Интересное тут

Лена бежала счастливая, напевая себе что-то под нос.Погода была отличная, солнце светило, пели птицы. Весна набирала свои обороты, как и их с Костей любовь. Она только прошлый год закончила учёбу.

Теперь Лена официально может работать флористом. Вернее она уже работает в магазине цветов, просто продавцом, а теперь ей предлагают должность оформителя банкетных залов. И Лене это очень нравится, творчество у её в крови.
А составлять букеты и композиции она любит с детства.

Костик ждал её в кафе. Она немного опоздала. Он сидел за дальним столиком, и махал ей рукой.
– Ну куда ты пропала, моя мышка. Я скучал!

– Костя! Меня взяли оформителем! Это так классно!

– Поздравляю, умница!

– Да,да, теперь я могу расти по карьерной лестнице, и зарплата будет больше.

Костик смотрел на Лену. Она прыгала, дурачилась, трепала его по волосам. И вообще вела себя, как девчонка.

– Я заказал себе роллы с курицей, а тебе с авокадо, все как ты любишь.

– Как здорово, я ужасно голодная.

Она чмокнула Костик и уселась напротив. Они вместе уже чуть больше года. А он любит её все сильнее и сильнее. Он её отбил, реально отбил у Славика.Сначала Лена не обращала на Костю внимания, а потом призналась, что полюбила. И они вместе. И практически не ссорятся. Если не считать мелочи, но это же нормально.

Ленка уплетала роллы за обе щеки. Она взяла вилку, и не стала модничать с палочками. Ленка вообще была довольно простая по жизни девушка, радостная и не зануда. Подарок, а не девушка.
Костик проводил её до дому. Завтра ему на три дня в командировку. Он работает в какой-то фирме, и иногда ездит куда-то по работе. Лена особо ничего не знала, она ему верила и просто любила.Через три дня они собирались встретиться и провести время вдвоем, купить вина, разных вкусностей. Лена снимала квартиру, а Костик жил с родителями. Но романтические встречи они устраивали у Лены.

Костя уже собирался домой из командировки, как позвонила Лена. Она хлюпала носом в трубку и что-то бормотала невнятное.

– Лен, ты чего? Что случилось?

– Костяяя, я беременна!

– Я сегодня сделала тест. Меня уже третий день подташнивает, и девчонки посоветовали сделать. Я думала попробовать в шутку, а там две полоски.

– Как, мы же не планировали.

– Я не знаю! Может таблетки забыла выпить.

Ленка плакала в телефон, а Костик думал, как теперь быть, ведь все планы рушатся.

– Малышка, не плачь, приеду, все решим!

Он успокаивал её, и думал, что надо играть свадьбу. Хотели на следующий год, но получилось совсем не так, как хотелось.

Костя приехал вечером к Лене. У её лицо было опухшее от слез.

– Мышка моя,не плачь, я очень тебя люблю, выходи за меня замуж.

Он подарил девушке букет пионов и красивое колечко с камушком

– А как же карьера Костик, а где мы будем жить?

– Родишь, и потом будешь дальше карьеру строить. А жить у меня пока будем. Всё же деньги нужны, малышу что-то купить, да может первый взнос на свое жилье.

Лена вздохнула, ей хотелось пышную свадьбу, потом путешествие, отдых где-то на островах. Но получалось так, что надо быть скромнее. Костик посмотрел на неё и сказал.

– Может мы не будем большую свадьбу делать? Только родители и мы? А потом съездим на море, в Анапу?

Лена понимала, что это будет всего скорее правильно, накопления у них были совсем небольшие, а ситуация пошла не по плану.

– Хорошо любимый. Но платье я куплю себе красивое.

– Ну конечно, мышка!

Церемония росписи прошла успешно. Мать Костика, женщина довольно молодая и хорошо выглядевшая, не особо была рада такому событию, но делать было нечего. Родители Лены прилетели с Сахалина, поздравили молодых, и улетели обратно. Работа не особо отпускала.Отгуляв небольшое торжество молодые укатили к морю.

После приезда, они стали жить у Костика. Отношения с Галиной, мамой Кости не особо складывались. Лена старалась быть хорошей снохой, но всегда ею были недовольны. Не показывали это откровенно, но она это чувствовала. Готовит невкусно, прибирается плохо, спит долго. И постоянно тычки, смешки и упрёки. Лена плакала, иногда жаловалась Косте. Он просил маму не обижать его жену. Та искренне говорила, что все в порядке, но как только Костя уходил на работу, Галина вела себя весьма некорректно по отношению к девушке.

Беременность у Лены протекала хорошо. На УЗИ показало, что в семье будет дочка. Уйдя в декрет, Лена стала ещё больше общаться со свекровью. Та своей позиции не меняла. Откровенно не гадила, но и жить спокойно не давала. Лена совсем потеряла настроение, Костик не понимал, почему жена все время грустная. Разговаривал с мамой, а та все списывала на то, что с беременными это бывает.

В срок Лена родила чудесную малышку. Назвали Анечкой.

Костя и Лена были счастливыми. Ещё бы, такая чудесная дочка. Семья полная. Мама Костика не особо разделила их радость. Хотя всем утверждала, что очень рада внучке, и то, что она самая счастливая бабушка.

Малышка была довольно беспокойной. Она плохо спала по ночам, плакала. Может быть просто так получилось, а может быть от того, что у Лены была довольно беспокойная и нервная беременность. Лена ужасно уставала, она старалась быть хорошей хозяйкой, пыталась все успеть. Ужины к приходу мужа были практически всегда готовы. Галина не спешила помогать молодым. Не особо желала водиться с внучкой. А уж готовить что-то, она совсем отстала, и ждала, когда сноха принесёт ей чего-то вкусного.

Как-то вечером, придя домой, Костик увидел, что в кастрюлях пусто, еды нет. Лена лежала у себя в комнате.

– Ленусь, ты чего?

– Видимо приболела, сил нет Костя.

– А мама где?

– Незнаю, ушла куда-то, ещё в обед.

– Отца тоже нет?

– Нет, он вроде как уехал на вахту, на три недели.

– Ты таблетки пила?

– Да я боюсь, все же грудью кормлю, может и малышке достаться.

– Сейчас я врача вызову.

Костик набрал номер скорой. Машина приехала быстро. Лене прописали отдых, усиленное питание и какие-то таблетки.

– Она у вас совсем усталая. Отдых нужно давать жене. Так и до беды недалеко.

Скорая уехала, а Костик сидел рядом с Леной и смотрел на её. Под глазами тёмные круги, губы искусаны, похудела. Он в суете своей не особенно замечал, что происходит, да и думал, что мама поможет.

– Коостик, я тут присмотрела чудесный кухонный телевизор, может поможешь немного финансово.

Галина только пришла с улицы, и вплывала к ним в комнату, румяная и довольная.

– Мамуль, в следующий раз, сейчас витамины нужны Леночке, доктор вон сколько всего выписал.

– А что это с ней?

– Истощение и нервное, и физическое.

– Я тебя растила сама, и все успевала, а она даже ужин не приготовила! Отчего можно устать.

– Мама, Лена заболела, давай не будем устраивать ничего.

Женщина фыркнула и ушла на кухню. Там она начала греметь посудой, и было понятно, что она очень недовольна этим. Да ещё и ужин готовит самой.

“Сноха притворяется!” Это был её вердикт, и она постоянно пыталась это доказать.

Утром Костик принес новость.

– Мамуль, к нам бабушка едет, ну та из Казахстана. Хочет погостить у нас, я ей про Анечку рассказывал, она и решила, что самое время.

Галина не была рада приезду свекрови, но делать было нечего.

Вечером бабушка была уже в гостях.

Это была маленькая, верткая, сухая старушка. У её был красивый говор, она привезла много подарков, и вообще в доме стало сразу весело с её приездом.

– Костик, а что Леночка к столу не выходит. И правнучку пусть вынесет!

– Бабуля, они приболела, пусть отдыхает.

Бабуля посмотрела на него, а потом встала и пошагала в комнату.

Лена сидела на кровати, голова кружилась, но дочку надо было кормить.

– Ой, здравствуйте.

Лена оправила халатик.

– Здравствуй дочка, что же ты тут одна, к нам не выходишь?

– Да я ещё не успела, да и сил нет. Может завтра.

Лена улыбнулась, улыбка у её была грустная.

– Так давай мне малышку, а ты чай пошли пить, я там столько вкусняшек привезла.

– Хорошо.

Бабуля взяла Анечку и они все пошли на кухню.

Галина сидела в кресле. Ей не особо нравился приезд свекрови. Она теряла свою власть в собственной квартире.

– Галочка, почему у тебя сноха такая уставшая, ты ей не помогаешь совсем?

– Да, что вы мама, мы с ней душа в душу живём. Просто она слабенькая. Правда Леночка?

Она посмотрела на Лену, Лена тихонько кивнула. Девушка сидела за столом и ей очень хотелось чая, со сладостями, и варенья хотелось, и орешков.

Анечка мирно спала на руках у старой бабушки. У Галины девочка всегда плакала, а тут даже улыбалась во сне. Детей не обманешь,как не крути.

– Галочка, а ты помнишь Костик как со мной хорошо сидел?

– Да,да мама Катя.

– Ты даже с подружками гуляла, а он со мной был. Мне это в радость было посидеть с малышом.

Бабуля улыбнулась, а Галине стало неловко.

– Он мне и готовить позволял, у нас там сколько родни заходило, а у меня всегда плов был, вкусный, много.

– Бабуля, как я твоего плова хочу!

Костик подошел к бабушке и обнял её.

– Вот завтра с девчонками и приготовим.Мужчин покормим и сами поедим.

Все ушли по комнатам. На удивление Анечка спала прекрасно всю ночь. Лена не верила, что она выспалась. Утром она проснулась от того, что из кухни пахнет жареным, а её малышка не плачет, а гулит в компании свекрови и бабы Кати. Лена даже не слышала, как они её забрали. Сон был настолько крепкий, что она как будто куда-то провалилась.

– Леночка встала, проходи, сейчас чай будем пить с блинчиками, Галина вкусных напекла. Она умеет это, я помню.

Лена с удивлением подняла глаза на свекровь. При Лене она максимум что жарили, так это яичницу, а тут такая гора блинчиков. Чудны дела твои Господи.

Ближе к обеду они всей своей женской компанией пошли гулять в парке. День был чудесный, Галина катила коляску с малышкой, а Лена шла под ручку с бабулей, и рассказывала ей о том,как они познакомились с Костиком.

Вечером все дружно готовили вкусный плов. Оказалось, что Галина чудесно готовит, а бабуля ей помогает. С приездом бабули жизнь изменилась в лучшую сторону. Всегда было много еды, вечера были тихие, семейные. Отец Костика редко бывал дома. Работая вахтами он по приезду старался побольше отдохнуть. А тут даже он сидел, умилялся внучке и наворачивал вкусный плов.

Семья стала настоящей семьёй. А бабуля улыбалась, и качала маленькую Аню на руках.

Галина уже и не дулась на Лену, она приветливо с ней общалась и с удовольствием брала внучку на руки. Она оказалась отличной, доброй бабушкой.

– Костя, я так рада приезду бабули. Она как солнышко. Почему её на свадьбу не позвали?

– Звали Ленок, звали конечно, она болела просто, и сказала, что потом к нам приедет, вот и приехала.

– Она чудесная.

– О,да, бабуля человек. Мы пять лет назад из Казахстана приехали, а так до этого там все вместе жили.

У молодых стало больше времени друг на друга. Дочка была спокойная, ночи спала отлично. Лена на бабулиных пирогах, на вкусным плове, на витаминах быстро пошла на поправку. Стала той весёлой и забавной Леной. Не угрюмый и уставшей, а радостной и довольной.

Бабуля прожила почти две месяца. Она всей душой полюбила Леночку и малышку Анечку. Она как кирпичик, которого не хватало, скрепила семейную стройку. Незаметно, потихоньку. Галина стала совсем другой, она вдруг поняла, что врагов нет, вокруг только любящие и родные люди.

– Бабуля, мы будем очень скучать!

Костик обнимал бабушку на перроне.

– Не скучайте, через два месяца приеду! Курс лечения в санатории пройду, и к вам.

Лена подошла к бабуле, прижалась к ней и заплакала.

– Ну, что ты внученька, ну что ты родная.

– Бабулечка, я так к тебе привыкла. Ты мне как родная.

– Да мы все родные, правда Галочка?

Галина подошла к ним, положила Лене руку на плечо.

– Пойдём домой, моя хорошая, ты мне теперь дочка.

Бабуля махала рукой в окно поезда, а на глазах у провожающих были слезы.

Вот так приехала потихоньку и уехала, оставив добрый след у всех на душе.

Одно слово – Бабулечка!

— Вот, держи.
Смятая тысячная купюра летит на кухонный стол и замирает у самой кромки, будто раздумывая, не упасть ли на пол.
Я смотрю на нее, потом на Стаса. Он уже застегивает свои безупречные запонки, отражаясь в глянцевом фасаде гарнитура.
— Думаю, на пару дней тебе хватит. Сильно не шикуй.
Он не смотрит на меня. Его внимание приковано к собственному отражению. Он любуется собой — успешным, щедрым, снисходительным. Мужем, который содержит свою непутевую жену.
Я молча беру купюру. Бумага тонкая, почти невесомая. В его мире это — пыль. В моем, который он мне определил, — мера моего существования на ближайшие сорок восемь часов.
— Спасибо, — мой голос ровный, почти беззвучный.
Стас усмехается, наконец, оторвавшись от запонок.
— Ты бы хоть раз что-нибудь другое сказала. Удивила бы. Хотя о чем это я.
Он подходит, целует меня в висок. Покровительственный, холодный поцелуй. От него пахнет дорогим парфюмом и властью.
Той властью, которую он имеет над своей компанией, над подчиненными, надо мной.
— Я поздно, — бросает он уже от двери. — Ужин можешь не готовить, поем с партнерами.
Дверь захлопывается.
Я стою посреди огромной кухни, в которой пахнет только лимонным средством для уборки. Тысяча рублей лежит в моей ладони.
Я подхожу к окну. Внизу, на парковке, его черный «мерседес» плавно выезжает за ворота. Уехал.
Мои плечи расправляются. Выражение покорности медленно сползает с лица, как театральная маска. Я бросаю купюру обратно на стол. Пусть лежит.
Я иду в кабинет — единственную комнату, куда Стас почти никогда не заходит, считая ее «моим бабским хобби». Открываю ноутбук. На экране не сайты с рецептами. На экране — графики.
Пульсирующие зеленые и красные линии, столбцы цифр, бегущая строка котировок. Это не хаос.
Это — поэзия. Математическая поэзия, которую я понимаю лучше, чем слова любви, которых никогда не слышала.
Акции его «Строй-Империала» сегодня просели на 0,7%. Незначительно для него. Он даже не заметит. Скорее всего, спишет на рыночную волатильность и забудет к обеду.
Но я-то знаю причину. Я ее просчитала еще неделю назад, анализируя отчетность их нового подрядчика. Дыра в балансе, которую никто не увидел. Пока не увидел.
Мои пальцы летают над клавиатурой. Я открываю свой брокерский счет. Цифры на нем заставили бы Стаса поперхнуться его утренним эспрессо.
Я выставляю ордер на покупку. Крупный. Достаточно крупный, чтобы моя доля в его компании перешагнула очередной знаковый процент.
«Купить».
Кнопка нажата. Сделка исполнена.
Я откидываюсь на спинку кресла. На другом конце города мой муж сейчас будет обсуждать миллионные контракты, не подозревая, что самый крупный его актив — его собственная империя — медленно, но верно меняет владельца.
А я пойду в магазин. Куплю себе на его тысячу самое дорогое пирожное и кофе в бумажном стаканчике. И съем прямо на улице, глядя на суету города. Это моя маленькая, ироничная награда. За хорошо проделанную работу.
Стас вернулся раньше обычного. Я услышала, как он с силой бросил ключи на стеклянную полку в прихожей — верный признак дурного настроения.
Я вышла из кабинета, на ходу принимая привычный вид притихшей мышки. Он стоял у панорамного окна в гостиной, распустив узел галстука.
— Что-то случилось?
Он резко обернулся. Взгляд тяжелый, злой.
— Случилось. Партнеры сегодня весь мозг вынесли из-за какой-то мелочи. Акции наши немного просели. Нервные все стали.
Он говорил это мне, но смотрел сквозь меня. Я была лишь удобной поверхностью, о которую можно было стукнуть кулаком эмоций.
— Может, это просто рыночные колебания? — мягко предположила я.
— Да что ты в этом понимаешь? — отрезал он. — В своих графиках сидишь целыми днями, как паук. Хоть бы толк какой был.
Я промолчала. Это была часть игры. Дать ему выпустить пар.
— Кстати, об этом, — он прошелся по комнате. — Времена сейчас непростые. Придется урезать расходы. Твои в первую очередь. С завтрашнего дня на хозяйство будешь получать в два раза меньше.
Он остановился, ожидая моей реакции. Бунта, слез, мольбы. Всего того, что подтвердило бы его власть.
Я сделала паузу, тщательно подбирая слова.
— Стас, я не об этом. Я просто подумала… может, дело не в рынке? Я случайно видела отчеты по новому подрядчику, «Вертикали».
Мне кажется, у них могут быть проблемы с ликвидностью. Это может создать риски для всего проекта.
Он замер на полуслове. А потом рассмеялся. Громко, издевательски.
— Ты? Видела отчеты? И что ты там поняла, гений финансовый? Цифры красивые? Не лезь не в свое дело, Аня. Никогда.
Твое дело — дом, и чтобы меня не трогали, когда я прихожу. Ты даже с этим не справляешься.
Он подошел ко мне вплотную.
— Еще раз услышу от тебя про «ликвидность» или другую чушь, которую ты вычитала в своих дурацких статьях, — я заберу у тебя и ноутбук. Будешь кулинарные книги изучать. Это твой уровень. Поняла?
Он не ждал ответа. Развернулся и ушел в спальню, хлопнув дверью так, что дрогнули стекла в серванте.
Я осталась одна посреди огромной гостиной. Унижение не было горячим, оно было ледяным. Оно не обжигало, а замораживало, превращая эмоции в чистый, острый кристалл холодного расчета.
Он сам только что дал мне карт-бланш. Он не просто меня не слушает. Он меня не видит. Я для него — предмет мебели. А мебель не может управлять корпорациями.
Я вернулась в свой кабинет. На этот раз я открыла не только брокерский терминал. Я открыла закрытые форумы инвесторов, начала искать контакты миноритариев «Строй-Империала», копать под его совет директоров.
Просто скупать акции — это долго. Это игра в обороне. Он дал мне повод перейти в наступление.
Через два часа поисков я нашла то, что искала. Фамилию одного из старых партнеров его отца, которого Стас несколько лет назад грубо выдавил из бизнеса, отобрав долю за бесценок.
Этот человек затаил обиду. И, судя по всему, у него остался небольшой, но очень важный пакет акций. Пакет, который мог стать «золотым».
Я нашла его номер. Мои пальцы замерли над кнопкой вызова. Это был новый уровень. Рискованный. Но смех Стаса все еще звучал у меня в ушах.
Я нажала на вызов.
— Виктор Иванович? — мой голос звучал непривычно твердо. — Меня зовут Анна. Я звоню по поводу активов компании «Строй-Империал». Уверена, у нас есть общие интересы.
На том конце провода помолчали. Я слышала только дыхание пожилого, осторожного человека.
— Я вас слушаю, — наконец произнес он.
Мы договорились о встрече на следующий день. В безликой кофейне в центре, где никто не обратит на нас внимания.
Весь вечер и половину ночи я готовилась. Я переносила ключевые данные на зашифрованную флешку, делала резервные копии в облаке.
Я готовила не просто разговор, я готовила презентацию поглощения. С цифрами, прогнозами и четким планом действий.
Стас пришел домой в ярости. Проблемы с «Вертикалью», которые я предвидела, вскрылись. Контракт был под угрозой срыва, инвесторы паниковали. Акции рухнули уже на пять процентов.
Он не кричал. Он вошел в квартиру с пугающим спокойствием.
— Где ты была? — спросил он, хотя я никуда не выходила.
— Дома, как обычно.
— Не ври мне! — его голос сорвался на визг. — От тебя пахнет кофе. Ты где-то шлялась!
Он не искал логики. Он искал виноватого. Его взгляд метнулся по комнате и остановился на двери в мой кабинет. Он рванул ее на себя.
Я застыла. Я впервые видела его таким — на грани полного срыва.
Он подошел к моему столу и увидел открытый ноутбук. На экране застыл график падения его акций. Он не понял деталей, не увидел цифр моего счета. Он увидел только сам факт — я слежу. Я в курсе.
— Ах ты… — прошипел он. — Паучиха. Сидишь тут, радуешься моим проблемам? Решила, что самая умная?
Он схватил ноутбук.
— Стас, не надо, — сказала я холодно. Внутри все сжалось, но не от страха. От понимания, что это — конец. Точка невозврата.
— Я тебя научу, чем заниматься жене! — взревел он и с размаху ударил ноутбуком о край стола.
Раздался треск пластика. Экран погас. Он бросил то, что осталось от моего рабочего инструмента, на пол и с силой наступил на него. Снова хруст.
— Вот твой уровень! — выплюнул он, тяжело дыша. — Поняла?
Он стоял надо мной, огромный, разъяренный, ожидая увидеть слезы, истерику. Но он их не увидел.
Я медленно опустила взгляд на обломки на полу. А потом подняла его и посмотрела прямо ему в глаза. В моих глазах не было ничего. Ни страха, ни обиды. Только лед.
— Да, — сказала я очень тихо и отчетливо. — Теперь поняла.
Он отшатнулся от моего взгляда, словно от удара. Что-то в моем спокойствии напугало его больше, чем любой крик. Он развернулся и выбежал из квартиры.
Я постояла еще минуту. Потом аккуратно перешагнула через обломки, взяла с вешалки плащ и сумочку, в которой лежала маленькая флешка.
Все. Хватит.
Игра в прятки окончена. Начинается война.
Внеочередное собрание совета директоров проходило в главном конференц-зале «Строй-Империала».
Стас сидел во главе стола. Он уже немного пришел в себя после вчерашнего срыва и теперь источал привычную самоуверенность. Он считал, что сможет замять скандал с подрядчиком, успокоить совет и снова все взять под контроль.
Дверь открылась. В зал вошел Виктор Иванович. Стас слегка напрягся, увидев старого врага.
— Какими судьбами, Виктор? — процедил он. — Решил вспомнить молодость?
— Решил позаботиться о будущем своих активов, Станислав, — спокойно ответил старик.
А потом в зал вошла я.
На мне был строгий брючный костюм. Волосы собраны в тугой узел. Никакой серой мышки. Только холодная, деловая уверенность.
Стас застыл. Он смотрел на меня так, будто увидел привидение. Его лицо медленно заливала краска — смесь ярости и полного недоумения.
— Аня? Ты что здесь делаешь? Пошла вон отсюда! Охрана!
Никто не сдвинулся с места. Члены совета директоров смотрели то на меня, то на него, не понимая, что происходит.
Я молча подошла к столу и положила перед ним тонкую папку.
— Здесь документы, подтверждающие мои права как акционера. А также доверенности от Виктора Ивановича и еще троих миноритариев. В совокупности мы контролируем 52% акций компании «Строй-Империал».
Я говорила ровным, спокойным голосом, который эхом разносился по залу.
— Что?.. — прошептал Стас. Он открыл папку, и его руки задрожали. Он смотрел на цифры, на подписи, и его лицо становилось пепельным. — Как?.. Откуда?..
— Ты сам все сказал вчера, — ответила я, глядя ему прямо в глаза. — Ты научил меня, чем должна заниматься жена. Я и занялась. Защитой своих активов.
Я повернулась к ошеломленному совету директоров.
— Господа, ввиду некомпетентного управления, приведшего компанию к многомиллионным убыткам и репутационным потерям, мы, как мажоритарные акционеры, выносим на голосование вопрос о немедленном смещении Станислава Игоревича с поста генерального директора.
— Ты не можешь! — взвизгнул он, вскакивая. — Это моя компания! Моя!
— Она никогда не была твоей, — отрезала я. — Она была компанией твоего отца. А теперь это просто бизнес. И ты с ним не справляешься.
Голосование было формальностью. Руки поднимались одна за другой. Предательство, как он его видел, было тотальным.
Когда все было кончено, он сидел, обмякнув, в своем кресле. Разрушенный. Уничтоженный.
Я подошла к нему.
— Тебе дадут два часа, чтобы собрать личные вещи. Служба безопасности проследит.
Он поднял на меня пустой взгляд.
— За что?.. Я же тебе все давал…
— Ты выдавал мне по тысяче на продукты, — сказала я без всякого выражения. — А я за твоей спиной скупала акции твоей компании.
Я развернулась и пошла к выходу, не оборачиваясь.
Я не чувствовала триумфа. Не было радости отмщения. Было только ощущение правильно расставленных фигур на доске.
Холодное удовлетворение математика, решившего сложное уравнение.
Я вышла из здания и вдохнула прохладный вечерний воздух. Моя война закончилась.
Но не для того, чтобы обрести свободу. Свобода — слишком абстрактное понятие.
Я обрела контроль. Над своей жизнью, над своим будущим, над своей империей. И это было куда реальнее и ценнее.

FacebookX
Ресурс

ГЕНИАЛЬНАЯ УБОРКА.
– Дзинь!
Телефон ожил, когда Мария Сергеевна хлопотала на кухне. Прочитав сообщение, она сначала просияла, однако, что-то вспомнив, тут же переменилась в лице.
– Ну надо же, как некстати! – с досадой в голосе воскликнула она.
– Что случилось, ба? – сразу откликнулся из комнаты внук Мишка.
– Да ничего, ничего, я разберусь, – грустно проговорила Мария Сергеевна.
Мишку такая отговорка не устроила. Он учился на втором курсе технического универа и считал себя ответственным за бабушку. Родители уже год как жили и работали в другом городе и приезжали только по большим праздникам.
– А ну, давай, рассказывай, что у тебя стряслось, – строго сказал внук, появляясь на кухне.
– Да с подработкой моей накладка получается, – расстроенно стала объяснять Мария Сергеевна. – Клиентка написала, что ждет в воскресенье в десять, а у меня в десять тридцать уже в другом месте назначено. Ну не разорваться же мне! И заказ терять жалко!
В самом деле, ситуация казалась безвыходной. По выходным Мария Сергеевна с энтузиазмом подрабатывала уборкой квартир.
Острой необходимости в деньгах у них с Мишкой не было, просто ее деятельная натура не позволяла сидеть, сложа руки, Сознание востребованности как-то окрыляло, делало ее жизнь радостной и здоровой.
– Давай я в одной из квартир уберусь! – с готовностью предложил Мишка.
– Да что ты! – махнула рукой бабушка. – Это тебе не задачки по алгебре решать. Там в обоих случаях генеральная уборка требуется. Опытному человеку часов восемь пахать надо, а ты дома только пылесосишь.
– Нет проблем, – упрямо мотнул головой Мишка. – Давай, я по полной программе на нашей квартире потренируюсь, а если забуду что – не страшно, подскажешь.
Мария Сергеевна недоверчиво посмотрела на внука, но в душе уже забрезжила надежда. Почему бы не попробовать? Других-то вариантов все равно нет.
Эксперимент назначили на утро субботы.
Представив внуку все моющие и чистящие средства, бабушка уехала в гости к подруге, пообещав вернуться через пять-шесть часов и провести работу над ошибками.
Ровно пять часов спустя Мария Сергеевна открывала входную дверь. “Интересно, как там внук. Справляется ли с уборкой?”
Первое, что она услышала, это грохот стрельбы, доносившийся из Мишкиной комнаты.
“Вот чертенок”, – беззлобно усмехнулась бабушка. – “Не выдержал. Все бросил и сел в свои пулялки играть”.
Однако картина, представившаяся глазам, просто ошеломила ее.
Квартира сияла бриллиантовой чистотой. Изумленная Мария Сергеевна прошла в кухню, затем в гостиную, провела пальцем по полкам. Нигде ни пылинки.
А старенькая люстра выглядела так, будто ее только вчера из магазина принесли.
– И это все за пять часов? – обескураженно пробормотала Мария Сергеевна.
– За четыре, – невозмутимо отозвался отстрелявшийся Мишка.
Он стоял у входа в гостиную и довольно улыбался.
– Если умеешь задачки по алгебре решать, – хитро подмигнул он, – то и процесс уборки оптимизировать сможешь.
– И как же ты…оптимизировал? – поинтересовалась пришедшая, наконец, в себя бабушка.
– Очень просто, – с удовольствием начал пояснять Мишка.
– Первый принцип – танцуем от потолка. То есть, сначала чистим люстру, потом шкафы и двери, после чего спускаемся на пол. Так пыль не попадет на предметы, которые мы уже очистили.
– Второй принцип – правило дальнего угла. Определяем дальний угол по отношению к двери и моем-пылесосим, отступая к двери, чтобы два раза одно и то же не чистить.
– Третий принцип – работаем в режиме многозадачности…
– Это еще как? – перебила бабушка внука.
– Да очень просто. В санузле, например, перед тем, как плитку оттирать, обрабатываешь раковину и унитаз. Пока ты с плиткой возишься, чистящее средство в других местах работает. Вот как-то так…
Мишка был настолько убедителен, что уговорил-таки бабушку договориться с ее клиенткой о вынужденной замене.
В воскресенье, усердно отрабатывая первый объект, Мария Сергеевна больше думала о том, не подведет ли Мишка. Все-таки, дома – одно дело, а в гостях – совсем другое.
Она даже не сразу заметила, что, следуя методике внука, закончила работу на целый час раньше обычного. Едва вышла на улицу, набрала Мишку. Может, надо подъехать, помочь?
В телефоне раздавались длинные гудки. “Работает, наверно, не слышит”, – успокаивала себя Мария Сергеевна. Однако, не ответил он и через пять, и через десять минут.
Забеспокоившись, бабушка позвонила заказчице. Жизнерадостный голос откликнулся тут же.
– Здравствуйте, Мария Сергеевна! А я вас набираю, хочу за внука поблагодарить. Я просто восхищена его научным подходом. Гениальная уборка! Ни пылинки, ни соринки! Он вот только что ушел. И вы уж извините, что задержался, я ему тут еще одну работенку подкинула.
– Какую еще работенку? – подозрительно спросила успокоившаяся было бабушка.
– У моей дочки проблемы с математикой. Так он ей в два счета объяснил, как задачки по алгебре решать. Вы не будете против, если я ему предложу репетитором у нас поработать? Дочка очень просит…
Андрей Сазонов

Дяденька спасите маму!
———————–
В этот поздний вечер Виктор возвращался с тренировки. Грустные мысли лезли в голову:
«Тридцать пять… у всех друзей дети большие, жизнь спокойная. А у меня этой жизни никогда и не было. Даже не знаю, что это такое? У других хоть детство было спокойным. А разве такое детство может быть в детском доме? Да ещё с таким страшным лицом, как у меня.
Затем армия, один год так и шесть по контракту. Да, не абы где, а в спецназе. После того взрыва ещё страшнее стал. Решил, что хватит служить. Зря. Лучше бы в армии остался. Какая разница в каком спецназе служить, в полицейском или военном.
Женщины на меня внимания не обращают, метр семьдесят, да ещё с таким лицом…»
– Дяденька, спасите маму!
Откуда-то из подъезда выбежала девочка лет семи и бросилась к нему, но, глянув ему в лицо, остановилась.
– Что случилось? – подошёл он к девчушке.
Девочка стояла, глядя на него испуганными глазами и вдруг заплакала:
– Там дяденьки, они с мамой, а теперь меня выгнали и маму бьют.
– Пошли разбираться! – улыбнувшись, предложил Виктор.
– Они большие.
– Идём, идём!
***
Подошли к квартире на первом этаж. Изнутри раздавались какие-то крики. Виктор постучал в дверь, затем посильнее.
Наконец, дверь открылся показался здоровый мужик, окинув Виктора уничтожающим взглядом, высокомерно спросил:
– Тебе что надо?
– Вы, что ребёнка на улицу выгнали?
– Погуляет, ничего с ней не случится. Всё, мужик, иди!
Тот попытался закрыть дверь, но Виктор дернул её на себя.
– Ты что не понял? – взревел мужик.
Он замахнулся, но тут же перегнулся пополам и стал оседать на колени.
– Тебя, как зовут? – обратился Виктор к девочке.
– Дарина, – в голосе девочки слышалось восхищение.
– Меня – дядя Витя. Пошли, Дарина, посмотрим, что у вас твориться.
Едва она зашли в прихожую, как из комнаты вышел ещё один мужик.
– На выход! – указал ему Виктор на дверь.
– Ты, чё? – стал тот угрожающе приближаться.
Но тут же вылетел за дверь споткнувшись об своего товарища. Виктор аккуратно взял две пары мужских ботинок и выбросил на лестничную площадку, предупредив хозяев обуви:
– Если будете стучаться, я обязательно открою.
Тут из комнаты вышла женщина, которую можно бы назвать и красивой если бы та привела себя в порядок. Но сейчас она была растрёпанная и, явно нетрезвая:
– Ты кто? – спросила она по-хозяйски.
– Мама, он хороший дядя. Он твоих плохих друзей выгнал.
– А, кто тебя об этом просил? – обратилась она к Виктору.
– Твоя дочь, Дарина, – и зло спросил. – Может хочешь, чтобы они вернулись?
И тут раздался негромкий стук и дверь открылась, заглянул один из мужиков, только что вылетевших из квартиры:
– Там на столе мой телефон.
Женщина зашла в комнату, вскоре показалась дверях:
– На, забирай! – и кинула телефон прямо из комнаты.
Виктор резко выкинул вперед руку, поймал телефон и протянул его владельцу:
– На.
Тот схватил свой аппарат и ушёл.
Женщина восхищённо ухмыльнулась, затем задумалась и спросила:
– Ты, случайно, не детдомовский.
– Да.
– Учился в сорок четвёртой школе.
– Да.
– Я тоже там училась и, кажется, тебя знаю.
Виктор внимательно посмотрел на женщину и отрицательно помотал головой:
– Не помню.
– Конечно, откуда ты можешь меня вспомнить? Я на пять лет младше тебя, разве ты обращал внимания на таких малявок. А мы с девчонками во втором и третьем классе всегда обсуждали твои подвиги. Ты в восьмом классе дрался даже с десятиклассниками, которые были на голову выше тебя.
– Было такое, – на лице мужчины появилась ностальгическая улыбка.
– После восьмого ты исчез, – тут женщина опомнилась, что её неожиданный гость стоит в прихожей. – Ты проходи на кухню!
Сама забежала туда вперёд его, стала торопливо убирать со стола остатки пиршества.
– Меня Григорий Дмитриевич, наш физрук в техникум устроил, – продолжил рассказывать Виктор, словно, не замечая в каком состоянии кухня. – После техникума попал в армию. Год отслужил, предложили служить по контракту. Прослужил ещё два раза по три года. Затем решил начать гражданскую жизнь.
Мужчина замолчал. Женщина первой не выдержала:
– Ну, и что с гражданской жизнью?
– Тоже самое, что и в армию – служу в спецназе командиром взвода.
– А с личной жизнью что? – этот вопрос её явно заинтересовал.
– Ничего.
– Ты садись за стол, – и крикнула. – Дарина, сходи в магазин!
Женщина схватила свою старую сумочку, достала мелочь и стала считать:
– Купи конфет, но не дорогих.
Виктор достал тысячную купюру и протянул девочке:
– Купи, какие тебе понравятся!
Женщина криво усмехнулась, но ничего не сказала.
***
– Тебя, как зовут-то? – спросил Виктор у хозяйки, когда её дочь выбежала из квартиры.
– Лиза.
– А меня…
– Я знаю, – опередила его женщина. – Тебя Виктором зовут.
– Неужели со школы помнишь?
– Витя, ты не торопишься? – она оставила его вопрос без ответа.
– Нет.
– Посиди один! Я себя немного в порядок приведу.
***
Женщина исчезла минут на двадцать. Вернувшись, заставила Виктора невольно приоткрыть рот.
– Какая ты красивая! – произнёс он, как-то по-простому.
– Спасибо! – женщина смущённо опустила голову.
Тут послышался шум открываемой двери, радостный крик и на кухню влетела Дарина с целым пакетом сладостей. Женщина, одновременно с улыбкой и разочарованием, высыпала на стол содержимое пакета. Сожалея о зря потраченных деньгах. Отложила в сторону одну коробочку с печеньем, остальные вернула обратно в пакет и подвинула дочери, предупредив:
– Много сладкого не ешь!
Налила всем троим чай, дешёвый и невкусный.
***
Выпив чай, Виктор встал из-за стола:
– Спасибо, Лиза! Я пошёл, – погладил девочку по голове. – Дарина, если кто обидит, скажешь мне.
– Дядя Витя, а как я вам скажу? У меня телефона нет.
– Я во вторник и пятницу возвращаюсь мимо вашего дома с тренировок.
***
Он возвращался с тренировки. Что-то в последнее время, ему чаще и чаще приходила в голову мысль, что пора бросать большой спорт. Хотя, особо большим он у Виктора никогда не был. В основном ограничивалось областными соревнованиями, три раза был на российском первенстве, но особо высоких результатов не добивался. А сейчас и на областных соревнованиях всё чаще и чаще проигрывал:
«Конечно, совсем бои без правил бросить мне удастся, по службе не положено. Но форму можно поддерживать и у нас в спортзале. Мои ребята при задержании обходятся двумя-тремя приёмами, отработанными до автоматизма.
Пора о своём будущем подумать».
Он попробовал представить это своё будущее, но перед глазами замелькали бои, задержания, спортивные поединки. Попробовал направить мысли в нужном направлении и вдруг перед глазами, словно появилась маленькая Дарина и явственно послышался её крик:
«Дяденька, спасите маму!»
Проходя, мимо дома, где три дня назад встретил девочку, он невольно замедлил шаги и глянул в сторону их подъезда.
Она вылетела неожиданно, не понятно откуда:
– Дядя Витя! – раздался, на этот раз её радостный крик.
– Дарина, – непроизвольно воскликнул он. – У тебя всё хорошо?
– Да. Мне мама сказала, чтобы я, как бы случайно, вас встретила и пригласила пить чай. Она на работу устроилась, но деньги ей пока не дали. Она у соседей пять тысяч заняла. Купила всего вкусного. Мы с ней в квартире убрались, – затараторила девочка, затем опомнилась. – Дядя Витя только вы не говорите маме, что я вам это сказала, она мне не велела говорить.
– Не скажу, – и он приложил палец к губам.
– Тогда идёмте! – и она потянула его за собой.
***
– Мама, – закричала девочка с порога. – Я дядю Витю встретила.
В прихожую вышла хозяйка, на лице улыбка.
– Здравствуй, Лиза! – улыбнулся в ответ мужчина. – Вот меня Дарина случайно встретила.
– Здравствуй, Витя! – и посмотрев на радостную дочь пригласила. – Идёмте чай пить!
Виктор окинул взглядом квартиру, всё вокруг сияло чистотой. Чай был крепким и ароматным, кроме конфет, на тарелке лежали бутерброды.
Весело болтая, все преступили к чаепитию.
***
Когда с чаепитием было покончено, а расставаться никому не хотелось, Виктор предложил:
– А давайте завтра, куда-нибудь сходим или поедем.
– Дядя Витя, а на чём мы поедем? – тут же задала вопрос Дарина.
– У меня машина есть.
– Своя машина?
– Да.
– Давайте лучше поедем! – захлопала в ладоши девочка.
– Тогда, я сегодня вечером мариную мясо. Загружаю в багажник мангал, и мы едим куда-нибудь на край света, – предложил Виктор. – И тут же предложил. – Давайте проголосуем! Кто за это предложение?
Сам тут же поднял руку, глянув на него подняла руку и Дарина, и оба повернулись к хозяйке квартиру.
– Мама, а ты почему не поднимаешь руку? – спросила дочь.
– Дарина, нас двое, – стараясь казаться серьёзным, произнёс мужчина. – Значит, большинством голосов, решение принято.
– Я тоже – за! – словно проснувшись от грёз, произнесла Лиза и подняла руку.
– Решение принято единогласно, – произнёс Виктор, поднимаясь из-за стола.
***
Прибыли на какое-то озеро, о котором ни только дочь, но и мама не подозревала.
Как всем понравилось, особенно Дарине. Ели шашлыки, какие они вкусные. Купались на озере и не только купались, но и плавали. Как дядя Витя хорошо плавает, с ним и на глубину не страшно заплывать. А ещё Дарина случайно увидела, как мама с дядей Витей целовались. Впечатлений, хоть отбавляй!
Пробыли на озере весь день, до позднего вечера.
***
Когда возвращались обратно, Виктор спросил:
– Дарина, ты ведь через месяц в школу пойдёшь?
– Да. Я уже и читать, и считать умею, – но вдруг тяжело вздохнула. – Вот только школьную форму и ранец мне не купили. У мамы денег нет.
– Дарина! – сердито окликнула Лиза.
– Так до школы месяц остался, – как бы испугано произнёс Виктор. – Завтра же идём покупать Дарине форму и ранец.
– А ещё тетрадки и пенал, – тут же добавила девочка.
– Купим всё, что надо. Я первого сентября обязательно приду к тебе на линейку. Ты должна быть самой красивой.
***
На следующее утро Дарина встала раньше матери и сразу стала будить её:
– Мама, вставай! Сейчас дядя Витя придет пойдём мне всё к школе покупать.
– Дарина, ты что? – Лиза глянула на часы. – Ещё семи нет, а он к десяти придёт.
– А вдруг он придёт немного пораньше?
Пришлось матери вставать.
Часов с девяти Дарина уже не отходила от окна.
***
Но дядя Витя не пришёл ни в десять, ни в одиннадцать. Ни на следующий день. Во вторник девочка до темна ждала, что он пройдёт мимо их дома, но он так и не появился.
Лиза плакала по вечерам от бессилия и неизвестности. Ведь у неё даже не было сотового телефона, и она не знала его номера.
Лишь в среду вечером в их прихожей заиграла мелодия домофона:
– Кто? – схватила женщина трубку.
– Вы Лиза? – раздался в трубке незнакомый мужской голос.
– Да.
– Я от Виктора.
– Что с ним? – а палец непроизвольно нажал на кнопку.
Через минуту в квартиру зашёл мужчина.
– Что с ним? – повторила вопрос Лиза.
– Мы в ночь с субботы на воскресенье выезжали на задержание, – мужчина опустил голову. – Виктора ранили, тяжело. Только сегодня пришёл в себя.
– Где он? – закричала Лиза.
– В областной клинике. Вас туда в ближайшее время не пустят. Успокойтесь! Врач сказал, что всё страшное позади.
Мужчина, подождал пока Лиза немного успокоится. Достал электронную карту и свернутый листок бумаги:
– Мне сегодня разрешили пять минут поговорить с Виктором. Он попросил передать вам эту электронную карту. Сказал, чтобы Дарине купили всё к школе и, чтобы вы себе хороший смартфон купили. На листочке ПИН-код карточки и его номер сотового телефона.
***
Девочка гордо несла букет цветов, за спиной ранец. Рядом мама. Пришли на школьный двор. Она подарила букет учительнице. Та спросила её имя фамилию и что-то написала в журнале.
И только тут Дарина заметила, что все мамы не отрываясь смотрели в их сторону, а её мама постоянно оглядывалась по сторонам, словно кого-то искала.
– Так теперь все идём на линейку, – произнесла учительница. – Никому не баловаться, вы уже не в садике, а в школе.
– Дарина! – радостный голос.
Она оглянулась.
– Дядя Витя! – и бросилась к нему.
– Какая ты красивая! – восторженно произнёс мужчина.
– Можно я у вас, что-то спрошу, только по секрету?
– Да, – тот наклонился к ней.
– Дядя Витя, у всех есть папы, а у меня нет. Можно я буду называть вас папой.
– Конечно, дочка!
– Папа! – произнесла она, глядя на него счастливыми глазами.
А рядом стояла мама и радостно улыбалась.
Из сети

Всегда буду с вами
– Здравствуй, сыночек!
– Здравствуйте! – мальчишка с удивлением посмотрел на женщину. – Тётя, а вы кто?
– Артём, какой ты большой стал! Я твоя мама.
– Тётя, вы глупости говорите. У меня есть мама и папа.
– Они не настоящие, – уверенно произнесла женщина. – Родила тебя я.
– Тётя, я пошёл! Не собираюсь с вами разговаривать.
– Я тебе подарочек купила! – и она достала сотовый телефон.
Мальчишке было уже двенадцать, и телефон у него был, правда, не такой крутой, как этот, лишь скользнув по нему взглядом, он направился домой.
– Артём, куда же ты? – послышался голос сзади, но он даже не повернулся.
***
Возле дома стоял отцовский трактор, а это значило, нужно торопиться к обеду, но сегодня, что-то не торопилось. Мысли о той тётке не давали покоя. Пару раз он уже слышал подобные разговоры, но тогда был маленьким, и не предавал им значения. Сейчас задумался:
– Сыночек, опаздываешь! – восхищённо глядя на него, произнесла мать.
Поставила перед ним тарелку с борщом и сама села за стол.
– Артём, ты что такой задумчивый? – отец внимательно посмотрел на сына.
– Да так.
– Говори уж! Что замолчал?
– Папа, мама, я вам неродной? – всё же решился спросит сын.
Родители испуганно посмотрели на него. У матери на глазах появились слёзы:
– Сыночек, что ты такое говоришь?
– Тебе, кто это сказал? – строго спросил отец.
– Сейчас, какая-то тётенька подошла и сказала, что она меня родила.
– Артём, ты уже большой, – продолжил отец. – Подумай, что от этого зависит? Ты перестанешь маму любить или меня?
– Папа, что ты такое говоришь? Я же ваш сын, и всегда буду вас любить.
– Вот поэтому и не слушай разные сплетни. Ты уже большой парень.
– Всё понял, – сын улыбнулся и быстрее заработал ложкой.
После обеда мать собрала остатки после обеда:
– Артём, иди корми своего Дружка!
Когда сын вышел, мать в сердцах произнесла.
– Валера, вот кто сказал? Кому у нас в посёлке неймётся?
– Сын, произнёс: чужая тётенька, сказала, что она его мама.
– Вот найду я эту тётеньку…
– Галя, сын уже большой. Расскажи, при случае, всё как есть, он поймёт.
***
Сын всё понял и, казалось, история должна закончится, но она приняла совсем уж неожиданный поворот.
Вечером, когда отец уже вернулся с работы и, что-то мастерил с сыном во дворе, к их дому подъехала красивый джип. Из него вылез солидный мужчина:
Хозяин дома тут же вышел к воротам:
– Вам кого?
– Артём Цветаев здесь живёт?
– Да, это мой сын.
– Понимаете, у Артёма есть дедушка…
Валерий взял гостя легонько за плечо:
– Мужик, давай отойдём в сторону!
– Отойдём, если надо.
Когда отошли за угол, отец твердо произнёс:
– Сегодня к моему сыну подошла какая-то женщина и сказала, что она его мать. Теперь подошли вы и говорите про какого-то дедушку. Запомните, кроме меня и моей супруги, больше у Артёма родственников нет!
– Вас, как зовут? – неожиданно спросил гость.
– Валерий.
– Меня – Денис, – представился и гость. – Слушайте, Валерий! Не знаю, что за женщина подходила к Артёму. С этим, разберусь. Что-то здесь нечисто. Я же вот по какому вопросу. Мой шеф, Николай Фёдорович Харитонов, очень богатый человек, но ему уже семьдесят, к тому же он болеет. Главная его черта характера, он строг, но справедлив. Его единственный сын, Геннадий, недавно умер. Это было вполне ожидаемо. Тот много пил, и отец его выгнал из дома, купив квартиру и назначив небольшое содержание. Содержание, небольшое лишь по меркам Николая Фёдоровича, но достаточное, чтобы жить безбедно.
Гость посмотрел на внимательно слушавшего его мужчину и продолжил:
– У Николая Фёдоровича нет наследника. Недавно мы узнали, что его сын Геннадий тринадцать лет назад был официально женат, на некой Жанне Каховской, и у них родился сын. Через год после этого они развелись. Геннадий оставил ей трёхкомнатную квартиру. Жанне, удалось устроить сына в детский дом и продать квартиру. Как уж это ей удалось, одному богу известно.
Вновь взглянув на собеседника, он перешёл к главному:
– Сейчас мы почти уверены, что ваш Артём является тем мальчишкой и наследником Николая Фёдоровича, и господин Харитонов хочет познакомиться со своим внуком.
– Мы не отдадим сына, – твёрдо произнёс отец мальчишки.
– Валерий, никто у вас сына и не отбирает, вы его родители, которые воспитали его. До восемнадцати лет вы будете его законными представителями, а может и Николай Фёдорович эти шесть лет проживёт. Познакомиться с дедушкой внук всё же должен.
– Да-а, – отец мальчишки озадачено почесал голову.
– И ещё, Валерий. У меня недоумение вызывает женщина, которая, по вашим словам, представилась Артёму его матерью. Если это, действительно, Жанна, то сомневаюсь, что через двенадцать лет у неё вдруг проснулось материнское чувство. Давайте обменяемся номерами телефонов. Если она появится, позвоните мне, – он улыбнулся. – А в эту субботу Николай Фёдорович, если будет себя хорошо чувствовать, приедет к вам в гости. Тогда обо всём и поговорим. Вы подготовьте Артёма и свою супругу, но только в общих чертах.
– Хорошо, – кивнул головой Валерий, так окончательно и не придя в себя.
– Папа, ты куда ушёл? – подошёл к ним мальчишка.
– Вот с дядей разговариваем. Уже иду.
Мужчины пожали друг другу руки. Гость, внимательно посмотрев на мальчишку, направился к машине.
***
– Здравствуйте, Николай Фёдорович! – его секретарь зашёл в огромную столовую, где олигарх обедал.
– Здравствуй, Денис! Садись! Наверно, ещё не обедал, – подождав, когда тот сядет, спросил. – Ну, что?
– Видел Артёма, отличный парень! Поговорил с его отцом. У него родители из простых, но люди хорошие, справки о них навёл.
– Всё, едем к ним!
– Я договорился на выходные.
– Да, Денис, купи родителям Артёма подарочки! Только не очень, а то как-то неудобно. Хочу быть им другом. Моему внуку тоже, что-нибудь купи.
– Сделаю. Николай Фёдорович здесь ещё одна проблема. К Артёму приходила женщина, которая утверждала, что он его мама, по-видимому Жанна Каховская, бывшая супруга вашего сына.
– Что ей надо? Как ты говоришь, что она сдала его в детский дом, когда тому и года не было, – олигарх тяжело вздохнул. – Почему я тогда об этом не знал? Так, что ей надо?
– У меня есть подозрение, что она как-то узнала, что вы собираетесь оформить завещание на внука.
– Что-о-о? Подключай нашего адвоката. Пусть поговорит с ней. Сначала по-хорошему.
– Понял.
***
Перед сном Валерий всё же решился поговорить с женой:
– Галя, сегодня, когда ты в магазин ходила, ко мне подошёл мужчина. Он утверждает, что у нашего сына есть дедушка, который его разыскивает.
– Валера, что же это такое, – на глазах супруги появились слёзы. – Они хотят нашего Артёмку забрать.
– Здесь ещё удивительные. Этот дедушка богат, и хочет сделать нашего сына своим наследником.
– Ты что?!
– Вот тебе и что. Он в субботу к нам в гости приедет.
– Завтра уже пятница. Надо, что-то приготовить.
– Надо Артёму, как-то это сказать. Галя, сделай это попроще!
***
Жанна не находила себе места. Проклиная судьбу, за все повороты. Которые случились в её жизни.
Когда ей было восемнадцать встретила сына богача. Тот на пятнадцать лет был старше её, пил сильно. Тогда это мало её интересовало, главное, что он богатый. Вышла замуж.
Всё бы хорошо, вот только свёкор… Не нравилось ему их образ жизни. Выгнал он их из своего особняка. Не так чтобы на улицу, трёхкомнатную квартиру купил в посёлке за двадцать километров от города, сто тысяч каждый месяц на карточку сына переводил, но муж продолжал пить, гулять, денег не хватало. Свёкор совсем перестал с ними общаться, и им приказал на глаза не показываться.
Тогда они решили родить свёкру внука. Это ей казалось очередным легким приключением. Забеременела. Вот только, пока была беременной, муж, совсем про неё забыл, неделями дома не ночевал. Денег оставлял в обрез, лишь на питания. Поняла, что испортила себе жизнь, лишь на седьмом месяце.
Родила. Возле роддома никто не встретил, муж уже с другой жил.
Поплакала и пошла к двоюродной сестре за советом. Та была судьёй по гражданским делам. Быстро поняла, что на этом можно заработать. Договорилась по-хорошему с её супругом. Помогла младшей сестре оформить ребёнка в детский дом, продать квартиру и всю мебель. Жанна поделилась с ней деньгами и исчезла.
***
Прошло почти двенадцать лет. И вот двоюродная сестра позвонила. Велела немедленно приехать для серьёзного разговора.
Жанна приехала, и между ними состоялся, примерно, такой разговор.
– Сестрёнка, слушай внимательно! Твой супруг давно умер. Ты это знаешь?
– Знаю. Таня, а что случилось!
– Я тебе сказала, слушай внимательно! – голос старшей сестры был строг и загадочен. – Здесь возле твоего ребёнка поднялась какая-то суета. Ты помнишь, как его зовут?
– Кажется, Артём.
– Так вот, твой свёкор хочет оформить завещание на него. Представляешь? Что ты молчишь?
– Что я наделала! – невольно воскликнула Жанна.
– Нечего теперь охать. К тому же свёкор всё равно тебя бы без наследства оставил.
– Таня, а можно сейчас, что-то сделать?
– Можно, но ты поделишься со мной наследством, – Татьяна дала сестре подумать и спросила. – Согласна? Денег там на всех хватит.
– Согласна.
– Усыновление можно отменить в двух случаях. Если усыновители ненадлежащее выполняют свои обязанности и… если этого захочет твой сын. Ему уже двенадцать лет исполнилось.
– И что я должна сделать? – тут же спросила Жанна.
– Ты должна с ним подружиться. После смерти твоего свёкра, Артём через месяц-другой должен захотеть вернутся к тебе, и я смогу отменить усыновление.
– А дальше?
– До того, как Артёму исполнится восемнадцать лет, наследством будешь распоряжаться ты, – сестра задумалась и, с загадочной улыбкой на лице, произнесла. – Дальше видно будет.
***
Жанна не могла понять, почему её родной сын не хочет с ней разговаривать:
«Ведь я ему телефон дорогой купила, такого у него точно нет. Что ему могут дать эти колхозники? Надо, что-то придумать. Денег ещё немного осталось. Пойду в магазин».
Вышла из подъезда и направилась в сторону магазинов.
– Здравствуйте, Жанна! – перед ней стоял представительный, модно одетый мужчина.
– Здравствуйте! Но я вас не знаю.
– Это не важно. Я вот по какому вопросу. Зря вы мечтаете, что наследство Николая Фёдоровича Харитонова достанется вам.
– Кто вам об этом сказал? – испуганно произнесла женщина.
– Вот вы уже подтвердили это.
– Кто вы такой?
– Если вы со своей сестрой продолжите занимать этим, вы очутитесь за решёткой, а она лишится своей работы, – мужчина дружелюбно улыбнулся. – Подумайте об этом!
Мужчина слегка поклонился и ушёл. Идти в магазин расхотелось.
***
Судья Свиридова вышла из здания суда и направилась домой. Дорогу ей перегородил пожилой человек с приятной улыбкой.
– Здравствуйте, Татьяна Ивановна!
– Здравствуйте! – быстро порылась у себя в памяти. – Если не ошибаюсь, Яков Семёнович Рейман – адвокат господина Харитонова.
– У вас отличная память, и выглядите вы прекрасно.
– Спасибо!
– Разрешите я вас провожу!
– Провожайте! – она улыбнулась. – Но вы ведь не только за этим ждали меня?
– Татьяна Ивановна, даже не хочется вам настроение портить.
– Да ладно вам, Яков! Мне настроение испортить трудно!
– До меня дошли слухи, что вы с сестрой собираетесь прибрать к рукам наследство Николая Фёдоровича Харитонова. Плохое вы дело затеяли и, главное, бесперспективное.
– Слушай, адвокат, – голос у судьи стал злым. – Это ещё доказать надо, а доказательств, как я понимаю, у вас нет.
– Татьяна Ивановна, вот я и начну собирать эти доказательства. Вам-то в любом случае будет плохо. Найду я доказательства, вас с такой хорошей работы погонят. Не найду, вы наживёте себе врагов и похороните мечту об этом наследстве.
– Зачем ты пришёл?
– С единственной целью, уберечь вас от необдуманных поступков.
– Хорошо, я подумаю.
– Подумайте! Хорошенько подумайте!
Татьяна Ивановна злым взглядом проводила адвоката. И тут на её телефоне заиграла мелодия:
– Таня, – раздался испуганный голос сестры. – Ко мне подходил какой-то мужчина и сказал, что за это наследство нас могут посадить.
– Всё, Жанна, уезжай к себе домой, а про наследство забудь!
***
Вчера Галина отпросилась с работы и весь день наводила порядок и, конечно, думала о завтрашнем госте. Тогда, двенадцать лет назад, ей сказали, что у неё не будет детей. Погоревав, они решили взять ребёнка из детского дома. Так у них появился сын.
Вместе с ним в доме поселилось и счастье. Артём рос умным трудолюбивым мальчишкой. И вот, что-то непонятное закрутилось вокруг их сына.
***
К дому подъехали два автомобиля. Из первого выскочил водитель и помог выйти пожилому господину, из второго вышел Денис, вчерашний гость. Вдвоём они направились к дому, из которого им навстречу вышли хозяева:
– Николай Фёдорович, – первым представился олигарх и протянул руку.
– Валерий.
Мужчины пожали друг другу руки, и тут взгляд олигарха остановился на мальчишке, рука невольно прижалась к левой части груди, перед ним, словно вновь стоял… сын, которого он родил и, которого потерял.
Мальчишка также не открывал взгляда от этого пожилого человека и спросил, как-то по-взрослому:
– Вы мой дедушка?
– Прости меня, Артём, что потерял тебя! – на глазах Николая Федоровича выступили слёзы.
– Не плачь, дедушка! Мы же встретились, – и внук обнял его.
Но пожилой человек не мог остановить слёзы. В последнее время он молил бога, чтобы всевышний простил его за все прегрешения и сейчас почувствовал, что бог услышал молитвы.
Из машины выскочила женщина в белом халате, подбежала:
– Николай Фёдорович, как вы себя чувствуете?
– Хорошо.
– Проходите в дом! – засуетилась хозяйка.
– Здравствуй, Галина! – произнёс олигарх и нежно обнял, словно дочь.
Зашли в дом, следом за ними зашли водители с коробками и пакетами.
– Это подарки вам, – произнёс Николай Фёдорович и, как-то по-простому махнул рукой. – Потом посмотрите. Ладно?
***
В этот день не было никаких серьёзных разговоров о наследстве. Просто разговаривали о жизни, стараясь ближе узнать друг друга. Всё это время за столом находился и Артём. Он понимал, что в его жизни произойдёт крутой поворот и твёрдо решил: чтобы ни произошло, он останется с папой и мамой.
Часа через два к хозяйке подошла женщина в белом халате:
– Галина Анатольевна, нам пора домой. Николай Федорович, хоть и старается выглядеть бодро, но сильно устал.
Денис, что-то шепнул на ухо своему шефу. Тот, как-то виновато, развёл руками:
– Извините, нам пора! Доктор ругается, – и тут же добавил. – Завтра все ко мне в гости, без возражений. Посидим подольше.
***
Простились тепло, и гости уехали.
– Валера, что думаешь? – спросила супруга. – Хороший ведь человек Николай Фёдорович.
– Хороший.
– Он мне дедушкой будет? – серьёзно спросил Артём.
– Если ты захочешь, – Валерий положил руку на плечо сыну. – Всё зависит от тебя.
– Папа, мама, чтобы не случилось, я всегда буду с вами, – Артём чувствовал, в жизни грядут большие изменения.
– Большой ты, сын, и умный.
– Всё! Хватит о серьёзным, – улыбнулась мать. – Идёмте подарки разбирать!
Крутой телефон и электросамокат, на некоторое время отключили Артёма от действительности.
***
На следующий день утром к их дому подъехала машина, одна из тех, которая была вчера. Знакомый водитель поздоровался и произнёс:
– Меня послали за вами. Не торопись, я подожду сколько надо!
***
Огромный дом Николая Федоровича говорил Артёму и его родителям о другом мире, в который они попали, но сам хозяин так дружелюбно разговаривал с ними, словно с равными. О наследстве не было сказано ни слова. Говорили лишь, о чём-то простом и приятном.
У Николая Фёдоровича из родных никого не осталось, и вот появился внук, и внук не должен повторить судьбу сына. Он должен повторить судьбу его самого, исключив из неё все ошибки. Получить отличное образование, вникнуть в управление его предприятиями. В то же время остаться человеком.
Подумал он и о родителях Артёма. Они должны перебраться сюда в город. Занять должное место в его империи. Ведь внук и они стали одним целом, пусть всё так и остаётся. Они хорошие люди.
Ещё Николай Фёдорович твёрдо решил, что проживёт ещё лет десять и обязательно увидит внука взрослым.
***
Артём и его родителе пока не знали, какую судьбу им приготовил старый олигарх. Просто чувствовали, что всё у них будет хорошо!
Рассказы Стрельца

Юной девчонкой Таня в парня влюбилась, не рассмотрев, что он всерьёз пьёт. Первые лет пять, хотя бы стабильно на работу ходил, а потом пошли прогулы, увольнения. Подыщет новую, походит на неё после похмелюги тяжёлой и снова за ворота летит. Знаете, даже сантехников хотят видеть трезвыми да и грузчиков тоже.
Умудрившаяся нарожать троих детей Таня, решилась подать на развод. Муж, уже нигде не работая, начал из дома вещи тащить, ловить “белочку” и мочиться под себя в пьяном сне. Словом, оскотинился. Ладно, хоть агрессивным не стал и выписать его из квартиры Татьяне большого труда не составило.
Помня “сиреневый дурман” первых лет, бывшая жена самолично отвезла бывшего мужа в тот городишко, где он родился и вырос на девичью беду. Родственникам сдала. Кто-то про долю в квартире вякнул, но Татьяна её алиментами объявила, как мы помним, на троих детей. И то – надежды на материальную помощь от пьяницы не было.
Время прошло и старомодная Таня до боли сердечной замуж захотела. Ну и чтоб у её детей отец появился – всё-таки два сыночка и лапочка дочка. Она ведь ещё молодая была, интересная – тридцать пять лет. Попыталась присмотреться к мужикам на хлебопекарном комбинате (там она тестоводом работала), но они в ней видели многодетную мать и не более.
Пригорюнилась Таня и за советом к соседке пошла. С Валей они и раньше общались, а после Татьяниного развода очень сдружились. Валентина, моложе Татьяны и, признаем, красивее, была зла на весь свет – её много подводили и обманывали. В основном, мужики. И замуж ни один не позвал: всякий следующий поскрипит кроватью месяц-другой и по английски уходит.
Но Татьяне Валя благоволила и с ребятками её охотно возилась. Сама она проводницей трудилась. Дома времени проводила немного, но хватало, чтоб подруге советов полный мешок надавать. Говорила:”Ты, Таня, брось о муже мечтать. Я вон свободная, без всяких “прицепов,” а даже плохонького окольцевать не могу. Балованный мужик пошёл, несерьёзный Подыщи любовничка, можно женатого и довольствуйся ворованным праздником жизни.”
Таня морщилась:”Это не праздник, а зажималки тайные. Нет, не хочу.” “Понятно. Не припекло пока. А сходи-ка ты, Таня, на “вечер отдыха кому за…” Я бы тебе составила компанию – не раз была, но мне завтра заступать в недельную смену. Вагонное дело ждёт,”- зевнула Валя и ушла к себе. Татьянка, уложив спать детей – пацанов погодок да дочку – лапочку пяти лет, недоумённо думала:”Если у Вали не случилось ничего путного на этих самых вечерах “за…,” то что мне там делать?”
Но в субботу, утром, ребятню забрали дед с бабушкой, говоря:”У тебя поди дел накопилось – займись!” Дверь за ними захлопнулась, а в Татьянку досада вошла:”Стирка, кастрюли – так и жизнь пройдёт. Права Валя – схожу на танцы с теми, кому “за.” Причёску сделала, накрасилась, как умела, платье нарядное по выходному дню соскучившееся надела и смело пошла в Центр отдыха и досуга.
У стенки ей стоять не пришлось. На первый же медленный танец, пригласил Татьяну мужчина на вид чуть больше сорока. Лысоватый, в очках. “Серьёзный,- подумала Таня.- А что не красавец, даже надёжнее. Валька вернётся, а у меня – жених. То – то удивится!” Танцуют, калякают. Кавалер, Виктором назвавшийся, от Татьяны не отходит. Закруглился вечерок, он говорит:”Давайте довезу вас до дома. Я на колёсах.” Танюша согласилась.
Но только отъехали, Виктор в первые же кусты свернул и давай Танины коленки гладить. Она расплакалась:”Вы что себе позволяете?! Я женщина порядочная. У меня трое детей.” Витёк сдулся:”А чего ж на танцы пришла – людям вечер портить?” Татьянка честно сказала, что разведена, но замуж хочет. Чтоб всё всерьёз.
“Мда,- почесал Виктор лысый лоб. – Тут я тебе не помощник. Давно и прочно женат, а на такие вечера иногда захожу гарь от семейного очага проветрить. Но твоя наивность мне симпатична. Ты вот что, мужа себе на таких танцульках не ищи. На путного не нарвёшься. Муж – это дело случая. Вдруг подвернётся свободный – не спеши сообщать про троих детей. Одного хватит, а двух других из рукава достанешь, когда приручишь да прикормишь. Сумеешь увлечь всерьёз – тогда и ребят твоих примет.”
Податель объявления откликнулся сразу – будто ждал. Голос густой, уверенный. И, едва Таня назвала причину звонка, деликатно сказал: “Деньги не тратьте. Я сейчас перезвоню сам.” И целую неделю они говорили по вечерам, заочно узнавая друг друга. Павел, так он назвался, был из недалёкой по километрам деревни. В городе вахтой работал – асфальтобетонщиком.
Тяжеловато, но и деньги хорошие. За дочку спокоен был – маманя деревенская за ней присматривала. Таня про себя рассказала – про развод и его причину. А про троих детей промолчала, как ни странно, совет Виктора – ветродуя помня. Прошептала в трубку: “Тоже вдвоём с дочкой живём. Вот совпадение какое.” Какая-то подозрительная пауза образовалась, но потом Павел ей свиданье назначил, предварительно поинтересовавшись есть ли ей с кем дочь оставить. Вот какой заботливый!
Очень кстати, поздно вечером в пятницу, Валентина – проводница прикатила. Злая, как чёрт: она всегда такой возвращалась со смен. Но, выслушав про “поруганные коленки” Тани, отошла и посмеялась:
Увидев Павла, Таня поняла, что пропала: высокий, широк плечами, лицо притягательное и улыбка открытая. “Ни за что не упущу!”- решила Татьяна. Гуляли. Чай пили с пироженками в кафе. На прощание Павел поцеловал Тане руку. Подняться не напрашивался, а новое свидание назначил.
Порадовавшись продолжению, Татьяна мухой определила сыновей к деду с бабушкой, торопливо сказав:”Мама, папа, кажется, у меня роман намечается – выручайте. Какое-то время мне посвободнее надо быть. Возьмите на себя старших внуков. И, пожалуйста, не появляйтесь с ними в нашем дворе – так нужно. Я потом всё объясню.” Уверенные в дочке своей, родители возражать не стали.
В первый же свой приход к Татьяне, Павел принёс горшочек с нежным цветком, сказав:”Это вместо букета.” На горшке фломастером было каллиграфически выведено:”СЧАСТЬЕ.” Ах, как сердце у Тани зашлось от намёка на большое, светлое будущее с Павлом! Вскоре свидания отошли. Мужчина на время вахты стал жить у Татьяны да и не во всякие выходные дни уезжал в деревню.
Она переживала:”А дочка, как же – ведь скучает!” Павел отводил глаза: “Погоди, ещё надоест. Она у меня много болтать любит, не хуже твоей Натуси.” Да, дочка Наташка в некотором напряжении Татьяну держала. Пять лет, большая. Нет-нет да и начнёт про братьев рассказывать. Татьяна, конечно, бралась привирать:”Это она про подружкиных братиков рассказывает. Скучно ей одной расти.”
И, странно, Паша очень подхватывал такие разговоры – про большую семью, чтоб детей за столом было много. Мол, две дочки – это маловато, хорошо бы ещё парочку. “Это он вызнаёт, готова ли я общих детей нарожать,”- полагала Таня. И мысленно отвечала:”Нет, дорогой. Нам имеющихся четверых – доча твоя, моя разнополая ребятня, за глаза хватит. Только бы ты не сдрейфил, сокол мой. Как бы тебе про мальчишек сказать?”
А Валентина, ночью, в своей одинокой постели, вела счёт, наманикюренные пальчики загибая: “Я моложе Таньки. Интереснее. Она черновик, детьми и бывшим мужем исписанный, а я – чистый лист. Любовники не считаются. Всё одно – сколько она на вранье протянет? А если навсегда от пацанов откажется?! Нет, на это она не пойдёт. А Павел такой куче детей и обману вряд ли обрадуется. Нужно его перетянуть в свою сторону и открыть глаза. Разозлится, может даже расстроится, а я поддержу, обласкаю. Скажу:”Не майся. Забери дочку от мамы и переезжай ко мне. Я вас уже обоих люблю.”
Не врала – любила. И выбери Павел её, поведи под венец – вся злость и обиды Валентину бы в миг покинули. Вины перед Таней она не чувствовала: женские любовные войны не ведают жалости. И придумалась Валей не то, чтобы пакость, но хитрая такая затея. Она два года деньги откладывала, размышляя куда их лучше пристроить: мебель столетнюю заменить или в дальние заграничные края отдохнуть слетать?
Татьяна померкла:”Ну есть же “мужья на час” или сборщики специальные. Тут же неопытному человеку на месяц работы, а учитывая, что он только по выходным свободен – ещё дольше! Признаю: ты с Наташкой сидела, пока я к нему на свидания бегала. К родителям дочку не отводила, чтоб сыновей не дразнить. Они и так спрашивают почему сестрёнка со мной, а они нет. Давай оплачу сборку мебели. ”
И тут же, глядя на усмехающуюся Валентину, сообразила:” Да ты разлучить меня с Пашей хочешь? Рокировку задумала?”
А Валентина ей нагло так отвечает:”Ты громкость-то сбавь. Я могла бы ваш шаткий союз в щепки разнести, открыв твою ложь, но я нашу дружбу помню. Деликатно испытаю Павла на прочность. Устоит – вернётся к тебе. Я больше через порог не переступлю, и насчёт сыновей – хоть дальше молчи, хоть рассказывай. Переметнётся – значит судьба я, а ты – случайность.”
И вдруг, словно надломившись, из себя вытолкнула:”Влюбилась я в Павла, Татьяна. Куда не пойду, на кого не взгляну – всюду он. Ты, что же надеешься, что узнав твой секрет, он пустит слезу и скажет:”Вот и славно, где двое – там и четверо?” Да его мать деревенская костьми ляжет, а не примет твою ораву! А я моложе тебя, красивее и без всякого обременения Дочку Павла приму всей душой…”
Нанизывая слова друг на друга, говорила ужасно обидное: “Он может примерялся, где в городе закрепиться – ну, бабу с квартирой искал. Дал объявление. Первой откликнулась ты, но ведь могла быть и я. Вот и проверим. Соглашайся пока я язык за зубами держу. На подумать у тебя сегодняшний вечер. А завтра, в субботу, жду Пашу. Не придёт до обеда – пеняй на себя. И скажу, что мать ты дерьмовая – пацаны с ранних лет у деда с бабкой растут. Посмотрим, решится ли он тебе единственную дочку доверить!” И была такова.
Павел с работы поздно пришёл. Усталый. Наташка уснула, его не дождавшись. Прикипела девчонка к чужому дядьке и сынки Танины наверняка бы его полюбили. Но не судьба видно. Татьяна без привычной улыбки, ужин накрыла. Павел забеспокоился:”Нездорова, Танюша?” “Валя мебель купила и тебя требует, чтоб собрал.”
Паша удивился:”Прямо требует? На каком основании?” “Она с Наташкой меня выручала.” “Давай деньгами отблагодарим. Сколько хороший специалист по сборке мебели стоит?” Таня вздохнула:”Я предлагала. Валя призналась, что любит тебя. Ей видится, что мы случайно сошлись. На моём месте она могла быть. Вот и хочет тебя испытать.”
Павел рассердился:”Как ты могла в такие обсужденья удариться – это же наше, личное. Чуть ли не на торги меня выставили, не спросив!” “Она кое-что знает, Панечка. Про меня..” – замямлила Таня. И, устав юлить, сообщила окрепшим голосом:
“У меня не только дочка, а ещё двое детей. Мальчик … и мальчик. Погодки. Они временно у дедушки с бабушкой. Недалеко, на соседней улице. Боялась напугать многодетностью. У тебя, деревенского, дочка одна, а я вот – нарожала, давно мужа не любя. Просто аборт за грех считала.”
“Моему старшему сыну сейчас бы исполнилось семнадцать лет. Не доглядела мама моя – упал с крыльца. Ударился головёнкой и отлетела душа. Едва годик ему сровнялся. Горе-беда в дом вошли. Ныне покойная жена, Люда, сказала: “Буду рожать столько детей, сколько бог даст.”И мы с ней о предохранении больше не думали. Первые года, должно быть от стресса, пустая ходила. Потом радость – одна дочка, через два года вторая. Им теперь четырнадцать и двенадцать лет,”- голос Павла хрипло звучал и лица на нём не было.
“Панечка, передохни,” – шепнула Таня, ещё не анализируя смысл тяжёлого откровения. Но Павел продолжил:
” За третьим ребёнком пошла уже нездоровая – почечной недостаточностью маялась. Врачи на аборт толкали, а Люда упёрлась: “Рожу!” Да только пацанчик без крика явился. Не откачали. А вместе с ней молодица рожала. Да через пару часов сбежала из роддома неизвестно куда. Её по скорой привезли, без документов. На тумбочке записку – отказ от новорожденной дочки оставила. Вот так, не в один день, конечно, появилась моя младшая – теперь шестилетка. А Люда после её рождения один год прожила и к сыну ушла.”
Сидя в ночной темноте напротив друга друга Татьяна и Павел не приметили, как их ладони сошлись. “Что ж ты -то скрывал, сокол мой?” – шепнула Таня. “Пока по телефону романились, думал при встрече сказать, чтоб глаза твои видеть. Всё ж дети – им хорошая мамка нужна. А глянул на тебя – красивую, городскую и … промолчал. Обманывал себя, что хочу поближе узнать твой характер, как к ребятишкам относишься. А сам боялся спугнуть.” “Вот и я так же, Пашенька. Друг дружку простим или как?”
P.S. Конечно, Павел и Таня простили друг друга. Расписались. Таниных мальчишек вернули домой, а из детей Павла только младшенькую забрали. Старшие девчонки упёрлись:”Мы в деревне привыкли жить!” Со временем, Татьяна решилась в дом матери Павла переехать. Её квартиру, по выражению Павла “заколотили.” А дом у свекрови был просторный и для жизни удобный. Вот теперь вам понятно, каких детей они не делили на “твоих” и “моих.”
Лина#Sвами Эффект попутчика

— Ты веришь в чудеса, Мария? — Фёдор тяжело опустился на ступеньку крыльца, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. — В то, что небо вдруг решит услышать наши молитвы?

— Я верю в труд и упорство, — ответила Мария, осторожно касаясь его плеча. Но внезапно её взгляд застыл на дальнем конце пыльной деревенской улицы. — Гляди-ка…

Июльский полдень будто растворял воздух над землёй. Деревня замерла под гнётом безжалостного солнца, словно все живые существа попрятались от жары.

В дрожащей дымке марева два маленьких силуэта медленно приближались к их дому. Фёдор прищурился, закрывая глаза ладонью от слепящего света. Это были дети. Два мальчика, державшиеся за руки, еле передвигались по раскалённой дороге, спотыкаясь, как измученные долгим путешествием путники.

— Чьи это? — Фёдор поднялся, нахмурившись. — Никогда не видел их здесь.

Мария уже спешила вниз по ступенькам, чувствуя, как внутри что-то дрогнуло — тонкая струна, натянутая годами тоски по собственным детям, которые так и не появились в их жизни.

Мальчишки замерли, увидев взрослых. Они были одинаково худыми, с одинаково растерянными глазами. Только один чуть выше, а второй прижимал к груди потрёпанную тряпичную игрушку, словно она была единственной связью с прошлым.

— Вы чьи, ребятишки? Заблудились? — Мария присела, чтобы оказаться на уровне их глаз.

Тот, что повыше, молчал, глядя куда-то мимо неё, сквозь неё. Второй приоткрыл рот, но вместо слов вырвался лишь невнятный звук. Его взгляд метался, как у загнанного зверька, ища выход из ловушки.

— Они особенные, — тихо шепнул Фёдор, становясь рядом. — Смотри, как они смотрят.

Одежда детей была грязной, местами порванной. На щеке одного засохла царапина. Они казались брошенными щенятами, которых кто-то выставил на произвол судьбы.

— Пить хотите? — мягко спросила Мария.

Мальчик с игрушкой кивнул и вдруг улыбнулся — неожиданно ярко, словно солнечный луч пробился сквозь тёмные тучи. Мария взяла его за руку. Ладошка была горячей и сухой, как песок на солнце.

— Идём в дом, там прохладно.

Фёдор нахмурился ещё больше, но промолчал, пропуская жену с детьми вперёд. В доме пахло свежим хлебом и укропом. Мальчики втянули воздух, и тот, что держал игрушку, снова улыбнулся.

— Петя, — вдруг произнёс он, указывая на себя.

— А ты? — Мария повернулась ко второму мальчику.

— Ваня, — ответил он тихо, почти шёпотом, будто боясь, что голос может разбиться о тишину.

Фёдор переглянулся с женой. Что-то было не так в этих детях — взгляд не такой, голос странный, движения неуверенные, словно они двигались через толщу воды.

За столом дети жадно пили квас, проливая на подбородки. Мария отрезала ломти свежего хлеба, намазала маслом. Они ели медленно, неловко держа куски в руках, будто не привыкли к человеческой еде.

— Откуда вы? Где ваши родители? — спросил Фёдор, когда дети немного насытились.

Петя замотал головой, а Ваня уставился в стол, будто искал ответы в деревянных узорах.

— Не знаем, — наконец сказал Петя. — Нас привезли.

— Кто привёз?

— Дядя, — ответил Ваня. — Сказал ждать здесь.

Мария прижала руку к груди. Сердце сжалось от догадки — их просто бросили. Оставили в чужой деревне, где никто не знает, чьи они. Рядом с их домом.

— Давно вы здесь? — спросила она мягко.

— Солнце два раза, — Петя показал пальцем в окно.

— Два дня? — ахнула Мария. — А где вы ночевали?

— Там, — указал Ваня куда-то в сторону старого сарая.

Фёдор тяжело вздохнул, отвернувшись к окну. Мозолистые пальцы сжались в кулак. Мария видела, как напряглись его плечи.

— Нужно в сельсовет сообщить, — сказал он. — Надо искать, кто их привёз и бросил.

Мария подсела ближе к детям. Их глаза — одинаково карие, с золотистыми искорками — смотрели доверчиво и испуганно одновременно.

— Вы останетесь у нас, пока мы не найдём ваших родных, — сказала она. — Не бойтесь.

Вечером, когда дети уснули в старой светёлке, Фёдор и Мария сидели на крыльце. Звёзды высыпали на тёмное небо, сверкая, как крошки сахара.

— Что будем делать? — спросил Фёдор. — Они ведь не просто так здесь оказались. Кто-то же их специально к нашему дому привёл.

— Значит, знал, что не прогоним, — Мария смотрела на звёзды. — Может, это и есть то чудо, о котором ты спрашивал утром?

Фёдор промолчал, но его рука нашла её ладонь и крепко сжала.

Время текло, как вода в речке за домом — без остановок, то бурля на перекатах, то замедляясь на плёсах. Мальчики прижились.

Сельсовет сначала грозил забрать их в интернат, но старый друг Фёдора, работавший в районном центре, помог оформить опекунство.

— Будто кто-то там, наверху, услышал нас, — сказала как-то Мария, наблюдая, как Петя и Ваня кормят кур во дворе. — Столько лет ждали, а теперь вон как обернулось.

Петя рос тихим, задумчивым. Часами мог смотреть на облака или разговаривать с цветами в палисаднике. Учиться ему давалось трудно — буквы путались, цифры ускользали из памяти. Но он помнил каждую мелодию, которую слышал хоть раз, и мог насвистеть её в точности.

Ваня был крепче телом, но и его особенности проявлялись во всём. Он не понимал шуток, всё воспринимал буквально. Для него мир был простым: белое — это белое, чёрное — это чёрное, и между ними не существовало серого.

Зато с животными Ваня находил общий язык мгновенно. Даже одичавший бык, которого все пастухи боялись как огня, становился послушным, стоило Ване подойти к нему и начать чесать лоб. Бык словно замирал, прикрывая глаза от удовольствия, а его угрюмый взгляд превращался в почти человеческое выражение благодарности.

Фёдор взялся учить мальчишек хозяйству. Сначала он просто брал их с собой на огород, терпеливо показывая, как держать тяпку, как отличить всходы от сорняков. Затем доверил им кормить скотину, помогать с сенокосом. Каждый вечер, сидя рядом с Мариею на крыльце, он говорил:

— Не как у всех, но наши. Понимаешь? Наши.

Деревенские поначалу сторонились странных мальчишек. Дети дразнили их, взрослые шептались за спиной, обсуждая их необычное поведение. Но со временем угловатость Петра и Вани перестала резать глаз. К их особенностям привыкли, как привыкают к родинке на лице соседа — сначала замечаешь только её, потом она становится частью образа, и ты перестаёшь её замечать.

Когда Фёдору пришла в голову идея расширить хозяйство и купить заброшенные земли на окраине деревни, многие качали головами и крутили пальцем у виска.

— Куда тебе с твоими-то помощниками? — говорили они. — Они ж ни гвоздя ровно не забьют.

Но Фёдор лишь щурился, глядя вдаль, будто видел там что-то, недоступное другим. Его уверенность казалась непоколебимой.

К пятнадцати годам, которые мальчики провели в доме Фёдора и Марии, на месте брошенных полей уже колосилась пшеница, а в новых коровниках мычали племенные бурёнки. Хозяйство росло, словно на дрожжах. Фёдор нанимал работников, строил новые постройки, расширял владения.

Петя и Ваня, теперь уже двадцатилетние парни, помогали каждый по-своему. Ваня нашёл себя в работе с животными. Он мог часами находиться в коровнике, разговаривая с каждой бурёнкой, словно они были старыми друзьями. Он знал характер каждой коровы, угадывал, когда та заболеет, ещё до явных признаков недомогания.

— Они мне всемговорят, — объяснял он Марии, когда та удивлялась его чутью.

Петя стал незаменимым на пасеке, которую завели по совету агронома. Пчёлы никогда не жалили его. Он мог сидеть возле улья без сетки, наблюдая за их слаженной работой.

— Они поют мне, мама, — рассказывал он вечерами. — У каждой пчелы свой голос, своя песня.

Мария лишь улыбалась, не пытаясь понять. Она научилась принимать их такими, какие они есть, и это принятие стало для неё источником внутреннего покоя.

Но время шло, и здоровье Пети начало вызывать беспокойство. Сначала это были просто мигрени — он зажмуривался, сжимал виски ладонями и раскачивался, пока боль не отступала. Потом добавились приступы слабости, когда он не мог подняться с постели.

— К хорошему доктору надо, — настаивал Фёдор, когда Петя в очередной раз слёг.

Обследование в областной больнице показало то, чего все боялись, но не осмеливались произнести вслух: болезнь была серьёзной, тяжёлой, из тех, что не отступают.

— Сколько ему? — спросил молодой врач, не поднимая глаз от карты.

— Тридцать, — ответила Мария, чувствуя, как немеют губы.

— С такой болезнью и двадцать — уже чудо, — врач впервые посмотрел ей в глаза. — Мы сделаем всё возможное.

Ваня плохо понимал, что происходит. Он видел, что брат слабеет, что мама плачет по ночам, что отец стал молчаливее обычного. Но связать всё это воедино он не мог.

— Петя скоро встанет? — спрашивал он каждое утро. — Мы обещали ему показать новых телят.

И Мария кивала, сглатывая комок в горле.

Фёдор уходил на рассвете в поле и возвращался затемно. Работа помогала ему не думать. Только у Петиной кровати он позволял себе замереть, глядя на осунувшееся лицо сына, на заострившиеся скулы, на тонкие пальцы, перебирающие край одеяла.

— Не бойся, сынок, — шептал он, когда думал, что никто не слышит. — Мы справимся.

Осенний день выдался на удивление ясным. Солнце пробивалось сквозь шторы в больничной палате, рисуя на белой стене узоры из света и теней.

Мария сидела возле кровати Пети, держа его исхудавшую руку в своих ладонях. За четыре месяца, проведённых здесь, она выучила каждый звук больницы: скрип колёс каталки в коридоре, приглушённые голоса медсестёр за дверью, мерное гудение приборов, отсчитывающих сердцебиение её сына.

В руке Пети — выцветшая тряпичная игрушка, та самая, с которой он пришёл к их дому двадцать пять лет назад. Он не расставался с ней все эти годы, а теперь она лежала рядом, как верный страж.

Глаза Пети открылись — прозрачные, словно лесное озеро на рассвете. Раньше они были карими, полными жизни. Болезнь высосала цвет, оставив только светлую оболочку.

— Мама, — голос его шелестел, как осенние листья, кружащиеся в холодном ветре. — Ты помнишь наших пчёл?

— Конечно, милый, — Мария провела рукой по его волосам — редким, тусклым, совсем не таким, как прежде. — Они скучают по тебе.

— А я по ним, — уголки его губ дрогнули в слабой улыбке, словно он пытался удержать что-то светлое, но ускользающее. — Знаешь, они пели мне песни. Всегда разные. Иногда грустные, иногда весёлые.

Мария кивнула, не в силах сдержать слёзы. Они катились по её щекам, падая на больничное одеяло, оставляя тёмные пятна, как метки печали, которые невозможно стереть.

— Не плачь, — Петя слабо сжал её пальцы, будто хотел передать ей частичку своей силы. — Я был счастлив. У меня была ты. И папа. И Ваня.

В коридоре послышались тяжёлые шаги — это пришёл Фёдор. Каждый день после работы он приносил с собой запах полей, скошенной травы, дождя — запах жизни, которой так не хватало в стерильной больничной тишине.

— Как наш богатырь? — Фёдор старался говорить бодро, но голос предательски дрожал, выдавая его волнение. Он осторожно присел на край кровати, боясь потревожить сына резким движением.

— Папа рассказывал сегодня про новый трактор, — вдруг произнёс Петя. — Красный. С большими колёсами.

Фёдор замер. Он ничего не говорил о тракторе. Мария вопросительно взглянула на мужа, но тот лишь слегка качнул головой, словно сам не понимал, откуда сын мог это знать.

— Да, сынок, — после паузы ответил Фёдор, поглаживая Петину руку своей огрубевшей ладонью. — Самый современный. Весной доставят.

Той ночью Петя ушёл. Тихо, словно на цыпочках, будто боялся разбудить родителей. Мария почувствовала это мгновенно, проснувшись от внезапной тишины. Даже приборы замолчали, словно в знак уважения к тому, кто всегда был их светлым ангелом.

День похорон был таким же ясным, как тот, когда они нашли мальчиков у своего крыльца. Будто время сделало петлю, вернувшись к началу, но забрав половину того, что принесло. Небо было безоблачным, а воздух — прозрачным, словно само мироздание решило почтить уход Пети.

Ваня не плакал. Он стоял, глядя на брата, сжимая в руке ту самую тряпичную игрушку. Его губы беззвучно шевелились — он разговаривал с Петей так, как делал это всегда, когда остальные не слышали.

После этого Фёдор словно постарел на десять лет. Спина согнулась, в волосах прибавилось седины. Но каждое утро он поднимался до рассвета и шёл работать. Ферма стала его спасением — там, среди мычания коров и блеяния овец, можно было не думать о пустоте, поселившейся в доме.

Мария держалась ради Вани. Он нуждался в ней сейчас больше, чем когда-либо. Без брата он был как половинка целого, потерявшая своё отражение.

— Петя ушёл к пчёлам, — сказал Ваня однажды за завтраком, намазывая хлеб маслом. — Он теперь помогает им делать мёд.

Мария вздрогнула, но нашла в себе силы улыбнуться.

— Да, сынок. Наверное, так и есть.

Время медленно затягивало раны. Не исцеляло — просто позволяло дышать, не чувствуя острой боли с каждым вдохом. Ваня взрослел, менялся. В свои сорок он оставался особенным — наивным, чистым душой, но в его глазах появилась новая глубина, которой не было раньше.

Ферма процветала. Фёдор расширил производство, построил перерабатывающий цех, наладил поставки в город. И это в 60 лет. Ваня стал его правой рукой — неутомимым, внимательным ко всему живому.

С годами у них сложился свой ритуал — когда закатное солнце начинало тонуть в далёких полях, они выходили на крыльцо.

Фёдор привычно опускался на свой старый табурет, Мария устраивалась на перилах, а Ваня — на ступеньках, ближе к земле. Небо разливалось акварелью — сначала золото, потом медь, потом терпкий гранатовый сок.

В такие моменты слова приходили сами, простые и честные. О новом молодняке, о сломавшемся комбайне, о меде первого отжима.

А когда наступала пауза, имя Пети звучало между ними — не больно, а словно тихий колокольчик из прошлого.

В один из таких вечеров, когда воздух пах скошенной травой и спелой вишней, Мария вышла на крыльцо и замерла.

Ваня сидел, подавшись вперёд, будто пытался разглядеть что-то за пределами хлебного моря, колыхавшегося до самого горизонта. Профиль его — с чуть вздёрнутым носом и упрямой линией подбородка — так напоминал Петю, что сердце пропустило удар.

— Что там видишь такого, а? — она подошла, легонько тронула его за плечо, присела рядом, подобрав подол сарафана.

Ваня повернулся к ней. Морщинки лучиками разбегались от уголков его глаз, когда он улыбался. В его волосах уже серебрилась седина, но взгляд остался таким же ясным, каким был в детстве.

— О том, как хорошо, что вы нас нашли, — ответил он просто. — Петя тоже так думает.

Мария обняла его за плечи. За все эти годы, что Ваня был с ними, она так и не перестала удивляться его словам, его особенному взгляду на мир.

Фёдор вышел следом, опираясь на трость. Спина уже не разгибалась до конца, а суставы ныли к перемене погоды, но взгляд его остался прежним — цепким, внимательным, с той искрой, что заставляла соседей говорить: «Федька опять что-то затеял».

— Благодать-то какая, — он оперся о перила, вдыхая пряный вечерний воздух. — В такие минуты кажется, что всё правильно сделал.

Мария окинула взглядом их владения — от яблоневого сада справа до серебристой кромки пруда слева, где сейчас лениво брели коровы, оставляя в воде рябь.

Их мир. Из ничего выстроенный, политый потом, а порой и слезами. Жизнь, подарившая им двух сыновей, пусть и на разный срок.

— Знаешь, Федя, — произнесла она тихо, — я теперь точно верю в чудеса.

— В какие же? — он присел рядом с ней, морщась от боли в коленях.

— В те, что приходят босиком по пыльной дороге и остаются навсегда, — она взяла его за руку. — В те, что учат нас любить вопреки всему.

Ваня вдруг поднял голову и посмотрел вдаль, словно увидел что-то.

— Петя машет нам, — сказал он с улыбкой. — Видите?

Фёдор и Мария переглянулись. В глазах друг друга они нашли ответ: они видели. Не глазами — сердцем.

Там, где хранятся самые драгоценные воспоминания. Там, где всегда будут жить оба их сына — один рядом с ними, второй — в их любви, которая не знает ни времени, ни расстояний, ни даже границ между жизнью и смертью.

— Ты веришь в чудеса, Мария? — Фёдор тяжело опустился на ступеньку крыльца, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. — В то, что небо вдруг решит услышать наши молитвы?

— Я верю в труд и упорство, — ответила Мария, осторожно касаясь его плеча. Но внезапно её взгляд застыл на дальнем конце пыльной деревенской улицы. — Гляди-ка…

Июльский полдень будто растворял воздух над землёй. Деревня замерла под гнётом безжалостного солнца, словно все живые существа попрятались от жары.

В дрожащей дымке марева два маленьких силуэта медленно приближались к их дому. Фёдор прищурился, закрывая глаза ладонью от слепящего света. Это были дети. Два мальчика, державшиеся за руки, еле передвигались по раскалённой дороге, спотыкаясь, как измученные долгим путешествием путники.

— Чьи это? — Фёдор поднялся, нахмурившись. — Никогда не видел их здесь.

Мария уже спешила вниз по ступенькам, чувствуя, как внутри что-то дрогнуло — тонкая струна, натянутая годами тоски по собственным детям, которые так и не появились в их жизни.

Мальчишки замерли, увидев взрослых. Они были одинаково худыми, с одинаково растерянными глазами. Только один чуть выше, а второй прижимал к груди потрёпанную тряпичную игрушку, словно она была единственной связью с прошлым.

— Вы чьи, ребятишки? Заблудились? — Мария присела, чтобы оказаться на уровне их глаз.

Тот, что повыше, молчал, глядя куда-то мимо неё, сквозь неё. Второй приоткрыл рот, но вместо слов вырвался лишь невнятный звук. Его взгляд метался, как у загнанного зверька, ища выход из ловушки.

— Они особенные, — тихо шепнул Фёдор, становясь рядом. — Смотри, как они смотрят.

Одежда детей была грязной, местами порванной. На щеке одного засохла царапина. Они казались брошенными щенятами, которых кто-то выставил на произвол судьбы.

— Пить хотите? — мягко спросила Мария.

Мальчик с игрушкой кивнул и вдруг улыбнулся — неожиданно ярко, словно солнечный луч пробился сквозь тёмные тучи. Мария взяла его за руку. Ладошка была горячей и сухой, как песок на солнце.

— Идём в дом, там прохладно.

Фёдор нахмурился ещё больше, но промолчал, пропуская жену с детьми вперёд. В доме пахло свежим хлебом и укропом. Мальчики втянули воздух, и тот, что держал игрушку, снова улыбнулся.

— Петя, — вдруг произнёс он, указывая на себя.

— А ты? — Мария повернулась ко второму мальчику.

— Ваня, — ответил он тихо, почти шёпотом, будто боясь, что голос может разбиться о тишину.

Фёдор переглянулся с женой. Что-то было не так в этих детях — взгляд не такой, голос странный, движения неуверенные, словно они двигались через толщу воды.

За столом дети жадно пили квас, проливая на подбородки. Мария отрезала ломти свежего хлеба, намазала маслом. Они ели медленно, неловко держа куски в руках, будто не привыкли к человеческой еде.

— Откуда вы? Где ваши родители? — спросил Фёдор, когда дети немного насытились.

Петя замотал головой, а Ваня уставился в стол, будто искал ответы в деревянных узорах.

— Не знаем, — наконец сказал Петя. — Нас привезли.

— Кто привёз?

— Дядя, — ответил Ваня. — Сказал ждать здесь.

Мария прижала руку к груди. Сердце сжалось от догадки — их просто бросили. Оставили в чужой деревне, где никто не знает, чьи они. Рядом с их домом.

— Давно вы здесь? — спросила она мягко.

— Солнце два раза, — Петя показал пальцем в окно.

— Два дня? — ахнула Мария. — А где вы ночевали?

— Там, — указал Ваня куда-то в сторону старого сарая.

Фёдор тяжело вздохнул, отвернувшись к окну. Мозолистые пальцы сжались в кулак. Мария видела, как напряглись его плечи.

— Нужно в сельсовет сообщить, — сказал он. — Надо искать, кто их привёз и бросил.

Мария подсела ближе к детям. Их глаза — одинаково карие, с золотистыми искорками — смотрели доверчиво и испуганно одновременно.

— Вы останетесь у нас, пока мы не найдём ваших родных, — сказала она. — Не бойтесь.

Вечером, когда дети уснули в старой светёлке, Фёдор и Мария сидели на крыльце. Звёзды высыпали на тёмное небо, сверкая, как крошки сахара.

— Что будем делать? — спросил Фёдор. — Они ведь не просто так здесь оказались. Кто-то же их специально к нашему дому привёл.

— Значит, знал, что не прогоним, — Мария смотрела на звёзды. — Может, это и есть то чудо, о котором ты спрашивал утром?

Фёдор промолчал, но его рука нашла её ладонь и крепко сжала.

Время текло, как вода в речке за домом — без остановок, то бурля на перекатах, то замедляясь на плёсах. Мальчики прижились.

Сельсовет сначала грозил забрать их в интернат, но старый друг Фёдора, работавший в районном центре, помог оформить опекунство.

— Будто кто-то там, наверху, услышал нас, — сказала как-то Мария, наблюдая, как Петя и Ваня кормят кур во дворе. — Столько лет ждали, а теперь вон как обернулось.

Петя рос тихим, задумчивым. Часами мог смотреть на облака или разговаривать с цветами в палисаднике. Учиться ему давалось трудно — буквы путались, цифры ускользали из памяти. Но он помнил каждую мелодию, которую слышал хоть раз, и мог насвистеть её в точности.

Ваня был крепче телом, но и его особенности проявлялись во всём. Он не понимал шуток, всё воспринимал буквально. Для него мир был простым: белое — это белое, чёрное — это чёрное, и между ними не существовало серого.

Зато с животными Ваня находил общий язык мгновенно. Даже одичавший бык, которого все пастухи боялись как огня, становился послушным, стоило Ване подойти к нему и начать чесать лоб. Бык словно замирал, прикрывая глаза от удовольствия, а его угрюмый взгляд превращался в почти человеческое выражение благодарности.

Фёдор взялся учить мальчишек хозяйству. Сначала он просто брал их с собой на огород, терпеливо показывая, как держать тяпку, как отличить всходы от сорняков. Затем доверил им кормить скотину, помогать с сенокосом. Каждый вечер, сидя рядом с Мариею на крыльце, он говорил:

— Не как у всех, но наши. Понимаешь? Наши.

Деревенские поначалу сторонились странных мальчишек. Дети дразнили их, взрослые шептались за спиной, обсуждая их необычное поведение. Но со временем угловатость Петра и Вани перестала резать глаз. К их особенностям привыкли, как привыкают к родинке на лице соседа — сначала замечаешь только её, потом она становится частью образа, и ты перестаёшь её замечать.

Когда Фёдору пришла в голову идея расширить хозяйство и купить заброшенные земли на окраине деревни, многие качали головами и крутили пальцем у виска.

— Куда тебе с твоими-то помощниками? — говорили они. — Они ж ни гвоздя ровно не забьют.

Но Фёдор лишь щурился, глядя вдаль, будто видел там что-то, недоступное другим. Его уверенность казалась непоколебимой.

К пятнадцати годам, которые мальчики провели в доме Фёдора и Марии, на месте брошенных полей уже колосилась пшеница, а в новых коровниках мычали племенные бурёнки. Хозяйство росло, словно на дрожжах. Фёдор нанимал работников, строил новые постройки, расширял владения.

Петя и Ваня, теперь уже двадцатилетние парни, помогали каждый по-своему. Ваня нашёл себя в работе с животными. Он мог часами находиться в коровнике, разговаривая с каждой бурёнкой, словно они были старыми друзьями. Он знал характер каждой коровы, угадывал, когда та заболеет, ещё до явных признаков недомогания.

— Они мне всемговорят, — объяснял он Марии, когда та удивлялась его чутью.

Петя стал незаменимым на пасеке, которую завели по совету агронома. Пчёлы никогда не жалили его. Он мог сидеть возле улья без сетки, наблюдая за их слаженной работой.

— Они поют мне, мама, — рассказывал он вечерами. — У каждой пчелы свой голос, своя песня.

Мария лишь улыбалась, не пытаясь понять. Она научилась принимать их такими, какие они есть, и это принятие стало для неё источником внутреннего покоя.

Но время шло, и здоровье Пети начало вызывать беспокойство. Сначала это были просто мигрени — он зажмуривался, сжимал виски ладонями и раскачивался, пока боль не отступала. Потом добавились приступы слабости, когда он не мог подняться с постели.

— К хорошему доктору надо, — настаивал Фёдор, когда Петя в очередной раз слёг.

Обследование в областной больнице показало то, чего все боялись, но не осмеливались произнести вслух: болезнь была серьёзной, тяжёлой, из тех, что не отступают.

— Сколько ему? — спросил молодой врач, не поднимая глаз от карты.

— Тридцать, — ответила Мария, чувствуя, как немеют губы.

— С такой болезнью и двадцать — уже чудо, — врач впервые посмотрел ей в глаза. — Мы сделаем всё возможное.

Ваня плохо понимал, что происходит. Он видел, что брат слабеет, что мама плачет по ночам, что отец стал молчаливее обычного. Но связать всё это воедино он не мог.

— Петя скоро встанет? — спрашивал он каждое утро. — Мы обещали ему показать новых телят.

И Мария кивала, сглатывая комок в горле.

Фёдор уходил на рассвете в поле и возвращался затемно. Работа помогала ему не думать. Только у Петиной кровати он позволял себе замереть, глядя на осунувшееся лицо сына, на заострившиеся скулы, на тонкие пальцы, перебирающие край одеяла.

— Не бойся, сынок, — шептал он, когда думал, что никто не слышит. — Мы справимся.

Осенний день выдался на удивление ясным. Солнце пробивалось сквозь шторы в больничной палате, рисуя на белой стене узоры из света и теней.

Мария сидела возле кровати Пети, держа его исхудавшую руку в своих ладонях. За четыре месяца, проведённых здесь, она выучила каждый звук больницы: скрип колёс каталки в коридоре, приглушённые голоса медсестёр за дверью, мерное гудение приборов, отсчитывающих сердцебиение её сына.

В руке Пети — выцветшая тряпичная игрушка, та самая, с которой он пришёл к их дому двадцать пять лет назад. Он не расставался с ней все эти годы, а теперь она лежала рядом, как верный страж.

Глаза Пети открылись — прозрачные, словно лесное озеро на рассвете. Раньше они были карими, полными жизни. Болезнь высосала цвет, оставив только светлую оболочку.

— Мама, — голос его шелестел, как осенние листья, кружащиеся в холодном ветре. — Ты помнишь наших пчёл?

— Конечно, милый, — Мария провела рукой по его волосам — редким, тусклым, совсем не таким, как прежде. — Они скучают по тебе.

— А я по ним, — уголки его губ дрогнули в слабой улыбке, словно он пытался удержать что-то светлое, но ускользающее. — Знаешь, они пели мне песни. Всегда разные. Иногда грустные, иногда весёлые.

Мария кивнула, не в силах сдержать слёзы. Они катились по её щекам, падая на больничное одеяло, оставляя тёмные пятна, как метки печали, которые невозможно стереть.

— Не плачь, — Петя слабо сжал её пальцы, будто хотел передать ей частичку своей силы. — Я был счастлив. У меня была ты. И папа. И Ваня.

В коридоре послышались тяжёлые шаги — это пришёл Фёдор. Каждый день после работы он приносил с собой запах полей, скошенной травы, дождя — запах жизни, которой так не хватало в стерильной больничной тишине.

— Как наш богатырь? — Фёдор старался говорить бодро, но голос предательски дрожал, выдавая его волнение. Он осторожно присел на край кровати, боясь потревожить сына резким движением.

— Папа рассказывал сегодня про новый трактор, — вдруг произнёс Петя. — Красный. С большими колёсами.

Фёдор замер. Он ничего не говорил о тракторе. Мария вопросительно взглянула на мужа, но тот лишь слегка качнул головой, словно сам не понимал, откуда сын мог это знать.

— Да, сынок, — после паузы ответил Фёдор, поглаживая Петину руку своей огрубевшей ладонью. — Самый современный. Весной доставят.

Той ночью Петя ушёл. Тихо, словно на цыпочках, будто боялся разбудить родителей. Мария почувствовала это мгновенно, проснувшись от внезапной тишины. Даже приборы замолчали, словно в знак уважения к тому, кто всегда был их светлым ангелом.

День похорон был таким же ясным, как тот, когда они нашли мальчиков у своего крыльца. Будто время сделало петлю, вернувшись к началу, но забрав половину того, что принесло. Небо было безоблачным, а воздух — прозрачным, словно само мироздание решило почтить уход Пети.

Ваня не плакал. Он стоял, глядя на брата, сжимая в руке ту самую тряпичную игрушку. Его губы беззвучно шевелились — он разговаривал с Петей так, как делал это всегда, когда остальные не слышали.

После этого Фёдор словно постарел на десять лет. Спина согнулась, в волосах прибавилось седины. Но каждое утро он поднимался до рассвета и шёл работать. Ферма стала его спасением — там, среди мычания коров и блеяния овец, можно было не думать о пустоте, поселившейся в доме.

Мария держалась ради Вани. Он нуждался в ней сейчас больше, чем когда-либо. Без брата он был как половинка целого, потерявшая своё отражение.

— Петя ушёл к пчёлам, — сказал Ваня однажды за завтраком, намазывая хлеб маслом. — Он теперь помогает им делать мёд.

Мария вздрогнула, но нашла в себе силы улыбнуться.

— Да, сынок. Наверное, так и есть.

Время медленно затягивало раны. Не исцеляло — просто позволяло дышать, не чувствуя острой боли с каждым вдохом. Ваня взрослел, менялся. В свои сорок он оставался особенным — наивным, чистым душой, но в его глазах появилась новая глубина, которой не было раньше.

Ферма процветала. Фёдор расширил производство, построил перерабатывающий цех, наладил поставки в город. И это в 60 лет. Ваня стал его правой рукой — неутомимым, внимательным ко всему живому.

С годами у них сложился свой ритуал — когда закатное солнце начинало тонуть в далёких полях, они выходили на крыльцо.

Фёдор привычно опускался на свой старый табурет, Мария устраивалась на перилах, а Ваня — на ступеньках, ближе к земле. Небо разливалось акварелью — сначала золото, потом медь, потом терпкий гранатовый сок.

В такие моменты слова приходили сами, простые и честные. О новом молодняке, о сломавшемся комбайне, о меде первого отжима.

А когда наступала пауза, имя Пети звучало между ними — не больно, а словно тихий колокольчик из прошлого.

В один из таких вечеров, когда воздух пах скошенной травой и спелой вишней, Мария вышла на крыльцо и замерла.

Ваня сидел, подавшись вперёд, будто пытался разглядеть что-то за пределами хлебного моря, колыхавшегося до самого горизонта. Профиль его — с чуть вздёрнутым носом и упрямой линией подбородка — так напоминал Петю, что сердце пропустило удар.

— Что там видишь такого, а? — она подошла, легонько тронула его за плечо, присела рядом, подобрав подол сарафана.

Ваня повернулся к ней. Морщинки лучиками разбегались от уголков его глаз, когда он улыбался. В его волосах уже серебрилась седина, но взгляд остался таким же ясным, каким был в детстве.

— О том, как хорошо, что вы нас нашли, — ответил он просто. — Петя тоже так думает.

Мария обняла его за плечи. За все эти годы, что Ваня был с ними, она так и не перестала удивляться его словам, его особенному взгляду на мир.

Фёдор вышел следом, опираясь на трость. Спина уже не разгибалась до конца, а суставы ныли к перемене погоды, но взгляд его остался прежним — цепким, внимательным, с той искрой, что заставляла соседей говорить: «Федька опять что-то затеял».

— Благодать-то какая, — он оперся о перила, вдыхая пряный вечерний воздух. — В такие минуты кажется, что всё правильно сделал.

Мария окинула взглядом их владения — от яблоневого сада справа до серебристой кромки пруда слева, где сейчас лениво брели коровы, оставляя в воде рябь.

Их мир. Из ничего выстроенный, политый потом, а порой и слезами. Жизнь, подарившая им двух сыновей, пусть и на разный срок.

— Знаешь, Федя, — произнесла она тихо, — я теперь точно верю в чудеса.

— В какие же? — он присел рядом с ней, морщась от боли в коленях.

— В те, что приходят босиком по пыльной дороге и остаются навсегда, — она взяла его за руку. — В те, что учат нас любить вопреки всему.

Ваня вдруг поднял голову и посмотрел вдаль, словно увидел что-то.

— Петя машет нам, — сказал он с улыбкой. — Видите?

Фёдор и Мария переглянулись. В глазах друг друга они нашли ответ: они видели. Не глазами — сердцем.

Там, где хранятся самые драгоценные воспоминания. Там, где всегда будут жить оба их сына — один рядом с ними, второй — в их любви, которая не знает ни времени, ни расстояний, ни даже границ между жизнью и смертью.

Марина смотрела на Виктора Сергеевича, и её сердце наполнилось знакомым чувством горечи. Её отношение к этому человеку осталось неизменным — холодным и пронизанным осознанием его истинной сущности. Когда-то, в прошлой жизни, она была наставником этого тогда ещё начинающего врача. Уже тогда было очевидно, что из него выйдет посредственный специалист, но он даже не пытался исправиться. Его равнодушие к профессии вызывало у Марины раздражение, и она не стеснялась высказывать своё мнение. Нагоняи, которые она устраивала, никогда не были беспочвенными — всегда за дело. А теперь, взгляните: он разжирел, как старый мешок с картошкой. Живот едва помещался за столом, а лицо выражало самодовольство человека, который добился своего лишь благодаря связям и времени, а не таланту.

— Марина Андреевна, — начал он, откидываясь на спинку кресла, словно король на троне. — Давайте без лишних разговоров, мы ведь взрослые люди. Я бы никогда не взял вас на работу, но всё-таки возьму. Знаете почему? Чтобы потешить своё эго.

Его слова резанули слух, но Марина лишь печально усмехнулась. Она знала, что он прав, но не собиралась показывать свою боль.

— Совершенно верно. Вы всегда были женщиной умной, — парировала она, сохраняя спокойствие.

— Более того, врачом, разумеется, вас никто не возьмёт. Скорее всего, и медсестрой устроиться не сумеете. А вот должность санитарки могу предложить хоть сегодня, — Виктор расплылся в неприятной улыбке, демонстрируя все свои жёлтые зубы.

— Ну, ничего другого я, в общем-то, и не ожидала, — ответила Марина, внутренне сжимаясь от унижения.

— А как вы думали? С вашим послужным списком вы и за это должны сказать спасибо.

— Спасибо. Когда приступать?

— Найдите старшую медсестру, она вам всё объяснит. Всего доброго, Марина Андреевна.

Марина постаралась выйти из кабинета с ровной походкой, хотя внутри всё кипело. Её действительно никуда не брали. Ни по специальности, ни на какую другую работу. А всё потому, что за плечами было семь лет тюрьмы. Семь долгих лет за то, что она убила своего мужа.

История была банальной, неприглядной и давно решённой. Марина любила свою работу. Она отдавала ей много времени, а мужу это не нравилось. Ему хотелось, чтобы всё внимание уделялось только ему. Сначала он обижал её словами, потом за каждое опоздание с работы начал избивать, с каждым разом всё сильнее. Постепенно Марина превратилась в дёрганую истеричку, которая боялась собственного дома.

Однажды, когда муж слишком разошёлся, она схватила первое, что попалось под руку, и ударила его со всей силы по голове. Это была сковорода. Хорошая, тяжёлая, чугунная. Марина всегда любила качественную посуду.

Никто, включая её адвоката, не поверил, что в её семье творилось такое. Муж был уважаемым человеком, помогал приютам для животных, а вот о ней в последнее время сложилось совсем иное мнение. О том, что муж её бьёт, Марина никому не рассказывала. Было слишком стыдно. А вот её нервные срывы на работе не остались незамеченными.

В общем, отсидела от звонка до звонка. Вышла — жить негде. Родственники мужа их квартиру, естественно, забрали. Спасибо, тётка приютила, но сразу предупредила, что долго жить с кем-то не сможет.

— Я не смогу долго жить с кем-то, потому что всю жизнь прожила одна. Пойми, Мариночка, я хорошо к тебе отношусь, но не привыкла я к соседям. У меня вот здесь это лежит, вот там — то. Чуть сдвинешь, не заметишь, а мне уже не по себе. Мы только ругаться будем. И не потому, что есть из-за чего, а потому что обе так жить не сможем.

Марина понимала, что тётя абсолютно права. И даже была благодарна ей за откровенность. Пообещала непременно что-нибудь придумать. Ей нужна была работа. Пока хоть какая-нибудь, чтобы не сидеть у тётки на шее. А дальше она будет искать и обязательно что-нибудь найдёт.

Из тех, кто раньше работал в этой больнице, почти никого не осталось. Как рассказала ей по секрету баба Зина, которая работала тут санитаркой уже тридцать лет и за это время стала просто «бабой Зиной», из-за этого самодура и казнокрада все разбежались.

Марина улыбнулась: — Баба Зина, что-то вы его уж слишком сурово. Мне кажется, просто немного глупый и самовлюблённый.

— Ничего не сурово. Вот поработаешь тут, сама узнаешь. Господи боже мой, что ж на свете делается? Врачей не хватает, а хорошего доктора — в санитарки. Ужас, что творится!

Баба Зина подхватила своё ведро и пошла мыть полы, не забывая причитать и временами креститься.

Марина Андреевна отработала всего неделю, но уже понимала, насколько баба Зина права. В больнице царил полный бардак. Люди сами приносили лекарства своим родственникам-пациентам. Пациенты ложились в стационар со своим постельным бельём. О том, что подавали в столовой под видом еды, даже упоминать не хотелось.

Марина не понимала одного: так везде сейчас или только у них? Как-то разговорилась с одним из докторов. Тот устало махнул рукой: — Сейчас повсюду не сахар, а у нас — самый пик.

— А почему, Павел Иванович? Чем отличаемся? Когда я здесь работала, такого беспредела не было.

— А потому, Мариночка Андреевна, воровать нужно, когда есть из чего. А когда брать не из чего, но хочется, то вот это всё и получается.

— Да уж, а вы не первый, кто в этой больнице говорит про воровство. И почему все молчат?

— Вы что, предлагаете обойти начальство, написать заявление? Так это глупо. Ни у кого никаких доказательств нет, а бардак нынче везде. Не удивлюсь, если наверху даже не помнят, что и когда выделяли.

Марина узнала, что теперь, оказывается, у больниц есть спонсоры, которые выделяют деньги на различные нужды. А ещё узнала, что один из таких спонсоров сейчас лежит здесь же, в самой роскошной палате. Готовят ему отдельно. У него персональная медсестра. В общем, всё, чтобы он не догадался, что в остальной больнице всё очень плохо.

Хотя, как говорили девушки-медсёстры, ему уже всё равно, что тут происходит, потому что он умирал. Врачи боролись, меняли одно лекарство на другое, но лучше не становилось.

Как сказала баба Зина: «Жалко его, хороший мужик. Гонял нашего Виктора почём зря, а теперь, видишь, и сам лежит».

Марина спросила: — Если у него много денег, почему он не поедет лечиться за границу?

— А он, Мариночка Андреевна, будто рукой на себя махнул. Ничего ему не хочется, ничего не интересно. И не старый ведь. Точно не знаю сколько, но пятидесяти точно нет.

Вечером после отбоя Марина решила сходить посмотреть на этого миллионера. Ей было очень любопытно. Интересно взглянуть не на умирающего человека, а совсем на другое.

Дело в том, что ещё в институте они с ребятами думали над лекарством именно от этой болезни. Постепенно размышляющие и экспериментирующие отсеялись. И к тому времени, когда все уже самостоятельно работали, этой интересной темой занималась только Марина.

Конечно, в одиночку продвинуть исследование до испытаний она не могла, но всё равно периодически возвращалась к нему. Там не было ничего сверхъестественного. Просто очень точно рассчитывались пропорции разных препаратов, образуя такую гремучую смесь на грани, которая воздействовала именно в том направлении, в каком было нужно. Но ни на ком не проводились испытания, поэтому о побочных эффектах никто ничего сказать не мог.

— Можно? — тихо спросила Марина, приоткрыв дверь палаты. Её голос был едва слышен, но в нём угадывались нотки напряжения.

Мужчина повернул голову, его взгляд был тяжёлым, но не лишённым интереса:
— Да.

Марина вошла, осторожно присела на край стула и внимательно посмотрела на лицо пациента. Всё совпадало. Каждый симптом, каждая деталь — как в тех учебниках, которые они когда-то углублённо изучали.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она, стараясь скрыть волнение.

Он усмехнулся, окидывая её внимательным взглядом:
— А вы как думаете? Вы ведь не врач?

— Ну, сейчас — нет, — ответила Марина, внутренне готовясь к следующему вопросу.

— Это как? — мужчина поднял бровь, явно заинтригованный.

Марина улыбнулась, хотя её сердце колотилось от предчувствия:
— Наверное, я расскажу вам свою историю, чтобы вы не подумали про меня ещё хуже, чем есть.

В глазах мужчины мелькнул интерес:
— Ну, любопытно.

За двадцать минут Марина рассказала всё — от своего ареста до работы санитаркой в этой больнице. Говорить так много за последние десять лет ей не приходилось, и язык словно шуршал во рту, выдавая слова быстрее, чем она успевала их обдумывать.

Когда она замолчала, мужчина глубоко выдохнул:
— Да уж, история достойна пера писателя. И как вам работается под началом Виктора Сергеевича?

— А вы как думаете? — парировала она, стараясь сохранять спокойствие.

Он вздохнул:
— По-хорошему, гнать его отсюда поганой метлой. Но… Пусть этим занимаются другие.

— А почему не вы? Вы же видите, что тут творится, — осторожно спросила Марина.

— То, что я вижу, меня вполне устраивает. И всё же хотелось бы знать — вы ведь не просто так ко мне пришли? На начальство пожаловаться?

— Да нет, что вы. Не жаловаться. Даже не знаю, как объяснить, но в общем…

Марина не говорила так много за последние годы. Она даже устала, чувствуя, как язык становится ватным. Мужчина кивнул на тумбочку:
— Там водичка есть. Вообще очень интересно. Сколько там мне ваши эскулапы отводят? Месяц?

— Ну, примерно так, — она опустила глаза, чувствуя, как щеки краснеют. — Простите.

— Да перестаньте, я же взрослый человек. Пожить, конечно, хочется. А через сколько я умру, если и ваше лекарство не поможет?

— Не знаю. Оно может не помочь, но убить не должно. Мы все так думали и думаем.

— А я ведь ничего не теряю. Совсем ничего. Зато у меня появляется маленький, малюсенький шансик. Сколько времени его нужно принимать?

— Всего три раза, с интервалом в неделю.

— Я согласен. Что нужно? Деньги?

Марина покраснела:
— Нужно купить препараты. Они не очень дорогие, но, как вы понимаете, сейчас у меня просто нет средств.

— Дайте мне телефон, — он дрожащей рукой потянулся к экрану.

Через десять минут телефон Марины пиликнул. Александр, так звали миллионера, перевёл деньги, и она попрощалась:
— Тогда я до завтра?

— Да, я снова в ночную смену.

Вечером Марину ждала делегация в кабинете Виктора Сергеевича. Он не дал ей даже слова сказать:
— Ну вот о чём ты только думала? Я тебя на работу из жалости взял, а ты…

— Эх, я дурак наивный. Как же можно верить человеку, который только что освободился? Я еле уговорил наших спонсоров, чтобы тебя снова за решётку не упекли. Благодари, что люди добрые. Это ж надо — красть лекарства, на которые нам спонсоры деньги выделяют, и продавать потом! Вы же больных без лечения оставили. Немедленно вон из больницы! По статье вас уволю.

Он вытолкал её из кабинета, не дав произнести ни слова. Слёзы застилали глаза. Марина бросилась к своей подсобке, но остановилась. Александр ждёт. А вдруг ему поможет? Тогда он наведёт порядок.

Она влетела в палату, вытащила из кармана свёрток:
— У нас всего несколько минут.

— Погодите, что случилось? Вы плакали?

— Долго рассказывать. Ваши товарищи-спонсоры взяли нашего Виктора за горло, наверное, кто-то пожаловался. Ну и он быстренько всё спихнул на меня. Я же сидела. Мол, лекарства воровала и продавала. Всё из больницы вынесла.

Александр округлил глаза:
— Да это же бред! Один человек не может вынести и продать столько!

— У нас совсем нет времени. Если меня здесь увидят, то просто вышвырнут в окно. Давайте руку. Не бойтесь. Главное — ничего не бойтесь.

Она медленно вводила лекарство, молясь, чтобы им никто не помешал.

— Первое время должно немного тошнить, но через пару часов станет лучше. Запомните мой адрес: Луговая, 27. Ровно через неделю нужно делать следующий укол.

Марина выскочила из палаты как раз вовремя. Она только закрыла дверь в каморку, как из-за угла появилась целая делегация во главе с Виктором. Они направлялись к палате Александра.

Надолго там не задержались. Александру было плохо. Выйдя, Виктор с нескрываемой скорбью произнёс:
— Совсем недолго осталось нашему любимому пациенту.

Утром Виктор Сергеевич первым делом вернулся в палату:
— Нужно всё подготовить. Анализы взять. Смерть скоро придёт, так что надо документально подготовиться, чтобы к нему никаких вопросов.

Он вошёл в палату и замер. Александр Григорьевич сидел на кровати и пил чай. Уже месяц, если не больше, он не садился.

— Здравствуйте, Виктор Сергеевич.

— З-здравствуйте, — Виктор потёр глаза.

— Ну, не стоит так нервничать. Вы не могли бы прислать какую-нибудь санитарку, а лучше санитара? Очень хочется принять хотя бы душ, а самому мне пока никак.

Виктор молча кивнул и выскочил за дверь.

Марина ходила из угла в угол. Сегодня ровно неделя, как она сделала укол Александру. А если не приедет, что тогда? А вдруг он адрес забыл?

Тётка не выдержала:
— Маринка, сядь, не мельтеши. Ты же сама говорила, мужчина серьёзный, бизнесмен. Если забыл адрес, найти его сможет, в больницу вернётся. Так что сиди и жди. И молись. Вдруг всё хуже стало? Вот тогда тебя лет на двадцать посадят. Зачем ты вообще в это ввязалась?

Тётка только успела договорить, как прямо у дома остановилась машина. Из-за руля выскочил мужчина, открыл пассажирскую дверь и помог кому-то выйти.

— Это он! Тётя, это он! Сам ходит!

Тётка улыбнулась. Хоть и старалась она казаться серьёзной, чтобы Маринка не думала у неё остаться, но всё чаще ловила себя на мысли, что одной жить не так уж хорошо, как с племянницей. И обед приготовлен, и всё чисто, и обнимают, и поговорят, и выслушают.

— Вижу. Молодец ты. Умница.

После второго укола Александр задержался у них на несколько часов. Пили чай, разговаривали. На третий укол приехал с утра, да до вечера и просидел. Рассказал, как выгнали Виктора, как в больнице всё перестраивается.

Вечером, уходя, спросил:
— Марина, а можно вас пригласить в ресторан?

— Вы ничего не забыли? Я же сидела!

Александр улыбнулся:
— А я в детстве у одноклассников обеды из портфелей воровал.

Марина удивлённо посмотрела на него, а потом рассмеялась:
— Ну, в таком случае, конечно, да.

А тётушка, услышав это, отвесила поклон в кулак:
— Спасибо. Хорошая Маринка девка. Заслуживает счастья.

Без вины виноватый
Стараясь не смотреть в тревожные понимающие глаза друга, он крепко обнял пса на прощанье. – Жора! Сидеть! Ждать! И осиротевший пёс послушно сидел, глядя на уазик, увозивший его хозяина, хотя душа рвалась вслед за ним.
Бригада шабашников приехала в село ранней весной строить колхозу новую ферму по договорённости с председателем. С ними приехал пёс Жора со своим хозяином Русланом.
Хорошим каменщиком был Руслан, хоть и молодым, а работящим, непьющим трудягой, на которого всегда можно положиться. Вот и разрешил земляку бригадир Михалыч взять с собой большого лохматого пса, к тому же, серьёзного охранника.
Деньги за работу получали большие, а это соблазн для лихих людей. Опять же несли полную ответственность за стройматериалы, а с такой собакой всегда надёжнее в чужом месте – она за версту вора учует и спуску не даст.
Работали весь световой день, почти без выходных, благо стройматериалы подвозили вовремя. Жора верно нёс свою службу, особенно по ночам, не сомкнув глаз, он без конца делал обход территории.
С приходом осени ферма была полностью готова и успешно сдана хозяйственному, знавшему толк в своём деле председателю. Бригадир, получив полный расчёт в колхозной кассе, выдал каждому заработанные деньги.
Руслану причиталось меньше, чем остальным.
– Это как же так вышло, Михалыч? От работы я, кажется, не бегал, работал поболее твоего племянника, который неделю проболел с животом, а получил вдруг меньше всех.
– А что ты хотел, Руслан? Твой пёс ел за троих на наши общие деньги, между прочим. А кто его обязан был кормить? Никто! Твой Жора, вот с тебя и вычли! Вся бригада так решила, не я один.
– Так он же вас всех охранял. Вы же спали как сурки, махом бы без стройматериалов остались и платили за них. А то не знаете. Давай мне полный расчёт!
– А ты на меня не ори! А не то… – бригадир замахнулся на взбунтовавшегося рабочего, который годился ему в сыновья, своим огромным кулачищем.
Жора, в сторонке внимательно наблюдавшей за беседой, счёл этот жест нападением. Большой тяжёлый пёс подскочил к бригадиру, схватил за рукав куртки и мигом опрокинул на пол.
Только сапоги в воздухе мелькнули, и рукав обидчика болтался в зубах защитника, грозно стоящего над поверженным. Руслан не на шутку испугался. Он оттащил Жору и посадил на цепь от греха подальше. Пусть остынет.
– Ах ты так?! Девай своего бешеного кобеля куда хочешь, а назад я его не повезу! Выходную куртку испортил и самого чуть не порвал, гадёныш! И тебя бы не повёз, молокосос, если бы твоей матери больной не пообещал, что присмотрю. Всем спать! Завтра в сельмаге продуктов в дорогу купим и выезжаем!
Спорить с обозлённым Михалычем никто не стал – себе дороже. Стало очень тихо, только обиженный Жора сопел, вздыхая, и тихонечко поскуливал.
Все давно уже спали, а Руслан не мог, сон не шел к нему. Он думал о своей собаке. Как же можно бросить такого преданного и умного пса. Остаться и добираться с Жорой и думать нечего, слишком далеко и опасно ехать с большими деньгами, да и кто его посадит на поезд с такой собакой.
Ничего, Михалыч просто вспылил, а завтра всё нормально будет, успокаивал он сам себя, но сердце отчего-то ныло. Под утро Жора вдруг завыл долго и протяжно.
Чтобы дать выспаться людям, хозяин отвязал его, приласкал и уложил рядом с собой на соломенный тюфяк. Пёс затих, вздрагивая, крепко прижавшись к своему любимому человеку, который завтра должен его покинуть…
Как ни упрашивал Руслан утром бригадира, тот был неумолим и даже не захотел разговаривать.
– Я тебе уже всё сказал, и точка!
Он поехал на своём уазике “буханке” в сельмаг. Руслан попросился с ним и скупил почти весь хлеб и печенье, получился целый мешок. Продавщица смотрела на него с нескрываемым любопытством.
Приехав назад, к бывшему старому складу, где они жили, он стал обустраивать Жору.
– Потерпи, я скоро приеду за тобой. Вот тебе еда и мой матрас. Ты должен меня дождаться!
Руслан старался не смотреть в тревожные глаза друга, который всё понимал. Он крепко обнял пса на прощанье.
– Жора! Сидеть! Ждать!
И осиротевший пёс послушно сидел, глядя на уазик, увозивший его хозяина, приказавшего ждать, хотя душа рвалась вслед за ним.
Вскоре селяне узнали, что в бывшем складе живёт большой пёс, брошенный строителями. Он вроде бы никому не мешал, но его боялись. Ребятишкам наказали даже близко не подходить.
Изредка по ночам оттуда доносился утробный вой тоскующего Жоры, дружно подхватываемый его собратьями-невольниками, сидевшими на цепях во дворах. Так потихоньку тянулось время, пока у одного скандального горластого селянина с такой же склочной женой не пропала на выпасе овца.
Не найдя нигде своё свободолюбивое животное, они всё же нашли виновного.
– Ну точно её этот зверюга слопал! Шабашники бросили, а есть ему что-то надо, он же как телок здоровенный! Ой, люди, да что же это делается-то?! Скоро всю скотину перережет почище волка!
Мужики порешили Жору истребить и отправились к складу с двумя ружьями…
*****
Молодую учительницу начальных классов Варвару Александровну направили работать в сельскую школу. Симпатичная горожанка понятия не имела о жизни в селе. Всё здесь было настолько непривычным, словно она попала в другое измерение.
С большим трудом она меняла свои привычки. Учительница отказалась от высоких каблуков ввиду отсутствия тротуаров, от нарядных платьев и изящных сумочек, чтобы не прослыть щеголихой среди местных женщин, ревниво следящих за её гардеробом.
И всё равно, какую бы одежду и обувь не надевала молодая женщина, она отличалась от селянок. Её поселили в небольшом добротном доме с тёплой русской печью, пообещав молодому специалисту в будущем году, когда сдадут кирпичные двухэтажки, выделить однокомнатную благоустроенную квартиру.
А пока Варвара Александровна жила просто, как все: дрова в дровнике, колонка с водой недалеко от дома – не заскучаешь.
Вернувшись с работы, она решила протопить печь и пошла за дровами. Было ещё светло. В дровнике Варя заметила алые пятна, ведущие в дальний угол. Там лежала большая собака с густой светлой шерстью, выпачканной кровью.
Пёс, тяжело дыша, смотрел на неё широко открытыми глазами. Учительница слышала, как кричали пробегающие дети о брошенной собаке, в которую стреляли взрослые из-за съеденной овцы. От страха и волнения у неё замерло сердце.
– Ты ведь меня не съешь, правда?
На улице шумели люди. Набрав дров, Варя закрыла дровник на замок. Красный след привёл “охотников” к её калитке. Она ждала этого и смело вышла навстречу.
– Варвара Александровна, собака у тебя? – спросил хозяин овцы.
– У меня.
– Отдай её нам, она пакостничает, скотину режет.
– А почему вы так уверены, что это она?
– Больше некому. Мы тебя уважаем, но и ты народ уважь, отдай!
– Послушайте, товарищи, я учу ваших детей не только грамоте, но и добру, милосердию ко всему живому. А какой вы пример сейчас подаёте своим детям? Собаку на растерзание я вам не отдам. Немедленно уходите!
– Отдай добром подранка, Варвара Александровна! – наступали мужики.
Задыхаясь и оскальзываясь на мокрой земле, бежал приехавший из района высокий, грузный, местный участковый.
– Вы что творите? Что здесь устроили?
Хозяин пропавшей овцы начал объяснять ему в чём дело. Милиционер вырвал ружья у опешивших мужиков:
– Конфискую! А ну, марш все по домам, а не то живо всех в каталажку упрячу, а кому здесь места не хватит – в район свезу! Завтра к 8-00 всем явиться ко мне и чтоб без фокусов! Вы меня знаете!
– А ты будешь народ баламутить со своей склочницей, а не за скотиной своей получше следить, обоих упеку куда Макар телят не гонял за самогоноварение! Факт был, у меня всё запротоколировано и свидетели имеются. Последнее моё вам предупреждение! Ясно? – грозно обратился он к хозяину овцы.
– Ясно, понял. – промямлил заводила.
– Не тревожься, Варвара Александровна, теперь и близко не подойдут. Вот они у меня где! – участковый продемонстрировал свой крепко сжатый богатырский кулак.
Дома девушка затопила печку, а когда стемнело пошла за псом. Придерживаемый ею за широкий ошейник, он кое-как зашёл в сени и рухнул. В дом она затаскивала раненого на домотканом половике.
Пёс стойко терпел, пока она выстригала шерсть, промывала и обрабатывала рану на задней лапе. Пуля, к счастью, прошла навылет, не задев кость. Он жадно выпил большой ковш воды и лежал мешком на старом одеяле. Бедный пёс, думала Варя, загнали, как дикого зверя ни за что.
Она купила у соседей пару куриц и домашней тушёнки из бычка. В магазине взяла перловки и варила раненому вкусные каши. Жора вёл себя очень интеллигентно, стараясь как можно меньше доставлять хлопот своей доброй спасительнице.
– Да ты, оказывается, вовсе не злой и не страшный, мой пёс! – смеялась Варя, гладя своего большого лохматого друга.
Пожилая соседка сообщила Варе новость – нашлась блудливая овца, наделавшая столько шума. Вдоволь нагулявшись, она сама заявилась домой.
В школе дети рассказали ей про Жору. Так она узнала имя славного пса, похожего чем-то на небольшого белого полярного медведя. Было ясно, что пса бросили и он стал бездомным бродягой.
Пусть живёт у меня, а иначе пропадёт, решила преподавательница. Прошло две недели, потом ещё неделя. Рана на лапе почти зажила. Варя привязалась к большому умному псу, который встречал её с работы, прыгая от радости так, что, казалось, трясутся не только половицы, но и весь небольшой дом.
Пасмурным субботним утром у её дома остановился старенький зелёный “Москвич”. Из него вышел молодой статный мужчина со спортивной сумкой.
У Вари оборвалось сердце от нехорошего предчувствия – это за её собакой.
– Добрый день! Варвара Александровна это вы? Меня зовут Руслан. Мне сказали, что у вас живёт мой пёс Жора, я его ищу.
Охваченный буйной радостью, Жора прыгал вокруг хозяина так, что в полке, пронзительно звеня, подпрыгивала посуда. С трудом успокоив пса, Руслан шептал ему на ухо:
“Ты прости меня, брат, прости за всё. Поехали домой.”
Пёс слушал и растерянно, как ребёнок, оглядывался на Варю.
– А вы смелая, Варя. Как только не испугались такой большой собаки? – спросил Руслан, глядя, как Жора улёгся у ног этой хрупкой милой девушки с русой косой.
– Я и сама не знаю. Некогда было об этом думать. Вы его теперь увезёте?
– Я в гостинице номер забронировал, договорился, что с собакой буду. Завтра отдохну и в понедельник поедем домой.
В райцентр они поехали вместе. Заглянув к родителям, Варя поспешила к своим новым друзьям. Все вместе гуляли по осеннему городу и было так хорошо, словно они знали друг друга много лет и встретились после долгой разлуки.
Воскресным вечером Руслан отвёз Варю в село. Жора важно восседал сзади и изредка тыкался большим влажным носом в щёку девушке.
Прощаясь, Варя не смогла сдержать слёз. А потом полетели добрые тёплые письма из далёкого южного региона, возвращаясь скорыми ответами скучающих друг по другу людей.
Когда стало пригревать тёплое солнышко и потекли первые ручьи, приехал, как договорились, Руслан с младшим братом, старшеклассником Сашей, и главным виновником их знакомства, переросшего в глубокие чувства, Жорой.
Это было, пожалуй, единственным в жизни доброго великана, в чём он был виноват. Свадьбу сыграли в родном городе Вари. Она уехала вместе со своей новой семьёй в далёкий южный городок, где их с нетерпением ждала мать мужа.
Глядя на счастливую морду Жоры, можно было ничуть не сомневаться, что он доволен происходящим больше всех.
Большой белый, лохматый пёс Жора жил у них много лет. Он был самой лучшей нянькой и охранником для детей Вари и Руслана.
Автор НАТАЛИЯ С.