкантом или учительницей.

Теперь каждый вечер за круглым столом у Елены Сергеевны разворачивались горячие дискуссии. Хозяйка иногда пугалась, когда они начинали спорить. Но радовалась, видя интерес дочери. Григорий задумал бизнес, а Лиза ему помогала. Хотя слово «бизнес» вызывало у Елены Сергеевны тревогу, она молча подавала чай и закуски. Часто они даже не замечали её присутствия.

Однажды вечером Григорий воскликнул:

— Лиза, мы сделали это! Посмотри, всё готово!

Женщина перелистала документы.

— Когда успели? И почему мне так хочется тебя ударить за твоё упрямство?

Григорий засмеялся и игриво чмокнул её в нос.

— Придётся с этим мириться. Завтра еду в город заказывать материалы!

Григорий выскочил, а Лиза осталась сидеть, словно окаменев. Елена Сергеевна обеспокоенно наблюдала за дочерью и вдруг спросила:

— Ты что, влюбилась?

Лиза странно взглянула на мать:

— Мам, ты чего? Какая любовь? Хватит уже этих игр.

Сказала и поспешила в комнату. Мать высказала то, чего она больше всего боялась. Да, она влюбилась в Григория. В этого безрассудного, умного, невероятно доброго человека. Как не влюбиться, если он понемногу возвращал её к жизни?

Через три дня вернулся Григорий. Елена Сергеевна ушла в магазин, Лиза была одна. Она услышала скрип двери и замерла. Это был Григорий, мрачный как туча.

— Что случилось? — испугалась Лиза.

Он сел напротив.

— Елены Сергеевны нет?

Лиза сжала руки, чтобы Григорий не заметил дрожь.

— Лиза, я не знаю, что делать, как дальше жить? — произнёс он с отчаянием.

— Гриш, да говори нормально, что стряслось?

— Понимаешь, уехал сюда, чтобы забыть всё, начать с чистого листа и никогда больше никого не любить. Так и шло целый год. А потом появилась ты. За эти три дня без тебя чуть с ума не сошёл. Что теперь с этим делать? Как быть?

Лиза вздохнула:

— Не знаю, Гриш, потому что и мне нужно с этим как-то жить.

Он внимательно посмотрел на неё, на её дрожащие руки, и снова встретился взглядом:

— Лиза…

Елена Сергеевна, вернувшись из магазина, увидела, что дочь и Григорий стоят посреди комнаты, крепко обнявшись. Она тихонько отступила назад, прикрыла дверь:

— Дай Бог, может быть…

Открытие хозяйства стало громким событием. Даже областное телевидение приехало. Все удивлялись, почему Григорий завёз скот через всю страну. А он только улыбался и шутил. Больше всего переживал не за животных, а за Лизу. У неё был срок родов всего три дня назад, а она бегала, как девчонка, и светилась от счастья.

Сергей заглянул в бар. Последнее время он стал там постоянным клиентом. Жизнь пошла под откос — с женщинами не складывалось, работа тоже давала сбои.

«Женщинам нужны только деньги, — думал он мрачно. — Если бы я зарабатывал столько, сколько им нужно, в сутках должно быть часов семьдесят».

Как расстался с последней подругой, так деньги потекли рекой. Перестал работать сверхурочно и попал в немилость к начальству. Одни неприятности.

— Как обычно? — спросил бармен.

Сергей кивнул. Даже бармены его знали — докатился.

Ранним вечером вместо музыки в баре показывали новости.

— Вы не представляете масштаб события, — говорил журналист. — В день открытия фермерского хозяйства жена Григория Светлова родила сына.

Сергей выпрямился. На экране мелькали знакомые места. Точно, это деревня Лизы! Показали новое строение, самого Григория и Лизу. В больнице, счастливую, с ребёнком на руках.

«Это невозможно», — пронеслось в голове у Сергея.

Он так сильно сжал стакан, что тот треснул.

— Вы порезались! Кровь! — воскликнул бармен.

Сергей бросил осколки и выбежал из бара. Хотелось выть от боли. Врач говорил, что следующая беременность будет последней. Сергей её не любил. Но если бы у них был ребёнок, всё сложилось бы иначе. Он стал бы идеальным мужем, работал бы добросовестно. А Лиза… Лиза его обманула. Обвела вокруг пальца.

Говорят, что месть — блюдо, которое лучше подавать холодным, но когда новая жена моего бывшего мужа обратилась ко мне, я оказалась в паутине отчаяния и секретов. Я думала, что оставила боль своего прошлого позади, но ее просьба о помощи вскрыла старые раны и привела меня на путь, которого я никак не ожидала.

Пять лет назад моя жизнь рухнула самым неожиданным образом. Я была замужем за Кевином, обаятельным и успешным бизнесменом. Все казалось идеальным, или я так думала до того дня, когда он случайно написал мне, а не своей любовнице.

Это сообщение разрушило мой мир. «Я ненавижу ее, Джесс», — гласило оно. «Я ненавижу Бриджет всеми фибрами своего существа. Она даже не может подарить мне ребенка».

Да, он говорил обо мне. Я бесплодна, и он знал об этом еще до нашей свадьбы. Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица, когда я читала эти слова снова и снова. Человек, которого я любила, человек, который, как я думала, любил меня, изменял мне и обижался на меня за то, что я от него не зависела.

Конечно, я не смогла его простить, и мы решили расстаться. К тому времени, когда наш развод был завершен, Кевин успел сколотить немалое состояние: компанию, три объекта коммерческой недвижимости и прекрасный дом на озере.

По мировому соглашению я получила половину всего, включая квартиру и дом у озера. Кроме того, я стал молчаливым партнером в его компании, получая доход два раза в год.

Вероятно, он думал, что это способ снять с себя вину. Нет нужды говорить, что мне больше не нужно было работать, но я слишком любила свою карьеру, чтобы остановиться.

Вскоре после этого он женился на Джессике, женщине, с которой изменял мне. Я старалась жить дальше, отгородившись от всех новостей о них. Так было до месяца назад. Однажды вечером, ни с того ни с сего, я получила сообщение с незнакомого номера.

«Привет. Это Джесс. Новая жена Кевина. Мне нужна твоя помощь. Я умоляю тебя. Пожалуйста, ответь. Только ты можешь спасти меня».

Я уставился на свой телефон, сердце бешено колотилось. Ее сообщения выглядели так отчаянно, что я решил ответить.

«Чего ты хочешь?» набрала я в ответ.

Я углубилась в свои книги в университетской библиотеке, когда зазвонил телефон. Это был мой отец. Я почувствовала, что что-то не так, потому что он никогда не звонил мне, чтобы поболтать. «Немедленно приезжай домой», — сказал он и, прежде чем я успела спросить, в чем дело, бросил трубку.

Я напряглась и поспешила к своей машине, в то время как мои книги продолжали выскальзывать из рук.

Не успела я опомниться, как оказалась на пороге папиного дома, недоумевая, что же такого срочного произошло.
70
Он открыл дверь, и когда я вошла, то увидела, что моя мачеха Линда и ее сын Джейкоб сидят на диване.

«Послушай, Эмма, — начал говорить мой отец. «Джейкобу нужно где-то остановиться на время, и поскольку его прежняя комната теперь офис Линды, он займет твою комнату».

Его слова стали для меня шоком. «Но папа, где же тогда я буду жить?»

«Ты умная девочка, Эмма, ты можешь жить в кампусе. Ты что-нибудь придумаешь».

Но нет, я не могла жить в кампусе полный день, потому что мне нужно было учиться, и я едва находила время для подработки, которая должна была помочь мне накопить денег на следующий семестр. Но моему отцу, похоже, было все равно.

71
Он больше беспокоился о своем 35-летнем пасынке, который растратил все шансы, предоставленные ему моим отцом и моей мачехой.

Опустошенный, но полный решимости пережить этот тяжелый период, я нашел другую работу. Дни я проводил на работе, а по ночам учился. Я едва держалась на ногах, но знала, что должна показать всем, что у меня все получится.

Со временем мне удалось скопить немного денег и снять небольшую квартиру на окраине города. Я был невероятно горд собой.

Однажды, когда я готовился к поступлению в университет, мне позвонила мачеха. Она была встревожена и как будто плакала. «Эмма, пожалуйста, возвращайся домой, мы потеряли дом».

Она не рассказала мне никаких подробностей, но я чувствовала, что за всем, что случилось с домом моих родителей, стоит Джейкоб.

72

И я оказалась права. Когда я приехал, перед моими глазами развернулась картина разрушений. Дом сгорел, и пожарные пытались спасти все, что можно.

Мой отец, со слезами на глазах, сказал, что сожалеет о том, что забрал у меня комнату. Если бы он этого не сделал, ничего бы этого не случилось.

Оказалось, что Джейкоб устроил вечеринку, пока мой отец и Линда были на озере, а один из его друзей закурил и случайно поджег шторы.

«Ты сделал свой выбор, папа», — сказал я. Но все равно мне было жаль его и Линду, которые умоляли меня помочь им справиться с последствиями пожара и разработать планы по страхованию и восстановлению.

73
Середина пути
Часть меня хотела предоставить им самим разбираться с тем беспорядком, который они создали, но другая часть знала, что я должна им помочь.

Моя квартира была небольшой, но это было все, что я мог предложить, и нам удалось найти ритм. Я сказал отцу и Линде, что хочу, чтобы ко мне относились с уважением, которого я заслуживаю.

По выходным мы втроем приезжали на стройку и видели, как кирпичик за кирпичиком возводится новый дом, так же медленно и неуклонно, как и наши отношения.

— Ты уверена, что это правильный путь? — голос матери дрожал, хотя она и старалась скрыть тревогу. Морщинка между бровей выдавала её сомнения.

— А какой у меня выбор? — я подняла подбородок, стараясь, чтобы мой голос звучал тверже, чем чувствовала себя на самом деле.

Мать лишь сжала губы. Её лицо приняло выражение, которое я видела всего раз в жизни — на похоронах отца. Смесь беспомощности и первобытного страха. Она уже понимала: меня не переубедить.

Той ночью я впервые за долгое время спала без кошмаров. Миша лежал рядом, его ровное дыхание успокаивало меня. Я рассматривала его черты: чёткие скулы, решительный подбородок, едва заметную складку между бровей. Всего три недели вместе, а он уже стал моим прибежищем. Я положила руку на живот. Там, под кожей, зарождалась новая жизнь — жизнь, которая не принадлежала ему. Человек, подаривший мне эту беременность, исчез, оставив после себя лишь воспоминания.

Миша вздохнул во сне, его губы дрогнули в легкой улыбке. И эта доверчивая улыбка всё решила. Я буду молчать.

Не скажу ему, что та ночь через два дня после нашей встречи никак не могла привести к этому. Что ребёнок — след другой истории. Я стану идеальной женой. Создам безупречную семью. Заглушу свою ложь сотней искренних моментов.

— Папа, смотри! — Игорь метался по комнате с игрушечным мечом, представляя себя рыцарем. — Я победил злого дракона!

Миша отложил газету и серьёзно поклонился сыну:

— Ваше величество, вы самый храбрый рыцарь королевства.

Игорь залился смехом и бросился к отцу. Я замерла в дверях с подносом горячего какао, наблюдая, как Миша подхватывает мальчика и кружит. Наш сын. Глоток воздуха застрял в горле. Семь лет двойной жизни. На вид — счастливая жена и мать. Внутри — хранительница тайны, способной разрушить всё, что мы создали.

— Почему стоишь столбом? — Миша повернулся ко мне, и в его глазах мелькнуло что-то непонятное. Беспокойство? Подозрение? — Какао остывает.

Я выдавила улыбку и подошла к ним. Игорь схватил чашку, оставив на верхней губе шоколадные «усы».

— Кто он больше похож? — внезапно спросил Миша, глядя на сына с такой гордостью, что сердце сжалось.

— На тебя, конечно, — соврала я, избегая его взгляда. — Особенно глаза.

Миша задумчиво кивнул:

— А мне кажется, он весь в тебя. Такой же упрямый.

Он потрепал Игоря по волосам — тёмным, как воронье крыло, такими же были у его настоящего отца.

— Можно ещё какао? — мальчик протянул пустую чашку с выражением, перед которым невозможно было устоять.

— Только если обещаешь сразу почистить зубы, — я погладила его по щеке, чувствуя, как переполняет любовь к этому маленькому человеку.

Миша обнял меня, и его близость стала невыносимо тяжёлой. Будто каждое прикосновение было немым упрёком, которого я заслуживала, но который он никогда не произнесёт.

— Ты в порядке? — прошептал он.

— Просто день выдался трудным, — ответила я, потянувшись к нему и легко коснувшись его щеки. — Тебе когда-нибудь говорили, что ты лучший муж на свете?

Он кивнул с лёгкой усмешкой, но в глубине его глаз мелькнуло что-то такое, от чего по коже пробежали мурашки.

Как будто он увидел все — каждую ложь, каждый страх, каждую слезу, которую я проглотила. И всё равно смотрел на меня так, будто я была бесценным сокровищем, случайно оказавшимся в его руках. Я отвернулась, чтобы он не заметил дрожь в руках, наливая какао. Сколько ещё смогу носить этот груз? Как долго продержится фасад идеальной семьи, основанный на единственной, но столь разрушительной лжи?

Годы пролетели незаметно. Игорю исполнилось двадцать. Я смотрела на него — высокого, с ямочками на щеках, которые появлялись при каждой улыбке — и не могла поверить, что этот молодой человек когда-то помещался в колыбели моих ладоней.

Мы готовились к празднику. Я возилась с маринадом для шашлыков, когда Миша вошёл с потёртым фотоальбомом.

— Посмотри, что нашёл в кладовке, — он поставил находку на стол, стряхивая пыль. — Не открывал его вечность.

Я застыла, чувствуя, как холодок пробежал по спине. Этот альбом был летописью нашей жизни — и настоящей, и той, что я выдумала. Здесь — наши первые фотографии до рождения Игоря, мои напряжённые улыбки, полные надежды и страха. Миша начал перелистывать страницы, смеясь над старомодными причёсками и одеждой 90-х. Я вытерла руки и села рядом, заставляя себя дышать ровно.

— Помнишь, как ты волновалась перед родами? — он показал на снимок, где я, с огромным животом, держалась за его плечо, с выражением животного ужаса на лице.

— Еще бы, — выдавила я улыбку. — Уверена была, что не выживу.

Он притянул меня ближе и поцеловал в висок:

— А я знал, что ты справишься. Ты всегда была сильнее, чем сама себе казалась.

Его слова ударили как гром. Сильная? Я? Женщина, живущая двадцать лет во лжи? Каждый день встречающая взгляды мужа и сына, скрывая правду? — Не преувеличивай, — я мягко освободилась и вернулась к разделочной доске. — Просто делала то, что нужно.

— Как и все мы, — философски заметил Миша, продолжая листать альбом.

Я наблюдала за ним краем глаза, гадая, что он думает, рассматривая фотографии Игоря. Видит ли он чужие черты, едва заметные несоответствия? Задаёт ли себе вопросы, которые никогда не задавал вслух?

— А вот и именинник! — воскликнул он, указывая на фото двухлетнего Игоря, перемазанного шоколадом. — Вечно попадал в какие-то истории!

Что-то внутри треснуло, словно тонкий лёд под тяжестью правды. Двадцать лет я тащила этот груз, как каторжник свои цепи. Он истёр моё сердце в пыль, высосал силы, превратил радость в комедию.

Я больше не могла.

Когда вечером Игорь ушёл праздновать с друзьями, я долго стояла перед зеркалом в ванной. Лицо казалось чужим — с тенями под глазами и горькой складкой у губ. Лицо обманщицы.

Миша сидел в гостиной, увлечённо изучая что-то в телефоне. Подняв голову, он встретился со мной взглядом, и на мгновение мне показалось, что он всё знает. Знал всегда.

— Миша, — мой голос звучал чужим, словно принадлежал другому человеку. — Нам нужно поговорить.

Он отложил телефон в сторону, и его лицо приняло то особенное выражение внимательной заботы, которое появлялось каждый раз, когда он чувствовал моё волнение.

— Что-то случилось? — спросил он мягко.

Я опустилась напротив, так крепко сжав пальцы, что костяшки побелели. Комната расплывалась перед глазами, но его лицо оставалось чётким — лицо человека, который стал моим миром. Человека, которому я лгала двадцать лет, день за днём.

— Мне нужно сказать тебе кое-что, — начала я, ощущая, как каждое слово режет горло. — То, что давно следовало произнести.

Миша наклонился вперёд, и в его глазах промелькнуло что-то неуловимое — тревога? Ожидание? Или, может быть, понимание?

— Игорь… — язык запнулся, но я заставила себя продолжить. — Игорь не твой сын.

Я зажмурилась, готовясь к взрыву. Крику, ярости, хлопку дверью. Концу всему.

Но вместо этого повисла тишина, такая глубокая, что я слышала даже тиканье старых часов и стук собственного сердца. Открыв глаза, я встретилась с его спокойным, печальным взглядом.

— Я знаю, — произнёс он тихо, но уверенно.

Эти два коротких слова подкосили меня. Комната закружилась, и я вцепилась в подлокотник, чтобы сохранить равновесие. — Что? — мой голос предательски дрогнул. — Как… долго?

Миша поднялся и подошёл к окну. За стеклом мерцали огни ночного города, безучастные к нашей драме. Его силуэт на их фоне казался фантомным, словно вырезанным из тени.

— С самого начала, — ответил он, и каждое слово эхом отдавалось в моей голове. — Твоя мать рассказала мне через неделю после нашего знакомства.

— Мама? — я почувствовала, как почва уходит из-под ног. — Но почему ты… почему ничего не сказал?

Миша повернулся ко мне, и в полумраке я не могла прочесть его глаза. Только напряжённую линию челюсти — не от гнева, а от сдерживаемых эмоций. — Потому что уже любил тебя, — признался он просто, как будто говорил о чем-то само собой разумеющемся. — А дело ведь не в крови, а в том, как ты любишь.

Он сделал паузу, а затем добавил почти шёпотом:

— К тому же, я не могу иметь детей. Это было известно задолго до встречи с тобой.

Я застыла, словно поражённая молнией. Я смотрела на человека, которого считала полностью понятным мне — и видела незнакомца. — Почему ты никогда…

— Не говорил? — закончил он за меня. — По тем же причинам, что и ты. Страх.

Миша вернулся к дивану и сел рядом. Его большие, сильные руки — те самые, что когда-то бережно держали новорождённого Игоря — осторожно обхватили мои.

— Когда твоя мать пришла ко мне, я был вне себя от ярости, — его голос оставался ровным, хотя я чувствовала, как это давалось ему. — Не из-за самой беременности. А потому, что она пыталась использовать это знание, чтобы оттолкнуть меня от тебя. Её слова до сих пор звучат в ушах: «Она ждёт ребёнка не от тебя. Тебе нужны такие проблемы?»

Он снова замолчал, и я заметила, как пульсирует жилка на его виске — единственный признак внутреннего напряжения. — И что ты ей ответил? — прошептала я.

— Что это её не касается, — Миша крепче сжал мои пальцы. — И что я люблю тебя. И буду любить ребёнка, если ты позволишь.

Слёзы, которые я сдерживала двадцать долгих лет, хлынули потоком. Они обжигали щёки, застилали глаза, капали на наши переплетённые руки. Я рыдала без стеснения, выпуская наружу все невысказанные слова и эмоции.

Миша притянул меня к себе, и я чувствовала, как бьётся его сердце. Его ладонь гладила мои волосы — жест, который всегда успокаивал меня в моменты боли или страха. — Ты никогда не лгала мне по-настоящему, — шептал он. — Была верна, никогда не предавала. А Игорь… он мой сын, потому что именно я растил его, а не кто-то другой.

Подняв заплаканное лицо, я попыталась разглядеть его сквозь слёзы:

— Но все эти годы… как ты мог жить с этим? Как мог смотреть на меня и не презирать?

Миша улыбнулся своей особенной улыбкой, которая всегда заставляла меня забывать обо всём.

— А как ты терпела такого зануду, как я? — парировал он, вытирая мои слёзы. — Любовь не задаёт таких вопросов, Аня. Она просто есть.

Мы сидели молча, прислушиваясь к моим затихающим всхлипам и шороху дождя за окном. Я думала о матери, которая, как ей казалось, защитила меня своим вмешательством.

О Мише, который знал правду и всё равно выбрал нас. Об Игоре, для которого он стал настоящим отцом, несмотря на отсутствие кровных связей.

И о себе — женщине, построившей жизнь на лжи, но получившей в награду правду, превосходящую все ожидания.

— Нам стоит рассказать Игорю? — наконец спросила я.

Миша задумался, глядя куда-то сквозь меня.

— Это должно быть твоим решением, — ответил он. — Но, знаешь… некоторые истины важны не для того, чтобы их открывать, а для того, чтобы с ними жить.

В этот момент в замочной скважине повернулся ключ. Вернулся Игорь. Я торопливо вытерла лицо, но Миша остановил меня.

— Всё хорошо, — произнёс он. — Мы справимся. Вместе. Как всегда.

Через месяц мы стояли на берегу реки — я, Миша и Игорь. Закат окрасил водную гладь в оттенки жидкого золота.

— И зачем это внезапное путешествие? — притворно недовольствовался Игорь, хотя было видно, что он рад нашему совместному времени. — У меня были планы!

— Какие планы важнее, чем время с родителями? — Миша игриво толкнул его локтем.

Я наблюдала за ними — такими удивительно похожими в жестах, манере держать голову, интонациях. И впервые осознала истину, которую Миша понимал с самого начала: отцовство определяется не генетическим кодом, а присутствием в жизни. Не кровью, а любовью.

— Мам, почему такая загадочная улыбка? — Игорь ласково поправил выбившуюся прядь моих волос. — Заговорщицкие планы строишь?

— Просто счастлива, — ответила я. И впервые за двадцать лет это была абсолютная правда.

Миша обнял меня за плечи. Игорь стоял рядом — высокий, красивый, с жизнью, расстилающейся перед ним бесконечной дорогой. Моя семья. Настоящая — скреплённая любовью.

Солнце скрылось за горизонтом, и первые звёзды начали проступать в темнеющем небе. Я больше не боялась темноты — ни внешней, ни внутренней.

Потому что даже в самой глубокой тьме есть свет. Главное — знать, где его искать.